Извещаю своих читателей, что завершил очередной этап работы с первоисточниками и продвинулся еще на три главы, которые по мере наличия свободного времени будут предложены Вашему вниманию.

Кроме того по результатам работы в архивах мною внесены существенные добавления в тезис I.I.5. (http://www.bulgakov.ru/ipb/index.php?showtopic=158&st=0&start=0). После изучения Правды, Известий, Труда, Огонька и Литературной газеты за 1936 год, выяснилось, что Барков как обычно бессовестно передернул факты, а точнее заменил их своими измышлениями.

Глава X. О календарях и Пасхах

«Что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует»
М. А. Булгаков[1]

Пространные рассуждения Баркова о календарях и Пасхах на первый взгляд могут произвести впечатление глубокого научного исследования, на самом же деле, как будет показано ниже, и здесь наш горе-исследователь путается все в тех же трех соснах.


Видимо слабое зрение не позволило Баркову рассмотреть аккуратно указанную Соколовым, как и полагается в любом научном, а не дилетантском исследовании ссылку на М. О. Чудакову[2]. А может быть, Барков просто не рискнул напасть на признанного мэтра булгаковедения? Как бы то ни было, но пусть даже сентенции Чудаковой и не обоснованы в достаточной степени, но пока другого детального исследования уничтоженных черновых редакций у нас нет. В своем исследовании Б. Соколов опирался на изначально параллельное развитие сюжета древних и новых глав в романе и на приведенный Чудаковой отрывок, из которого ясно, что в первой редакции это параллельное сопоставление событий относится к 6-му июня[3]. Подробно мы разберем данный эпизод чуть ниже (см. тезис II.X.3).

Поскольку в ранних редакциях действие московских глав происходило в основном в июне, то вполне возможно, что в июне же происходило и действие в Ершалаиме. Установить истину сейчас уже видимо невозможно, поскольку текст автором уничтожен. Тем не менее отход Булгакова от евангельской традиции не вызывает сомнения. От того то и ломаются с таким пылом религиозные копья вокруг романа, что евангельского Христа в нем и в помине нет. Об этом-то и пишет Б. Соколов[4]: «Булгаков <…> стремился очистить Евангелия от недостоверных, по его мнению, событий» и «пытался очистить первичные данные Евангелий от позднейших мифологических наслоений». От редакции к редакции снимал Булгаков с Иешуа ореол божественности, проявляя в нем человека. Поэтому он убрал из романа все чудеса, описанные им первоначально в черновиках[5].


Соколов нигде не утверждает, что именно описание искушения не соответствует каноническим Евангелиям. Он пишет, что евангельской традиции не соответствует общая канва событий булгаковского романа. И оспорить этот факт невозможно. Например, в редакции 1928-1929 гг. (тетрадь 2) Булгаков пишет: «– Но, Бог мой, в двадцать пять лет такое легкомыслие! Да как же можно было? <…> – Пилат отскочил от Иешуа и отчаянно схватился за голову»[6]. Думаю, не только Булгаков, но даже новообращенный Барков знал, что Иисусу Христу на момент распятия было не 25 лет, а 33 года. Напомню, что и в окончательной редакции возраст Иешуа значительно отклоняется от евангельской традиции и составляет 27 лет[7]. Такие противоречащие евангельской традиции детали были нужны писателю именно для того, чтобы отделить и отдалить события романа от канонической версии. Вместе с тем, необходимо подчеркнуть, что в своей трактовке образа Иешуа-Иисуса Булгаков, отходя от евангельской традиции, не искажает ее произвольно, а опирается на критические исследования различных авторов. Например, при определении возраста Иешуа Булгаков исходит из упоминания евангелистом Лукой Квириниевой переписи в Сирии[8], состоявшейся в дни рождения Иисуса:
«1 В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле.
2 Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею» (Лук. 2).

Как указывает Иосиф Флавий (Иудейские древности XVII 13:5; XVIII 1:1)[9], данная перепись проводилась после смещения Октавианом Августом правителя Иудеи Архелая и включения территории Иудеи в состав римской провинции Сирии. Указанные исторические события историки относят к 6 году нашей эры. Следовательно, распятому в 33 году Иисусу Христу было только 27 лет.
_________________________________________________
[1] Булгаков М. А. Театральный роман. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 219.
[2] Соколов Б. В. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Очерки творческой истории. – М.: Наука, 1991, с. 14.
[3] Чудакова М. О. Опыт реконструкции текста М. А. Булгакова // ПКНО 1977. – М.: Наука, 1977, с. 95.
[4] Соколов Б. В. Булгаков: Энциклопедия. – М.: Алгоритм, 2003, с. 534, 539.
[5] «В первой редакции Мастера и Маргариты излагалась история Вероники – вдовы, исцеленной Иешуа, а потом подавшей ему на пути к месту казни свой платок» [Соколов Б. В. Булгаков: Энциклопедия. – М.: Алгоритм, 2003, с. 540].
[6] Булгаков М. А. Великий канцлер. Князь тьмы. Сб. всех наиболее значимых редакций романа «Мастер и Маргарита». – М.: Гудьял-Пресс, 2000, с. 39.
[7] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 347.
[8] Зеркалов А. Евангелие Михаила Булгакова: Опыт исследования ершалаимских глав романа «Мастер и Маргарита». – М.: Текст, 2006. – http://textpubl.ru/productcontent.aspx?pro...2&type_no=4
[9] Флавий И. Иудейские древности. В 2 т. Т. 2. – М.: КРОН-ПРЕСС, 1994, с. 209, 212.

Сколько лет проповедовал Иешуа в данной редакции, принимал ли он перед этим крещение, в каком году подвергался искушению – одному Булгакову ведомо. Из приведенного Чудаковой отрывка видно только, что Воланд упоминает о данном искушении Христа в разговоре с Берлиозом и Иваном, чтобы доказать им реальность его существования:

«– Ну что вы та[кое говорите! – восклик]нул неизвестны[й… – Ведь он] же на закате [стоял на крыле храма]. По меньшей мере […]
– Когда стоял[? – спросил Берлиоз.]
– 6-го июня, в [это же время.]»[1]

Подчеркивание Воландом одновременности происходящего действия дает основание предположить, что изначально Булгаков предполагал провести параллель именно между искушением Иешуа и искушением Иванушки. Собирался ли Иешуа после этого три года читать проповеди или предпочел сразу двинуться в направлении Голгофы, никому кроме автора неведомо. Однако же указание Булгаковым конкретной даты – 6-е июня означает, что проповеди Иешуа, при распятии его весной не могли длиться три года и окончились несколькими месяцами раньше.

Чтобы проверить, соответствует ли булгаковская дата 6-е июня евангельской традиции, обратимся к Евангелию от Марка (1):
«9 И было в те дни, пришел Иисус из Назарета Галилейского и крестился от Иоанна в Иордане.
<…>
12 Немедленно после того Дух ведет Его в пустыню.
13 И был Он там в пустыне сорок дней, искушаемый сатаною, и был со зверями; и Ангелы служили Ему.
14 После же того, как предан был Иоанн, пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия».

Итак, Иоанн Креститель был арестован в то время когда Иисус находился в пустыне. Но более интересен другой момент: искушение началось немедленно после крещения. Как известно Крещение Господне празднуется 19 января (6 января). Следовательно, искушение приходится на конец января – февраль по новому стилю. Булгаков же указывает дату 6-е июня. Таким образом, приходится сделать вывод, что утверждение Баркова «искушение Булгаков описал, ни в малейшей мере не нарушив евангельской традиции», в корне неверно: традиция нарушена, и очень сильно. Соответственно вполне возможно, что на летний месяц современного календаря Булгаковым было первоначально перенесено и распятие Христа. Да и Берлиозу в одной из ранних версий голову отрезало не в пятницу, как полагалось бы по религиозному календарю, а в субботу – «В вечер той страшной субботы, 14 июня 1943 года, когда потухшее солнце упало за Садовую, а на Патриарших Прудах кровь несчастного Антона Антоновича смешалась с постным маслом на камушке, ресторан «Шалаш Грибоедова» был полным-полон»[2].

После появления в романе Мастера мотив искушения Бездомного исчез, так как возник новый стержень фабулы романа: Иешуа проповедует истину в древнем Иерусалиме, а в современной Москве эту же истину пророчески описывает в своем романе Мастер[3]. Так же как и Иешуа он подвергается гонениям и распинается в переносном смысле этого слова группой ничтожных критиков. Так же как и у Иешуа, свет истины Мастера остается неузнанным. В древности пророков уничтожали физически, а по прошествии тысячелетий, в пору невиданного расцвета информационных технологий, их души уничтожают морально и порой для этого достаточно одной строчки в газете, особенно при тоталитарном режиме, во время которого живет Мастер.
________________________________________________
[1] Чудакова М. О. Опыт реконструкции текста М. А. Булгакова // ПКНО 1977. – М.: Наука, 1977, с. 95.
[2] Булгаков М. А. Великий канцлер. Князь тьмы. Сб. всех наиболее значимых редакций романа «Мастер и Маргарита». – М.: Гудьял-Пресс, 2000, с. 65.
[3] «В фигуре Мастера, ставшей в дальнейшем центральной в московских главах романа, намечалась прямая связь с Иешуа новозаветных глав. С огромной художественно-мировоззренческой смелостью автор романа давал читателю возможность и для такого истолкования фигуры своего нового героя – как современной и оставшейся при этом не узнанной современниками ипостаси того, что недаром «угадан» до полной достоверности в собственном его романе» [Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. – М.: Книга, 1988, с. 310].

Право же нужно быть снисходительнее к чужим ляпам. Ведь и сам Барков в своей последней статье умудрился написать, что «черты Горького были приданы образу Мастера еще в первой редакции 1929 года»[1]. Однако образ Мастера, первоначально именуемого Поэтом, появился только в редакции 1933-1934 гг.

Безусловно, Булгаков хорошо знал Святое Письмо, и, тем не менее, «фактическая сторона изображения им евангельских событий» показывает, что он не только не руководствовался ими в качестве художественных ориентиров, но скорее наоборот, разыскивал альтернативные им источники, позволяющие ему отойти от евангельских традиций. Именно поэтому созданный силой его художественного воображения образ Иешуа и не имеет ничего общего с евангельским Иисусом Христом, о чем свидетельствует дружный хор многочисленных деятелей православной церкви. Оценивая роман Булгакова на соответствие канонам православия, они не сходятся только в одном вопросе: одни из них считают, что Иешуа это «иной образ Спасителя»[2] – другие же полагают, что Иешуа просто один из многих бродячих пророков того времени – «Иешуа не более похож на Иисуса, чем египетский фаллический знак (анх) – на Голгофский Крест»[3]. «Не таков Христос в Евангелиях. От Него исходит сила. Он может быть строг и даже суров»[4].


Несомненно, именно о «солидности исследования» Баркова свидетельствуют привлеченные им многочисленные малоупотребительные «экзотические» научные термины – «индиктион», «типикон», «вруцелето», «эпакты», «пагинация» и др. Хорошо, когда автор знает много красивых и звучных экзотических слов. Но употребление их без какого-либо пояснения вынуждает пытливого читателя, чертыхаясь и проклиная ученость автора, постоянно лезть в словари и энциклопедии, чтобы не потерять нить обсуждения и удостовериться, что, например, диковинный термин «вруцелето»[5] не происходит от глагола «врать».


Барков приписывает Ренану несуществующую ошибку, ибо в книге «Жизнь Иисуса» нет утверждения, что Пасха наступает в полночь. Наоборот, Ренан ясно пишет, что «праздник Пасхи» начинается «вечером в пятницу»[6]. Причем сведения об этом неоднократно повторяются в тексте, например: «Мы дошли до четверга, 13 нисана (2 апреля). На следующий день вечером начиналось празднование Пасхи; оно открывалось пиром, на котором вкушали агнца»[7].

Ренан и Соколов, безусловно, смешивают иудейскую пятницу с пятницей европейского календаря, но смысл от этого не меняется – иудейская Пасха действительно начинается в 6 часов вечера пятницы по европейскому календарю (суббота 15 нисана). Собственно и по православному церковному календарю, как и по иудейскому, сутки также начинаются именно с вечера. Поэтому, например, утреня Великой Субботы проводится вечером пятницы гражданского календаря.
_________________________________________________
[1] Барков А. Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: «вечно-верная» любовь или литературная мистификация? – http://bulgakov.stormloader.com/mim23.htm
[2] Дунаев М. М. Рукописи не горят? (Анализ романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита»), Пермь, 1999. – http://www.wco.ru/biblio/books/dunaev1/
[3] Кураев А., диакон. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? – http://kuraev.ru/index.php?option=com_remo...select&id=1
[4] Мень А., протоиерей. Трудный путь к диалогу. – М.: Радуга, 1992, с. 89–90.
[5] «Вруцелето (от слав. «в руце лето» – год в руке) – с XIV в. на Руси система определения дней недели с помощью семи букв А, В, Г, Д, Е, S, З, помещаемых в определенном порядке под каждым числом в месяцеслове (церковном календаре). В пасхальной таблице, помещаемой в Типиконе и Следованной Псалтири, для каждого года указана своя буква. Числа года, имеющие эту вруцелетную букву, будут воскресеньями. В Византии функцию вруцелет выполняли «солнечные эпакты» – численные значения вруцелетных букв. На Западе вруцелета назывались Litterae dominicales (воскресные буквы)». – http://azbuka-hrist.narod.ru/ve/vrutseleto.html
[6] Ренан Э. Ж. Жизнь Иисуса. – М.: Политиздат, 1991, c. 244.
[7] Там же, c. 246.

Во-первых, Барков уже третий раз подряд повторяет, что иудейская пасха не может приходиться на пятницу. Во-вторых, о том, что «20 апреля/3 мая была пятница» можно догадаться и без ссылки на православную Пасху, поскольку об этом прямо сказано в двух предыдущих тезисах. Многократно и бессмысленно повторяясь, Барков, видимо, и сам уже запутался в этих трех соснах – иудейской, юлианской и григорианской пятницах. А ведь для иудейской Пасхи (Песаха) запретна только иудейская пятница, а не пятница европейского календаря. Поэтому утверждение, что «20 апреля/3 мая – пятница, запретный для иудейской Пасхи день» – величайшая нелепость, так как иудейская пятница заканчивается вечером европейской пятницы и наступлению Песаха ничто не препятствует. По иудейскому календарю Песах всегда наступает в одно и то же число 15 нисана, а день недели разнится[1]:

Григорианский календарь[2] ......|Иудейский календарь
-------------------------------------------------------------------
1929 г. – 25(12) апреля, среда ......|5689 г., 15 нисана, четверг

33 г. – 4 апреля, пятница .............|3793 г., 15 нисана, суббота

29 г. – 17 апреля, суббота ............|3789 г., 15 нисана, воскресенье
-------------------------------------------------------------------

Как видим, ни о каком формальном совпадении дат иудейской Пасхи в 29 и 1929 году говорить не приходится. Но для сюжета романа в нем собственно и нет никакой нужды, ибо здесь важно совпадение не дат, а дней недели. Как известно, только на первом Вселенском соборе Христианских церквей в Никее (ныне Ницца) в 325 г. было решено перенести православный праздник на неделю позже иудейского. Постановлением этого же собора Пасха должна отмечаться в первое воскресенье, следующее за первым полнолунием после весеннего равноденствия. Это, в свою очередь, значит, что как в современных, так и в древних главах, где действие разворачивается задолго до Никейского собора, события разворачиваются в одни и те же дни христианской Страстной недели со среды по субботу. Рассказ Воланда и сон Ивана приходятся на пятницу, но в них упоминаются также события среды и четверга. Две же главы романа Мастера повествуют о событиях, происходящих в ночь с пятницы на субботу. Что касается «большого» романа, то также в пятницу происходит его важнейшее событие, – Бал сатаны и в субботу же завершается и его действие.
______________________________________________
[1] Kaluach3. – http://www.kaluach.org/Kaluach3/
[2] Для начала нашей эры григорианский календарь совпадает с юлианским.

Право же в романе Булгакова столько нестыковок в плане подобных вопросов, что очевидно, что они его совершенно не волновали. Падали они или не падали, главное, что в одни и те же дни церковного календаря разворачивается действие древних и современных глав. Все-таки Булгаков не научный труд писал и не новое Евангелие, а художественный роман.


Вот именно, что бессмысленно: они совпадают по церковному календарю и Булгакову этого достаточно. Ведь не находит же, например, христианская церковь никакого противоречия в том, что дата рождения Христа назначена произвольно и является всего лишь церковной традицией[1].


Барков воодушевленно теребит со всех сторон вопрос о возможности совпадения даты действия в древних и современных главах, демонстрируя свою ученость. Конечно излагаемая им «теория и солидна и остроумна». Но «ведь все теории стоят одна другой»[2], так какой же смысл поверять подобной алгеброй гармонию художественного вымысла?


Вывод Соколова о времени действия событий вовсе не основан на совпадении дат празднования Пасхи. По сути, его датировка основана на определении даты московских событий 1929 годом и словах Иешуа из редакции 1928-1929 гг. (тетрадь 2): «И думаю, что тысяча девятьсот лет пройдет, прежде чем выяснится, насколько они наврали, записывая за мной»[3]. Но собственно, какие есть основания считать, что слова Иешуа математически точны до одного года? Какой сакральный смысл могла иметь для Булгакова пара дат 29 и 1929? Тем более что в этом случае получается, что роман Мастера написан летом 1928 г. и, следовательно, к моменту его выхода в свет прошло 1899 лет, а не 1900!
_______________________________________________
[1] «Священное Писание, излагающее обстоятельства рождения Иисуса Христа, не указывает год и день свершения великого События. Дата Рождества – 25 декабря принята Церковью с IV века. Ко II-III векам относятся первые попытки установить дату Рождества Христова и отмечать ее как один из главных христианских праздников. В 337 г. папа Римский Юлий I утвердил дату 25 декабря как дату Рождества Христова. С тех пор весь христианский мир празднует Рождество 25 декабря (исключение составляет армянская Церковь, которая отмечает Рождество и Крещение Господне, как единый праздник Богоявления, 6 января). Русская Православная Церковь также празднует Рождество 25 декабря, но 25 декабря по юлианскому календарю Церкви, не принявшей реформу папы Григория XIII, наступает 7 января – по новому, григорианскому стилю» [О Времени Рождества Христова. – http://rojdestvo.paskha.ru/Rojdestvo/O_Vre...estva_Hristova/].
[2] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 599.
[3] Булгаков М. А. Великий канцлер. Князь тьмы. Сб. всех наиболее значимых редакций романа «Мастер и Маргарита». – М.: Гудьял-Пресс, 2000, с. 39.

Во-первых, трудно поверить, чтобы преподаватели Закона Божьего заставляли бедных учеников заучивать, в какие годы 14 нисана приходилось на пятницу, так что ничто не мешало Булгакову использовать расчеты Ренана. Во-вторых, при чем здесь вообще деды Булгакова и гипотетическое знание им Закона Божьего, если написанный им роман кроме самой общей канвы – арест по доносу Иуды, получившего 30 сребренников, суд Пилата, распятие на Голгофе – ни в чем не соответствует христианским Евангелиям? В-третьих, как мы ранее убедились, Барков сам грубо ошибся, приписав Ренану утверждение, что Пасха наступает в полночь.


Барков или не обращает внимания на примечания, или намеренно искажает смысл. Ренан пишет, что распятие могло иметь место от 29 до 35 года – «по принятому нами счислению, смерть Иисуса пришлась на 33 год нашей эры. Во всяком случае, ее нельзя приурочить ни ранее 29 года, так как проповедь Иоанна и Иисуса началась в 28 году, и не позже 35 года, потому что в 36 году, и, по-видимому, до Пасхи, Пилат и Каиафа были устранены от своих должностей»[1]. К данному тексту Ренан дает примечание – «33 год точно соответствует одному из условий задачи, то есть тому факту, что 14 низана приходилось на пятницу. Если отвергнуть 33 год, то, чтобы найти другой, который бы соответствовал этому же условию, надо или пойти назад к 29 году или уйти вперед к 36»[2].

Как видим, 1929 год, как альтернативу евангельской традиции, Булгаков, скорее всего, взял именно у Ренана. Правда здесь французский исследователь действительно несколько ошибся – в 36 году 14 нисана пришлось на пятницу, а в 29 – на субботу. На пятницу же 14 нисана пришлось в 1926 году[3]. Впрочем, упрекать Ренана за такую ошибку в эпоху отсутствия компьютеров просто грешно, ибо в иудейском календаре сам черт голову сломит, о чем свидетельствует и Ренан: «Неопределенность еврейского календаря делает сомнительными все эти расчеты»[4].
_______________________________________________________
[1] Ренан Э. Ж. Жизнь Иисуса. – М.: Политиздат, 1991, c. 271.
[2] Ренан Э. Ж. Жизнь Иисуса. – М.: Политиздат, 1991, c. 381.
[3] Kaluach3. – http://www.kaluach.org/Kaluach3/
[4] Ренан Э. Ж. Жизнь Иисуса. – М.: Политиздат, 1991, c. 373.

Думается, что самому Баркову, прежде чем «пускаться в столь рискованное предприятие, как внесение корректив в общепринятое толкование» романа, для начала было «необходимо хотя бы уяснить и хорошенько запомнить, в чем заключается разница» между булгаковским Иешуа и евангельским Иисусом Христом. Уяснив ее, он вряд ли стал бы пытаться обогащать булгаковедение сомнительными рассуждениями, подобными приведенным в этом тезисе. При чем здесь Иисус Христос, крещение, Иоанн и Святое Письмо, если по роману, в рамках его действия, никакого Христа – божьего сына, не было вовсе, и его прообразом явился рожденный земными родителями Иешуа?


Афраний не придворный математик, а начальник тайной службы, и не обязан выражаться математически точно. Прослужив 14 лет и несколько месяцев, он имеет полное право утверждать, что он уже «пятнадцать лет на работе в Иудее». Кроме того, разные источники приводят разные сроки прокураторства Грата. Это связано, прежде всего, с тем, что события в новозаветные времена было принято датировать не собственно календарным числом, как в наше время, а временем, прошедшим от момента другого важного события.

Например, Иосиф Флавий, на которого, в частности опираются расчеты срока прокураторства Грата, пишет следующее: «После Амбивия наместником стал Анний Руф, при котором умер второй римский император после пятидесяти семи лет, шести месяцев и двух дней правления (в течение этого периода он четырнадцать лет делил власть с Антонием) в семидесятисемилетнем возрасте. Преемником ему на престоле стал Тиберий Нерон, сын его от императрицы Юлии. Он был, следовательно, третьим римским императором. При нем был послан в Иудею пятый наместник, преемник Анния Руфа, Валерий Грат. Он сместил первосвященника Анана и поставил на его место Исмаила, сына Фаби. Впрочем, недолго спустя он уволил и Исмаила и назначил на его место Елеазара, сына первосвященника Анана. По прошествии года он удалил и его и передал этот пост Симону, сыну Камифа. Однако и последний удержался не более года, и преемником ему был назначен Иосиф, прозванный также Кайафой. После всего этого Грат возвратился в Рим, проведя в Иудее одиннадцать лет, и вместо него прибыл его преемник Понтий Пилат»[1].

Определить из вышеприведенного текста провел ли Грат в Иудее ровно одиннадцать лет, или одиннадцать с половиной, совершенно невозможно. Поэтому одни авторы, ссылаясь на эти строки, относят начало прокураторства Грата к пятнадцатому году, а другие – к четырнадцатому, когда началось правление назначившего его Тиберия. По этой же причине, комментаторы белорусского издания Флавия дают примечание «Валерий Грат был прокуратором Иудеи в 15-26 гг.»[2] Как видим, здесь мы имеем еще и расхождение на один год в обратную сторону, по сравнению с данными Г. А. Мюллера, на книгу которого «Понтий Пилат: пятый прокуратор Иудеи и судья Иисуса из Назарета» ссылается Б. Соколов.
____________________________________________________
[1] Флавий И. Иудейские древности. В 2 т. Т. 2. – М.: КРОН-ПРЕСС, 1994, с. 216.
[2] Флавий И. Иудейские древности. В 2 т. Т. 2. – Мн.: Беларусь, 1994, c. 592.

Глава XI. Определение даты финала

« безумец способен наполнить свою жизнь чем угодно, – уверенностью, что у него в голове таится птица с золотыми глазами, что ему даровано умение понимать язык деревьев, и всем подобным».
В. Я. Брюсов[1]

Обоснования Барковым «систем зашифровки дат» в романе «Мастер и Маргарита» напоминают «нестрогие» обоснования бытия божьего. В церковных проповедях не принято объяснять, почему так избирателен божий промысел; почему так запаздывает наказание многочисленных тиранов и преступников, и почему многие из них мирно встречают смерть в своей постели? Аналогично и Барков не утруждает себя доказательством того, что именно выбранные им второстепенные детали нужно считать «ключами», а другие – отвлекающим декором, а не наоборот. Чтобы поверить в предлагаемые им ответы нужно изначально веровать в них, ибо уж очень они нелепы. Но одно дело веровать в принципиально непознаваемого Бога, и совсем другое дело, отринув логику, уверовать в зашифрованность романа Булгакова.


Что на деле представляют собой барковские «ключи» мы смогли убедиться на материале главы IX. Следуя методике Баркова нужные ключи можно найти в любом художественном произведении, поскольку в тексте любого романа всегда найдутся фразы, позволяющие тем или иным образом датировать время описываемых событий.


Не знаю, в какой лаборатории Барков делал свой «анализ», но никаких описаний своей методики и подтверждающих ее фактов он не приводит. По-прежнему перед нами не научное исследование, а только страстная проповедь убежденного в своей правоте человека. Только в его разгоряченном воображении существуют эти системы зашифровки дат и дата финала 19 июня 1936 года.
______________________________________________
[1] Брюсов В. Я. Алтарь Победы // Брюсов В. Я. Огненный ангел: Ист. повести. – К.: Дніпро, 1991, с. 502.

Против нижнего предела возражать не буду. Что касается верхнего допустимого предела, то это вовсе не 1936 год, как померещилось Баркову, а все тот же 1929 год, поскольку в романе описаны извозчики-лихачи, исчезнувшие после 1929 г.:

«Первыми заволновались лихачи, дежурившие у ворот грибоедовского дома»;
«Рядом лихач горячил лошадь, бил ее по крупу сиреневыми вожжами»;
«Усатый худой лихач подлетел к первой раздетой и с размаху осадил костлявую разбитую лошадь»[1].

Как отмечает кандидат исторических наук Д. Никитин:

«После революции, в годы Гражданской войны общественный транспорт в Москве полностью исчез. <…> Возрождение городского транспорта произошло с началом НЭПа. С 1921 г. заработал трамвай. В 1924 г. появился и первый маршрут «автобусов-линеек», которые скоро стали серьезными соперниками трамваю. На следующий год в Москве организовали такси, но немногочисленные «таксомоторы» не могли тягаться с тысячами извозчиков, вновь заполнившими московские улицы.
Окончательно извозный промысел подорвала «социалистическая реконструкция». В 1929 г. московские извозчики столкнулись с тем, что нельзя достать овса. Все продукты теперь выдавались по карточкам, а прожорливых извозчичьих лошадей в газетах изображали (наряду с кулаками) главными виновниками нехватки в стране продовольствия. В результате извозчики продали лошадей на мясо, а сами стали вербоваться на «стройки пятилетки». Когда в Москве исчезли извозчики, появился анекдот: «Почему москвичи ходят не по тротуару, а по мостовой? Потому что они заменили съеденных ими лошадей»»[2].

Указанные сведения специалиста-историка подтверждаются и мемуарной литературой:

«С начала того 1929 года я сблизился с Лялей Ильинской. <…>
Однажды я получил порядочную сумму за карты и позвал Лялю прокатиться на лихаче. Путь наш начинался от Арбатской площади, где у ресторана «Прага» ожидали седоков лихачи. Мы мчались по Поварской, Садовой-Кудринской, Брестской, мимо Александровского вокзала и дальше, дальше, мимо Петровского парка, у церкви села Всехсвятского повернули обратно и тем же путем вернулись к Арбатской площади. Тот год был последним годом пребывания для извозчиков в Москве»[3].

Еще одна временная метка, не позволяющая датировать время столь желанным для Баркова 1936 годом, это последние похождения Коровьева и Бегемота в торгсине на Смоленском. Это «современное здание строили с 1928 по 1933 годы. После постройки первый этаж дома отдали под крупнейший московский Торгсин. Слово «торгсин» было официальным сокращением от предложения «торговля с иностранцами». Иностранцы, которые приезжали в СССР, могли купить в Торгсине привычные себя продукты и товары. Советский человек мог попасть сюда лишь одним способом: сдать в Торгсине драгоценности (на нужды индустриализации) и получить «боны», на которые можно было купить вожделенный дефицит»[4].

«Контора по торговле с иностранцами на территории СССР (сокращенно – «Торгсин») была открыта летом 1930 года при Наркомате торговли с тем, чтобы увеличить валютные поступления в экономику страны. Поначалу торговали в Торгсине только на валюту. Ряд «закрытых магазинов»" разрешалось посещать только иностранцам. Через год контора преобразовалась во Всесоюзное объединение "Торгсин", и делать покупки мог любой советский гражданин, продавший государству предметы из драгоценных металлов.

<…> За 1 грамм золота 96-й пробы в скупочных пунктах Торгсина теоретически давали 1 рубль 30 копеек. Теоретически потому, что выдавались не деньги, а товарные ордера на эту сумму. Они выпускались на специальной бумаге, копеечного и рублевого достоинств, были едиными для всех населенных пунктов, но обязательно штемпелевались названием города, в котором имели хождение. Несмотря на это, товарные ордера тут же стали подделывать, из-за чего их срочно пришлось менять.

В июле 1933 года «для улучшения торгово-денежного обращения в системе Торгсина» взамен товарных ордеров были введены «Товарные книжки» как единый расчетный документ»

<…> Вскоре в СССР отменили карточки на хлеб, мясо, сахар, жиры и картофель. Обороты торгсиновских магазинов резко упали. В конце 1935 года председатель Совнаркома Вячеслав Молотов подписал постановление о ликвидации с 1 февраля 1936 года Всесоюзного объединения "Торгсин" и передаче сети его магазинов Наркомату внутренней торговли»[5].

Таким образом, даже если забыть об извозчиках-лихачах, действие романа можно датировать самое позднее 1935 годом.
____________________________________________________
[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 390, 393, 479.
[2] Никитин Д., канд. ист. наук. Городской транспорт Москвы: от извозчика до метро. – Газета «На Варшавке», № 8 (107), август 2006. – http://na-warshavke.narod.ru/Nw-08-06/history.htm
[3] Голицын С. М. Записки уцелевшего. – М.: Орбита, Моск. филиал, 1990, с. 363-364.
[4] Арбат – путеводитель по истории – http://arbat.blogsakura.com/torgsin/
[5] Фирстова Р. В торгсине пахло хорошим мылом, кофе и духами. – Торговая газета, номер 27-28(122-123) от 22.04.2004 – http://www.businesspress.ru/newspaper/arti...aId_300566.html

Что это за таинственные «булгаковеды, расценивающие известное постановление ЦК ВКП(б) 1932 года как давшее стимул для раскрытия творческого потенциала»? Опять Барков распространяет свои досужие домыслы на всех булгаковедов вместо того, чтобы указать конкретную фамилию. Впрочем, Барков не любит затруднять себя точным цитированием. Хоть это и не принципиально для обсуждаемого вопроса, но приведу точный вариант булгаковского текста, на который он ссылается:
«– Не надо, товарищи, завидовать. Дач всего двадцать две, и строится еще только семь, а нас в МАССОЛИТе три тысячи.
– Три тысячи сто одиннадцать человек, – вставил кто-то из угла»[1].

Рассуждения Баркова ничем не обоснованы. Откуда он взял, что «к открытию первого Съезда советских писателей в августе 1934 года в ССП насчитывалось 2,5 тысячи членов»? Число членов ССП было оглашено Горьким на съезде – «Союз советских литераторов объединяет 1500 литераторов; в расчете на массу мы получаем одного литератора на 100 тысяч читателей»[2]. Как видим, уже в исходной посылке Барков ошибся почти в два раза! Для любителей точных расчетов приведу численность упомянутой Горьким «массы» – «С гордостью и радостью открываю первый в истории мира съезд литераторов Союза Советских Социалистических республик, обнимающих в границах своих 170 миллионов человек»[3]. Нетрудно заметить, что вычисляя удельный вес одного литератора Горький отбросил 20 миллионов человек. Надо полагать, что это были неграмотные, слепые и малые дети, не входящие в категорию читателей.

Данные Горького подтверждает БСЭ: «К 1-му Всесоюзному съезду советских писателей (август 1934) в союзе состояло 1500 литераторов. <…> Ко 2-му Всесоюзному съезду писателей (декабрь 1954) в союзе состояло 3695 литераторов <…>, в 1957 (май) – 4178 членов»[4]. Откуда же Барков взял 2500? Ответ можно найти в Краткой литературной энциклопедии: «Состав СП СССР иллюстрируется следующими данными: в 1934 в Союзе было 2500 писателей, в 1941 – около 3000, в 1954 – 3695, в 1959 – 4801, в 1967 – 6608, в апреле 1972 – 7280 <…>»[5]. «На 1 января 1983 СП СССР насчитывал свыше 9100 членов»[6]. Совершенно очевидно, что Барков то ли по незнанию, то ли намеренно отнес данные на конец 1934 г. к началу съезда писателей.

Как видим, в 1941 г. численность советских писателей составила всего около 3000 человек. Однако из этого числа нужно еще вычесть предвоенные завоевания Советской власти – «С вхождением в СССР народов Эстонии, Латвии, Литвы, Молдавии, образованием Карело-Финской республики семья советских литератур пополнилась литературами литовской, латышской, эстонской, финской и молдавской. С присоединением западных областей Украины и Белоруссии значительно увеличились коллективы украинских и белорусских писателей. <…> Воссоединение с Советским Союзом в 1940 республик Латвии, Литвы, Эстонии, имеющих свои кадры писателей, а также воссоединение в 1939 с Украиной и Белоруссией Западных областей значительно увеличило число писателей Советской страны»[7].

Совершенно очевидно, что до присоединения бывших территорий численность Союза писателей не достигала даже 3000 членов. Следовательно, в приведенной Барковым статье Горький назвал не точное, а округленное число писателей, как это обычно и делается. Таким образом, с учетом того, что 417 писателей погибли на войне[8], «нижний предел времени финала в романе поднимается до» послевоенного времени, а не до уровня 1936 года, как у Баркова.

Однако какие собственно есть основания утверждать, что в романе речь идет о Союзе писателей, который был создан на Первом съезде писателей СССР, открывшемся 17 августа 1934 года? Какое отношение этот Союз мог иметь к знаменитому Дому Герцена, описанному в романе как Дом Грибоедова? Учреждения Союза писателей никогда не размещались в Доме Герцена, поскольку в нем еще в 1933 году по инициативе М.Горького был основан Литературный институт. А вот до этого в Доме Герцена в двадцатые годы действительно размещались многочисленные всероссийские и всесоюзные писательские организации: «До создания СП СССР советские писатели входили в различные литературные организации: РАПП, ЛЕФ, «Перевал», Союз крестьянских писателей и др. 23 апреля 1932 ЦК ВКП(б) постановил «…объединить всех писателей, поддерживающих платформу Советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем»»[9]. «Постановлением ЦК ВКП (б) «О перестройке литературно-художественных организаций» от 23 апреля 1932 РАПП и ВОАПП (Всесоюзное объединение ассоциаций пролетарских писателей) были ликвидированы. Многие члены РАПП, как и других литературных организаций, вошли в созданный тем же постановлением Союз писателей СССл[10].

Как отмечает Б. Соколов – «В Доме Грибоедова Булгаков запечатлел так называемый Дом Герцена (Тверской бульвар, 25), где в 20-е годы размещался ряд литературных организаций, в частности, РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) и МАПП (Московская ассоциация пролетарских писателей), по образцу которых и создан вымышленный МАССОЛИТ»[11]. Прототипом МАССОЛИТа видимо послужил МАПП, по аналогии с которым МАССОЛИТ можно расшифровать как Московскую АССОциацию ЛИТераторов.

Замечу, что кабачок Дома Герцена был настолько излюбленным местом времяпровождения ветеранов литературного труда, что даже удостоился упоминания в одной из статей Горького, посвященной анализу нравов в писательской среде. Выражая беспокойство по поводу дурного влияния писателей старшего поколения на «молодых литераторов», Горький писал, что «в результате этой «дружбы» многие из них, начиная подражать им, усваивают не столько мастерство, сколько манеру поведения, отличавшую их в кабачке Дома Герцена!»[12]

МАПП – «литературная организация, оформившаяся на 1-й Московской конференции пролетарских писателей 15–16 марта 1923 на основе Всероссийской ассоциации пролетарских писателей (ВАПП), созданной в 1920 и располагавшейся, как и МАПП, в доме Герцена (Тверской бульвар, 25). <…> Многочисленные дискуссии, связанные с деятельностью МАПП (и отчасти сатирически освещённые в романе «Мастер и Маргарита» М.А. Булгаковым), проходили также в Доме печати (Никитский бульвар, 8). 30 апреля – 8 мая 1928 на 1-м Всесоюзном съезде пролетарских писателей в Москве местные литературные организации, в том числе МАПП, объединились в ВОАПП (Всесоюзное объединение ассоциаций пролетарских писателей) с головным отрядом РАПП (оба распущены в 1932)»[13]. Весною 1932 г. МАПП была распущена.

«К моменту съезда ВАПП имел <…> 4 500 писателей»[14], что в точности соответствует приведенному Булгаковым в черновиках 1928-1929 гг. числу: «Но это и не суть важно. Народный комиссариат просвещения, терзаемый вопросом об устройстве дел и жизни советских писателей, количест­во коих к тридцатым годам поднялось до угрожающей цифры 4500 человек, из них 3494 проживали в городе Москве, а шесть человек в Ленинграде…»[15]

Интересно, что в черновиках 1929-1931 гг. на перспективу до 1943 г. (почти за 15 лет!), Булгаков предусмотрел очень незначительный рост численности советских писателей:

«В вечер той страшной субботы, 14 июня 1943 года, когда потухшее солнце упало за Садовую, а на Патриарших Прудах кровь несчастного Антона Антоновича смешалась с постным маслом на камушке, ресторан «Шалаш Грибоедова» был полным-полон.

Почему такое дикое название? Дело вот какого рода: когда количество писателей в Союзе, неуклонно возрастая из года в год, наконец выразилось в угрожающей цифре 5011 человек, из коих 5004 проживало в Москве, а 7 человек в Ленинграде, соответствующее ведомство, озабоченное судьбой служителей муз, отвело им дом»[16].

Видимо такое относительно небольшое приращение численности писателей объясняется тем, что уже само их фактическое число – 4500 человек – Булгаков считал чрезмерным.
__________________________________________________________
[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 386.
[2] Горький М. Советская литература. Доклад на Первом всесоюзном съезде советских писателей 17.08.1934 // Горький М. О литературе. – М.: Советский писатель, 1953, с. 719.
[3] Горький М. Вступительная речь на открытии Первого всесоюзного съезда советских писателей 17.08.1934 // Горький М. О литературе. – М.: Советский писатель, 1953, с. 690.
[4] Большая Советская Энциклопедия. В 51 т. Изд. 2-е. Т. 40. – М.: Большая Советская Энциклопедия, 1957, с. 224.
[5] Краткая Литературная Энциклопедия. В 9 т. Т. 7. – М.: Советская Энциклопедия, 1972, ст. 112.
[6] Литературный Энциклопедический Словарь. – М.: Советская Энциклопедия, 1987, с. 417.
[7] Союз Советских Социалистических Республик. – М.: Советская Энциклопедия, 1947, ст. 1477-1478.
[8] Краткая Литературная Энциклопедия. В 9 т. Т. 7. – М.: Советская Энциклопедия, 1972, ст. 111.
[9] Большая Советская Энциклопедия. В 30 т. Изд. 3-е. Т. 24, кн. 1. – М.: Советская Энциклопедия, 1976, с. 272.
[10] Большая Советская Энциклопедия. В 30 т. Изд. 3-е. Т. 21. – М.: Советская Энциклопедия, 1975, с. 461.
[11] Соколов Б. В. Булгаков: Энциклопедия. – М.: Алгоритм, 2003, с. 207.
[12] Горький М. Литературные забавы. Собр. соч.: В 30 т. Т. 27. – М.: Гос. изд. худож. лит., 1953, с. 251.
[13] Московская ассоциация пролетарских писателей. Энциклопедия «Москва». – http://slovari.yandex.ru/dict/mos/article/...19000/51908.htm
[14] Третьяков С. Что произошло в пролетлитературе. – http://www.ruthenia.ru/sovlit/j/3372.html
[15] Булгаков М. А. Великий канцлер. Князь тьмы. Сб. всех наиболее значимых редакций романа «Мастер и Маргарита». – М.: Гудьял-Пресс, 2000, с. 62.
[16] Там же, с. 65.

Вполне возможно, что Булгакова на эти строчки действительно вдохновили известные испанские события. Однако война в Испании началась только 18 июля 1936 года и окончилась 28 марта 1939 года. Следовательно, принимая гипотезу Баркова о дублировании даты, нужно отнести действие романа на весну или лето 1937-1938 гг. Барков же, игнорируя это вопиющее противоречие с его версией, пытается датировать финал 19 июня 1936 г.

Замечу, что многочисленные реальные бытовые временные метки в романе в совокупности решительно перевешивают фантастический эпизод с глобусом Воланда. Например, «в марте 1930 г. традиционная семидневная неделя была заменена на пятидневную, а в ноябре 1931 г. – на шестидневную (пять дней рабочих, шестой – выходной), в связи с чем прежние названия дней были заменены казенно-канцелярскими терминами: «первый день шестидневки», «второй день шестидневки» и т.д. Возврат к прежней семидневной неделе и названиям ее дней произошел только в июне 1940 г.»[1] Пример календаря на 1931 г. для пятидневной недели приведен на рисунке. Поскольку старые названия вернулись только после смерти Булгакова, то исходя из гипотезы намеренных временных меток следует датировать события московской части романа периодом до марта 1930 года, то есть 1929 годом.

Как я уже отмечал, стремление указать время действия абсолютно точно соответствующее всем приметам действительности абсолютно бессмысленно, ибо роман ни в чем не обеспечивает стопроцентное совмещение исторической и романной реальности. Не было в Москве трамвая на Патриарших прудах, Дома Грибоедова, литературной ассоциации МАССОЛИТ, Дома Драмлит и клиники профессора Стравинского. Точно так же не было в Москве описанных в повести «Роковые яйца» 15-ти этажных домов на углу Газетного и Тверской и 300 восьмиквартирных коттеджей для рабочих на окраинах. А в Киеве не было Алексеевского спуска, описанного в романе «Белая гвардия». Окружающий мир Булгаков отображал преломленным зрением художника. Поэтому для описанных в романе мест и времени действия можно указать не реальные соответствия, а только их прообразы.

Именно для 1929 г. получается наиболее достоверное по духу времени совмещение исторической и романной реальности описываемых событий. Точно так же, если мы возьмем роман А. Толстого «Аэлита», то какие бы временные метки мы в нем не обнаружили, романная реальность все равно будет отражать дух времени первых послереволюционных годов.

В романе противоречивы не только временные метки, есть противоречия и в некоторых тонких вопросах, хотя и не имеющие принципиального значения для художественного восприятия текста: «В романе совмещены несовместимые в действительности события: во-первых, Страстная пятница не может совпасть с полнолунием, во-вторых, первое после весеннего равноденствия полнолуние не может прийтись на май»[2]. По мнению А. Левина Булгаков допустил такую неточность сознательно: «Мы склонны полагать, что совмещение принципиально разновременных событий – сознательный выбор мастера»[3]. Присоединяясь к этому мнению, приведу в его подтверждение комментарий А. Аникста к «Фаусту» Гете по поводу того, что от убийства Валентина до момента, когда Фауст узнает о судьбе Маргариты прошло всего три дня. «Между тем за это время Гретхен[4] родила, утопила ребенка, бродила как нищая, была арестована, осуждена и заключена в тюрьму. Гете здесь прибегнул к приему, часто встречающемуся у Шекспира: время разных линий действия не совпадает. Прием принадлежит к числу так называемых поэтических вольностей»[5], – licentia poetica[6]. Несомненно, Булгаков вслед за Шекспиром и Гете замкнул временные линии своего романа именно так, как этого требовало его художественное чутье. И разлагать его текст на составные части и прокаливать сухой остаток на спиртовке бессмысленно. Не для того написано. Впрочем, определенная часть читателей иначе как таким образом просто не в состоянии пропустить через себя и переварить ни одно крупное художественное произведение. Но не стоит поверять алгеброй гармонию. Она выше любых подобных оценок.
_________________________________________________
[1] Соколов Б. В. Булгаков: Энциклопедия. – М.: Алгоритм, 2003, с. 342.
[2] Левин А. Б. Мастер и Пасхалии. – http://www.netslova.ru/ab_levin/ab_levin.html
[3] Там же.
[4] Уменьшительная форма от имени Маргарита, – Гретхен. Гете называет свою героиню Гретхен только в трагических или задушевных, лирических сценах. В остальных сценах она – Маргарита.
[5] Аникст А. Комментарии к трагедии «Фауст» // Гете И. В. Фауст. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – М.: Правда, 1985, с. 666.
[6] «Поэтическая вольность» (лат.).

Число членов Союза писателей мы уже разъяснили (см. тезис II.XI.4). Судя по опубликованным статистическим данным о составе Союза писателей, оно указывает на послевоенные годы. Но поражает сама наивность Баркова. Воистину простота хуже воровства. Как можно не понимать простой факт, что номер последнего билета никак не отражает фактическое число писателей в Союзе, особенно в условиях невиданного масштаба репрессий в тридцатые годы, когда сотни членов Союза писателей были исключены из него, а многие были и физически истреблены. Да и естественную убыль никто не отменял. Поскольку номера билетов выбывших членов Союза никому не передавались, номер последнего билета показывает только общее число состоявших в разные годы в Союзе писателей, а не само текущее число членов Союза. Определять число писателей по номеру последнего выданного билета так же смешно, как и определять число жителей страны по номеру последнего выданного паспорта.

Литературный поселок в Переделкино на 30 дач начал строиться в 1935 году. Как следует из письма секретаря правления ССП СССР Александра Сергеевича Щербакова председателю СНК СССР Вячеславу Михайловичу Молотову состояние строительных работ на 21 сентября 1935 года таково, что «в отношении окончания строительства дач надо:
1. Ассигновать на штукатурные работы в 1936 году 250-300 тыс. рублей.
2. В 1936 году за счет средств Литфонда вырыть артезианский колодец, т.к. вода из обычных колодцев плоха на вкус.
3. Обязать Цудортранс быстро закончить дорогу (это крайне важно, без дороги жить невозможно).
4. Обязать МОГЭС обслужить дачи электроэнергией…»[1]

Обратите внимание, для отделки дач предусмотрены «штукатурные работы», а не отделка дубом, как у Лавровича[2].

Атмосферу вокруг строительства выразительно характеризует письмо Молотову Мариэтты Шагинян: «Это не подарок советского правительства. Это – петля, сотканная руками мелких жуликов… Мне кажется, строительство надо отдать в руки Наркомвнудела, так, чтобы его построили скоро и споро и чтобы писатель носу никуда не казал, пока не сможет переехать в готовое жилье… 1935 г. 16 сентября. Ст. Переделкино. «Дачный поселок писателей». Дача № 40. (почта не ходит!)»[3].

Ни о каком массовом вселении счастливых писателей на указанные дачи к июню 1936 года даже и речи не могло быть, для жилья они были еще непригодны. На то, чтобы первые тридцать видных писателей смогли закончить строительство дач, ушло около 5 лет. Например, один из первых обладателей дач Исаак Бабель 2 июня 1936 года писал в Бельгию матери и сестре: «В течение июня я стану домо- и землевладельцем. В тридцати километрах от Москвы, в густом сосновом лесу выстроен комфортабельнейший дачный поселок – для меня там строится двухэтажный дом…»[4]. Но переезд на дачу состоялся только весной 1938 года – 16 апреля Бабель написал матери и сестре: «Через несколько дней перееду на собственную в некотором роде дачу»[5]. При этом, как отмечает его последняя жена А. Пирожкова, «дача была еще недостроенной, когда мы впервые туда переехали»[6].
_________________________________________________
[1] Бабиченко Д. Я живу на даче в Переделкине… – http://www.itogi.ru/paper2001.nsf/Article/..._28_153311.html
[2] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 387.
[3] Бабиченко Д. Я живу на даче в Переделкине… – http://www.itogi.ru/paper2001.nsf/Article/..._28_153311.html
[4] Бабель И. Сочинения: В 2 т. Том 1. – М.: ТЕРРА, 1996, с. 361.
[5] Там же, с. 371.
[6] Пирожкова А. Н. Годы, прошедшие рядом (1932-1939) // Воспоминания о Бабеле. – М.: Книжная палата, 1989, с. 288.

Булгаков употребляет слово «кружевной» только в двух случаях: одежда Геллы состояла из «кокетливого кружевного фартучка и белой наколки на голове», и у Маргариты были «кружевные платки»[1]. Видимо кокетливый фартучек Геллы подействовал на Баркова так же, как и на незадачливого буфетчика, так как тень акаций Булгаков описывает следующим образом – «липы и акации разрисовали землю в саду сложным узором пятен»[2]. При чем здесь кружевная тень? Более того, это утверждение Баркова нелепо по самой своей сути: кружевная тень возможна только при отсутствии листьев, когда кружевные узоры создаются переплетением теней от мелких веточек дерева.


Уместно будет напомнить любителям изящной словесности, что обманывать нехорошо. Нигде в романе не написано, что «нет даже запаха лип»! Наоборот, в романе явно описан неповторимый весенний аромат распускающихся деревьев: «С каждым днем все сильнее зеленеющие липы и ветла за окном источали весенний запах, и начинающийся ветерок заносил его в подвал»[3]. Если запах зеленеющих лип заносится в подвал к Мастеру и Маргарите, то почему бы ему не занестись и в кабинет Римского? Так что «там, на улице», аромат лип безусловно есть, только не июньский, а майский.
_____________________________________________________
[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 531, 557.
[2] Там же, с. 555.
[3] Там же, с. 691.

Поскольку в черновых редакциях действие в основном происходило в июне, не стоит удивляться, что следы этого остались в романе. Как отмечает М. Чудакова, «в 1928 году действие романа начиналось в середине июня, «в то самое время, когда продаются плетеные корзинки, наполненные доверху мятой, гнилой клубникой, и тучи мух вьются над нею…»»[1].

От клубники как возможной приметы июня в окончательной редакции Булгаков мог отказаться, поскольку перенес время действия с июня на май. Но на месте Баркова я бы так уверенно не связывал июнь с клубникой. Интересно, что бы он нафантазировал, если бы Булгаков вместо клубники упомянул ананасы? Я понимаю, что Барков прошел суровую жизненную школу советской действительности, характеризуемую известным анекдотом: русский спрашивает американца – «Когда у вас появляется первая клубника?» – и получает ответ – «В шесть утра». Но действие-то происходит в эпоху существования торгсинов, в которых было практически все в любое время года. Характерно, что Барков не стал датировать время действия по съеденным Бегемотом мандаринам, поскольку в этом случае ему пришлось бы ограничиться периодом с октября по февраль, когда в СССР продавались отечественные мандарины. Вот такими некрасивыми приемами, постоянно игнорируя важную для опровержения его скоропалительных сенсационных выводов информацию, Барков и подает свои непродуманные теории читателю.

Что касается восхода солнца, то Барков просто невнимательно читал роман: «Рюхин поднял голову и увидел, что он давно уже в Москве и, более того, что над Москвой рассвет, что облако подсвечено золотом, что грузовик его стоит, застрявши в колонне других машин у поворота на бульвар, и что близехонько от него стоит на постаменте металлический человек, чуть наклонив голову, и безразлично смотрит на бульвар»[2].

Как видим, от почудившейся Баркову «временной метки» Булгаков не отказался, и так же «красиво» подает ее читателю. Примерное время начала действия данного эпизода можно оценить как 3 часа 40 минут (размышления Рюхина о памятнике и речь, обращенная к нему, «две минуты» езды до ресторана, сиюминутное водворение за столик за «четверть часа» до момента закрытия ресторана в «четыре часа утра»). Действительно для мая выглядит рановато. Однако вспомним условный характер времени, по которому мы живем. С июля 1917 года Россия стала применять переход на летнее время, а с 8 февраля 1919 г. декретом Совнаркома перешла на использование так называемого поясного времени (часовые пояса проводятся через каждые 15° по долготе, начиная от гринвичского меридиана). В летний период относительно установленного поясного времени вводился сдвиг на час вперед. Летнее время вводилось в 1917-1919, 1921 гг. А в 1930 году сдвиг времени на час вперед был введен Декретом Совнаркома от 16 июня 1930 года, и так и не был отменен. В результате СССР стал постоянно жить с опережением поясного времени на 1 час. Поскольку данное время было введено декретом, его стали называть декретным. Когда с 1 апреля 1981 г. в СССР возобновился переход на летнее время, то его стали производить по отношению не к поясному, а к декретному времени. При этом летнее время уже на два часа опережало поясное время 1929-1930 гг. Поэтому, в пересчете на наше время к времени действия романа нужно прибавить 2 часа, соответственно Рюхин замечает признаки рассвета в 5 часов 40 минут, что с точностью до нескольких минут соответствует астрономическим условиям начала мая.
_____________________________________________________
[1] Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. – М.: Книга, 1988, с. 300.
[2] Там же, с. 400.

Вот комментарий этой фразы профессиональным астрологом Тамарой Глоба, прошу обратить внимание на вытекающую из ее слов полную астрологическую некомпетентность Баркова:

«Раз, два – это дома гороскопа. Второй дом соответствует шее человека и знаку Тельца. Меркурий – вестник. Луна ушла от соединения с Меркурием, и, по всей видимости, утрачен аспект поддержки. В астрологии Луна часто является катализатором событий. Во время этой беседы на Патриарших было полнолуние, и Луна как раз близилась к восходу. Когда же с Берлиозом случилось несчастье, она уже не только взошла, но и поднялась.
Шестой дом – дом болезней и несчастья в гороскопе, куда после заката попадает Солнце. А если помните, во время разговора Солнце постепенно «заваливалось» за горизонт. Но после того как Иван Бездомный очнулся от рассказа о Христе и Пилате, он увидел, что на Патриарших уже вечер. И последняя фраза: «Вечер – семь» – здесь ясно, что речь идет о времени. В данном случае Воланд выступает не только как беспристрастный оракул фатума, но и приоткрывает покров Эгиды, показывая, как нити судьбы сплетаются в единый, последний узел – и окончательно обрезаются…»[1]


Это от души… Пиетет Баркова перед Горьким делает ему честь, но увы за красивыми фразами «вся страна», как правило, ничего не стоит, в чем несложно убедиться на любых похоронах. Да и какое отношение имеет Горький к Мастеру? Как известно, у Мастера не было детей и он знал пять языков, кроме родного – «английский, французский, немецкий, латинский и греческий»[2] и «немножко» читал по-итальянски. Горький же имел сына, был самоучкой и иностранных языков не знал. Как вспоминают его внучки, в общении с иностранцами ему помогал сын Максим, который «знал в совершенстве итальянский и французский Этим знанием языков Максим помогал дедушке – читал нужные книги, пересказывал их содержание, занимался почтой»[3].

Скорее уж на роль Мастера можно пророчить Ленина или Луначарского. Все указанные языки, кроме английского, Ленин знал, как и всякий, кто окончил дореволюционную гимназию. А английский он позднее изучил самостоятельно. И детей у него, как и у Мастера не было. А нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский, когда его избрали действительным членом Академии наук, свое выступление начал на русском языке, продолжил на немецком, французском, английском, итальянском и закончил по традиции классической латынью. Ну чем не претендент на роль Мастера?!!

Однако попрощаемся с Горьким, и вернемся к роману Булгакова. Как утверждает сам же Барков в поэте «Рюхине Булгаков подразумевает Маяковского». Теперь давайте вспомним, в какой день «страна прощалась» с Маяковским. Как помнится, он застрелился утром 14 апреля 1930 года, а хоронили его 17 апреля. Однако изрядная неувязочка получается у Баркова: из его временных меток следует, что Маяковский пережил Горького! Свежо предание, а верится с трудом…
__________________________________________________
[1] Координаты судьбы. – «Тверская, 13», газета Правительства Москвы, 26.01.2008. – http://www.tver13.ru/2008/01/26/koordinaty_sudby.html
[2] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 465.
[3] Шаргунов С. Горький не ел конфет. Внучки вспоминают дедушку-писателя // Независимая газета. – 2004. – 18 июня.

В европейской части затмение наблюдалось не днем, а в семь утра. И с чего бы это читающая публика тридцатых годов так жаждала увидеть Меркурий, что обязательно «должна была», поскольку так очень хочется Баркову, связать его визуальное наблюдение с печальной для нее смертью Горького? Видимо я и мой круг знакомых к подобной публике не принадлежат. Несколько лет назад подобная редкая возможность наблюдения произошла с Марсом, но я не только не в состоянии указать какой это был год и месяц, но мне даже не известен лично ни один человек, который мог бы ответить на подобный вопрос. Хотя сам Марс в небе помню. Но самое трогательное в рассуждениях Баркова то, что оказывается Булгаков, как и его герой Воланд, был наделен мощным даром предвидения. Без всяких сложных математических расчетов, задолго до волнующего массы события, он еще в черновых рукописях 1928-1929 гг. (тетрадь 2) предсказал данное «уникальное астрономическое событие»: «– Солнце в первом доме, – забормотал инженер, козырьком ладони прикрыв глаза и рассматривая Берлиоза, как рекрута в приемной комиссии, – Меркурий во втором, луна ушла из пятого дома, шесть несчастье, вечер семь, влежку фигура»[1]. Да, все предвидел великий писатель, вот только одного не предусмотрел – тяжелых патологических последствий блокирования человеческого интеллекта.

Сопоставим: упоминание Меркурия изначально имелось в черновых рукописях романа, Барков об этом прекрасно знал, поскольку умудрился расшифровать данный гороскоп как намек на день рождения Булгакова. Спрашивается, можно ли при этом, находясь в ясном сознании и здравом уме утверждать, что, упоминая Меркурий, Булгаков «дублировал дату»? Думаю, ответ очевиден.

Весь этот тезис о Меркурии является ярким примером изобилующих в работе Баркова приписок в худших традициях социалистического производства, поскольку ни в одной из многочисленных публикаций о затмении в те дни, возможность «уникального» наблюдения Меркурия никак не упоминалась.

Но дело не в этом. Наблюдение Меркурия вовсе не является такой уж редкостью, особенно для профессиональных астрономов: «Весьма распространена легенда о том, что Коперник так и не смог за всю жизнь увидеть Меркурий, о чем очень сокрушался. И действительно, сделать это непросто. Если перенестись в год его возвращения на родину после образовательных мытарств по Европе, в год 1503-й, то увидим, что Меркурий был доступен наблюдениям в январе, апреле, мае, августе, сентябре, ноябре. Наугад беря 1540-й год, видим, что и здесь можно было, при желании, в мае, а особенно в октябре не остаться без увиденного Меркурия. Поэтому, позволим себе усомниться в достоверности некоторых легенд»[2]. Как отмечает доктор физ.-мат. наук, заслуженный деятель науки РФ, главный научный сотрудник, заведующий лабораторией отдела физики планет Института космических исследований Ксанфомалити Л. В., с наблюдением Меркурия были проблемы только у астрономов прошлого. – ««Счастлив астроном, Меркурий увидевший», – значится в средневековых астрономических наставлениях. Тем не менее, заметить планету нетрудно, если только помнить короткие календарные периоды ее видимости, знать, где ее искать, и учитывать, что видна она очень недолго, теоретически не более 1,5 ч, а практически намного меньше. Условия видимости повторяются несколько раз в год»[3].

Очевидно, что Барков перепутал наблюдение Меркурия во время затмения, которое НИЧЕМ НЕ ОТЛИЧАЕТСЯ от возможности его наблюдения вечером сразу после захода Солнца, либо утром перед его восходом, и наблюдение Меркурия во время прохождения его по солнечному диску: «Это редкое явление, и астрономы ждут его с нетерпением. Невооруженным глазом на ночном небе Меркурий практически не виден - так, светлая точка. В сильный телескоп - это серп или неполный круг. Во всей своей красе его и можно будет наблюдать на фоне диска Солнца»[4]. Но и это явление наблюдается достаточно регулярно: «Прохождения Меркурия по диску Солнца возможны с 6 по 14 ноября и с 6 по 10 мая. <…> Ноябрьские прохождения Меркурия происходят через 4750,733 суток либо через 2550,0 суток. Майские прохождения Меркурия происходят через 12050,98 суток и затем через 4751,3 суток»[5]. Последний раз оно наблюдалось 06.05.2003 и 9.11.2006. Рекордное по длительности наблюдение прохождения Меркурия по Солнцу ожидается 09.05.2016[6]. Но «какими бы редкими не показались прохождения Меркурия по диску Солнца, прохождения Венеры происходят несравнимо реже» – происходят они с интервалом попеременно 8, 105.5 и 121.5 лет[7]. В ближайшее время они состоятся 6 июня 2012 года, 6 июня 2012 года и 11 декабря 2117 года. Вот тут уж действительно – «кто не успел, – тот опоздал!» Однако к Горькому и «большому советскому затмению» подобные наблюдения Меркурия и Венеры не имеют ни малейшего отношения.
_______________________________________________
[1] Булгаков М. А. Великий канцлер. Князь тьмы. Сб. всех наиболее значимых редакций романа «Мастер и Маргарита». – М.: Гудьял-Пресс, 2000, с. 54.
[2] О космосе. Меркурий. История открытий. – http://www.cosmoportal.org.ua/pagesid-218.html
[3] Ксанфомалити Л. В. Неизвестный Меркурий // В мире науки. – 2008. – № 2, февраль. – С. 65.
[4] Смирнова Л. По солнечному диску пройдет маленький и быстрый Меркурий. – Вечерний Донецк – 2003. – 6 мая, № 66 (7738).
[5] Шанов С. Ю. Прохождения Меркурия по диску Солнца, 22.04.2003. – http://www.astronet.ru/db/msg/1189313
[6] Смирнова Л. По солнечному диску пройдет маленький и быстрый Меркурий. – Вечерний Донецк – 2003. – 6 мая, № 66 (7738).
[7] Шанов С. Ю. Прохождения Меркурия по диску Солнца, 22.04.2003. – http://www.astronet.ru/db/msg/1189313

Барков хитро смещает акценты, пытаясь создать нужное ему впечатление. На самом деле Мастер перешел в мир иной на закате солнца. Горький же умер утром – 18 июня в «11 ч. 10 м. утра»[1], кремация тела состоялась 19 июня «в ночь на 20»[2]. Никакой аналогии с булгаковским Мастером здесь усмотреть невозможно.
Никакого особого внимания затмению газеты не уделяли. Как до его наступления, так и после него, о нем писали исключительно на последних страницах газет в разделе обычной светской хроники, которую также никто не отменял по случаю смерти Горького. И на фоне этой хроники заметки о затмении ничем особым не выделялись, а само наблюдение затмения с Москвой никак не связывалось, поскольку Москва находилась вне зоны полного затмения и какая-либо «тьма» в ней не наблюдалась вообще. Вот как описывалась зона наблюдения полного затмения: «Ранним утром лунная тень вступит на кавказский берег Черного моря, промчится затем через Северный Кавказ, Западную и Восточную Сибирь и под вечер оставит нас, вступив в Тихий океан…»[3] Что касается Москвы, то из-за облачности и раннего времени (7 часов утра) частичное закрытие солнечного диска было практически незаметно для невооруженного глаза. Поэтому данный день в Москве вообще ничем не выделялся среди других. Никакого «понижения температуры и ветра» во время затмения в Москве в газетах так же не отмечено, такие явления сопутствуют только полным затмениям, но при этом не имеют никакой аналогии с мощной весенней грозой, описанной Булгаковым в романе.Нет никакой аналогии и между смертью Мастера и Горького, поскольку в романе тьма пришла в Москву не через сутки «после смерти Мастера», а вместе с ней. В момент отравления Булгаков упоминает «наступавшие грозовые сумерки», «уже гремит гроза темнеет», «в небе прогремело весело и коротко», кони взвиваясь «вонзились в низкую черную тучу», гром заглушает слова Мастера, падают первые капли дождя и всадники летят «над городом, который уже заливала темнота. Над ними вспыхивали молнии»[4]. Согласитесь, что описание грозы даже спустя полчаса после описываемых событий имело бы совсем другой смысл, что же говорить о следующем дне? Для сюжета романа в данном случае была важна именно динамичная одномоментность происходящего.
____________________________________________________________
[1] Летопись жизни и творчества А. М. Горького. Вып. 4, 1930-1936. – М.: Изд-во АН СССР, 1960, с. 600.
[2] Летопись жизни и творчества А. М. Горького. Вып. 4, 1930-1936. – М.: Изд-во АН СССР, 1960, с. 602.
[3] Герасимович Б. П. Полное солнечное затмение будет видимо в СССР // Правда, 25 мая 1934 г.
[4] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 696-699.

Нет уж, увольте, не могу я согласиться с подобным самовлюбленным самозабвенным бредом. Тем более что несет его не инженер и не юрист, а полковник КГБ. Как мы уже убедились выше (см. тезис II.XI.13), никакой заметной тьмы в Москве пресловутое «Большое советское затмение» не создало. Полоса полного затмения 1936 года прошла через середину Кавказа, между Астраханью и Волгоградом. От Кавказа до Москвы далековато, даже Крым это затмение не зацепило. В Москве было только частное затмение. Вот подробное описание условий наблюдения затмения в Москве:
«19 июня лунная тень пройдет через Северный Кавказ, Нижнюю Волгу, Южный Урал, узкой полосой по Сибири и Дальнему Востоку. Полное затмение, таким образом, можно наблюдать в Туапсе, Майкопе, Орске, Кустанае, Омске, Томске, Канске, Свободном, Биро-Биджане, Хабаровске.
В этой полосе во время полного затмения на две, две с половиной минуты наступит ночь».
«В Москве луна закроет только 0.78 солнечного диаметра <…>»
«В Москве затмение начнется в 6 часов 18 минут и окончится в 8 часов 18 минут. Продолжительность его – 2 часа. Наивысшая фаза приходится на 7 часов 16 минут»[1].

Прощание с Горьким началось 19.06.1936 в 9 часов утра, то есть 2 часа спустя после наивысшей фазы затмения, когда в условиях раннего утра его еще хоть как-то можно было заметить. При этом сама возможность наблюдения затруднялась легкой облачностью. – «Первая половина затмения наблюдалась сквозь легкие и прозрачные облака, которые после 7 часов несколько увеличились»[2]. К концу затмения небо наоборот прояснилось: «Частное затмение продолжалось в Москве ровно 2 часа. В 8 часов 18 минут огненный диск солнца пылал на прояснившемся небе»[3]. Таким образом, за час до начала прощания с Горьким «огненный диск солнца пылал на прояснившемся небе». Так что если что и связалось у людей с этим прощанием, так это яркий солнечный день.

Замечу, что во время аналогичного полного солнечного затмения 29 марта 2006 г., для которого максимальная фаза в Москве составила 0.65 солнечного диаметра в печати подчеркивалось, что «москвичи, не знающие о том, что идет затмение Солнца, не заметят даже легкого потемнения небосвода»[4]. И это при том, что данное затмение наблюдалось днем. Что же говорить о раннем утре затмения 1936 года?

Ни один человек, прощающийся с Горьким в Москве, это затмение никак не ощутил. Светлов упомянул его исключительно для красного словца, и его строки – единственное упоминание о затмении в связи со смертью Горького. Может быть, жители Северного Кавказа и связали затмение со смертью великого буревестника революции в своих преданиях, и до сих пор восхищенно цокают языком, вспоминая визуально наблюденный ими Меркурий. Но Булгаков-то, оставляя такую метку, должен был, прежде всего, рассчитывать на московскую публику. Характерно, что какое-либо упоминание данного затмения и возможности наблюдения Меркурия, отсутствует в семейном дневнике Булгаковых и это при очевидном интересе писателя к астрономии. Тем более что Елена Сергеевна аккуратно отмечала в этом дневнике все примечательные события, даже дожди и грозы.

И еще очень важный астрономический аспект, отмеченный Синициным на форуме Булгаковской энциклопедии – «19 июня 1936-го года было новолуние (всегда совпадающее с солнечным затмением). В романе луна полная. Аргументы из области астрономии исключают датировку, предложенную Барковым»[5]
______________________________________________________
[1] Ларионов А. Ф. Солнечное затмение. // Труд. – 1936. – 18 июня, № 139 (4690).
[2] Наблюдения солнечного затмения прошли удачно. // Труд. – 1936. – 20 июня, № 140 (4691).
[3] Частное затмение в Москве // Правда. – 1936. – 20 июня, № 168 (6774).
[4] Полное солнечное затмение 29 марта 2006 года – http://www.astronet.ru/db/msg/1211545
[5] Синицын. Критика альтернативного прочтения «Мастера и Маргариты», предложенного Альфредом Барковым. – http://www.bulgakov.ru/ipb/index.php?showt...&#entry1525

Как мы убедились выше, ни фенологические ни астрономические признаки не датируют «московскую грань» романа июнем. Поэтому, для охлаждения распаленного воображения верующих в это поклонников Баркова, я бы рекомендовал, прежде всего, обертывание в прохладные простыни и более трезвый подход к анализу текста романа. Не только в последней редакции, но даже в редакции 1938 года Булгаков нигде не упоминает, сколько раз постучали в окно Мастеру. Написано просто – «Через четверть часа после того, как она покинула меня, ко мне в окна постучали…»[1]. Если же имелось в виду общее число упоминаний об октябре, то в романе об этом упоминается ровно два раза[2].


Баркову стоило бы определиться: или действие происходит в мае и Мастер «извлечен» в мае, или же в июне, но тогда и Мастер должен считаться извлеченным в июне и «вспоминать» о его извлечении в мае не нужно.

Никто не выгонял Горького из России. На Капри он жил еще до революции с 1906 по 1913 годы. Разумеется, в 1921 г. он выехал по причине разногласий с советской властью, но никакого насилия над ним, как над булгаковским мастером, не было: Горький уехал сам. Причины его отъезда мы можем узнать из воспоминаний В. Ходасевича[3]:

«Вражда Горького с Зиновьевым (впоследствии сыгравшая важную роль в моей жизни) закончилась тем, что осенью 1921 года Горький был принужден покинуть не только Петербург, но и советскую Россию»;

«В феврале 1920 г., когда уже Каменеву перевели из Тео в отдел социального обеспечения, я однажды имел с нею длинную и в некоторых отношениях любопытную беседу, во время которой она, между прочим, спросила, продолжаю ли я заведовать «Всемирной Литературой». На мой утвердительный ответ она сказала:
– Удивляюсь, как вы можете знаться с Горьким. Он только и делает, что покрывает мошенников – и сам такой же мошенник. Если бы не Владимир Ильич, он давно бы сидел в тюрьме!»;

« к осени 1920 года, когда я переселился из Москвы в Петербург, до открытой войны дело еще не доходило, но Зиновьев старался вредить Горькому, где мог и как мог. Арестованным, за которых хлопотал Горький, нередко грозила худшая участь, чем если бы он за них не хлопотал. Продовольствие, топливо и одежда, которые Горький с величайшим трудом добывал для ученых, писателей и художников, перехватывались по распоряжению Зиновьева и распределялись неизвестно по каким учреждениям.
Ища защиты у Ленина, Горький то и дело звонил к нему по телефону, писал письма и лично ездил и Москву. Нельзя отрицать, что Ленин старался прийти ему на помощь, но до того, чтобы по-настоящему обуздать Зиновьева, не доходил никогда, потому что, конечно, ценил Горького как писателя, а Зиновьева – как испытанного большевика, который был ему нужнее»;

«Вернувшись в Петербург в конце сентября или в начале октября, Горький, наконец, понял, что пора воспользоваться советами Ленина, и через несколько дней покинул советскую Россию. Он поехал в Германию»;

«В 1928 г., когда совершилось окончательное падение Зиновьева, оказалась возможна поездка в Москву, куда через год пришлось и вовсе переселиться».


В одно и то же время Горький уезжал и приезжал исключительно по причине приемлемых для его здоровья климатических условий. Как усиливающий фактор здесь проявляется только собственное неуемное воображение Баркова.
_______________________________________________
[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 476.
[2] Там же, с. 473, 556.
[3] Ходасевич В. Ф. Воспоминания о Горьком. – М.: Правда, Библиотека «Огонек», № 44, 1989, с. 7, 30, 31, 35, 46.

Повторюсь, или действие происходит в мае и Мастер «извлечен» в мае, или же в июне, но тогда и Мастер должен считаться извлеченным в июне и связывать его с маем не нужно. Но возвратимся к анализу содержания романа. Чтобы окончательно убедиться в отсутствии в нем какой-либо системы зашифровки дат, составим следующую таблицу:



Из таблицы видно, что система так называемых временных «ключей» романа позволяет обнаружить в тексте признаки любого года в диапазоне от 1929-го до 1938-го. Однако действие не может быть однозначно связано ни с одним из них, поскольку эти признаки не только противоречивы, но и вообще не совместимы с реальностью. Например, в Ялте никогда не было аэропорта, поэтому Лиходеев даже теоретически мог улететь только в Симферополь. Следовательно, все расчеты Римского не имеют смысла, так как только от Симферополя до Ялты Лиходеев добирался бы не менее двух часов, ведь новое Южнобережное шоссе, сильно укоротившее дорогу из Ялты в Алушту, было построено только в 1960-е годы. Другой пример – на момент открытия описанного в романе Торгсина уже были введены расчетные книжки, поэтому и швейцар-мизантроп и потерявшая румянец продавщица должны были требовать у булгаковских героев именно указанные книжки, а не валюту. Поэтому нужно признать, что в романе описан не конкретный год, а конкретная эпоха – «мы имеем дело с некоторым «пятым измерением», связанным со временем и создающим не только конкретно-исторический образ эпохи, но и целостный образ определённого типа культуры, который можно назвать культурой советской. И образ этот охватывает практически все сферы жизни советского государства начиная от идеологии и кончая непосредственной повседневной жизнью людей, причём людей различных социальных групп, в число которых входят и рядовые обитатели коммунальных квартир, и представители интеллигенции, и высокопоставленные чиновники, то есть практически перед нами предстаёт весь социальный спектр Москвы как модели советского общества»[5].

Для определения месяца действия в московских главах, составим таблицу для признаков времени года:



Как видим, в романе отсутствуют какие-либо фенологические, либо астрономические признаки, позволяющие отнести время действия к июню. Судя по описанию, это самые первые дни мая.
__________________________________________________
[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989. – 750 с.
[2] Современная архитектура. - 1929. - № 1. – С. 38. – № 4 – С. 142.
[3] Пирковский С. Виртуальная реальность, или Трамвай на Патриарших. – «Вопросы литературы» 2004, № 4. – http://magazines.russ.ru/voplit/2004/4/pirk16.html
[4] Судебный отчет по делу антисоветского «право-троцкистского блока», рассмотренному военной коллегией Верховного суда Союза ССР 2-13 марта 1938 г. Полный текст стенографического отчета. – М.: Юрид. изд. НКЮ СССР, 1938, с. 494.
[5] Безносов Э. Л. Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» // Материалы курса «Новая историческая действительность и «новый человек» и их отражение в русской литературе 20-30-х годов XX века»: лекция 8. – М.: Педагогический университет «Первое сентября», 2005, с. 36.
[6] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989. – 750 с.

Резюме II. Роман Булгакова не является криптограммой либо зашифрованным текстом и не содержит никаких парадоксов, навязываемых Барковым. Нет никаких оснований увязывать древние главы с борьбой с антисемитизмом. Булгаковский Пилат не предавал Иешуа, поэтому нет никаких оснований называть его предателем. Нельзя его назвать и преступником. Пилат грешен, но его вина лежит вне пределов земной юрисдикции и находится в исключительной компетенции вышних сил. В обществе нет закона, по которому Пилат может быть осужден. Единственным его судьей в данном вопросе является он сам и его собственная совесть.

В романе отсутствует какая-либо намеренно заданная автором система ключей. Предлагаемые Барковым «ключи» всего лишь произвольные толкования произвольно же выбранных им отрывков текста не имеющих никакой внутренней связи. При желании любой художественный текст, любое имя всегда могут быть истолкованы тем или иным образом для увязки их с жизнью и деятельностью любого лица. Характерно, что любые ключи, не укладывающиеся в его схему, например знание Мастером пяти языков, и отсутствие у него детей, а также то, что Горький умер утром, а булгаковский Мастер – вечером, Барков просто игнорирует.

Текст романа позволяет отнести время его действия к любому году в диапазоне от 1929-го до 1938-го, но не позволяет однозначно указать ни на один из них, поскольку все признаки года противоречат друг другу. Наиболее достоверное по духу времени, а не по упоминанию отдельных примет, совмещение исторической и романной реальности соответствует 1929 году. Даже приблизительное совмещение исторической и романной реальности невозможно, поэтому можно указать только на различные прообразы описанных в нем мест и событий.

Многочисленные детали быта полностью исключают возможность отнесения действия к навязываемому Барковым 1936 году: это и наличие извозчиков-лихачей, и упоминание дней традиционной семидневной недели, и последние похождения Коровьева и Бегемота в торгсине на Смоленском, и многое другое. Причем эти детали, в отличие от предлагаемых Барковым «ключей», неотъемлемо пронизывают собой все действие.

Как фенологические, так и астрономические признаки четко определяют время действия как самые первые дни мая. Большое советское затмение 1936 года никак не может быть увязано с сюжетом романа, так как непосредственно в Москве оно не наблюдалось. Кроме того, затмению всегда соответствует новолуние, а в романе действие происходит в полнолуние, что абсолютно исключает предложенную Барковым датировку.

Поиск реальных прототипов главных героев романа оправдан только тогда, когда писатель в силу внешней или внутренней цензуры вынужден заслонить их от нас пеленой вымысла. Но если автор изначально создает именно вымышленные романные образы, то не так уж и важно у каких именно реальных прототипов были позаимствованы их черты. Правда вымысла художника бывает выше и вернее правды реальной жизни. Роман Булгакова никогда не готовился к печати и не подвергался цензуре, поэтому нет никаких оснований полагать, что его текст является зашифрованным посланием, тем более о жизни Горького, да еще в разрезе его антипогромных памфлетов и борьбы с антисемитизмом. Утверждение Баркова, что прототипом Мастера является Горький, совершенно неправомерно. Даже в рамках концепции Баркова, Горький не подходит на роль Мастера, так как прославился в борьбе с антисемитизмом в первую очередь как общественный деятель. Художественных произведений этому вопросу он не посвящал, поэтому на роль прототипа Мастера скорее мог бы претендовать В. Г. Короленко.

Добрый час. Долгое время не заглядывал сюда, сейчас читаю эту тему. Что Барков был полковником КГБ - это, как говорится, нарочно не придумаешь. Браво! А я-то думал, горный инженер. Но опять у Вас море риторики, основанной на биографии супостата.

Некоторые пункты прокомментирую сразу, чтоб не забыть.

п. I.I.1 (о Левие Матвее)

В книге Б. Сарнова "Случай Мандельштама" (на которую Барков ссылался) в главе, где речь шла о мученических смертях, автор замечает, что у Иешуа есть черты сходства с Сократом. А именно, Сократ, увидев записи Платона, воскликнул: "Сколько этот юноша налгал на меня!" Эпизод известный, приводится в статье Брокгауза и Ефрона. Так что за этим мнимым осуждением стоит древняя традиция (на которой, впрочем, вряд ли стоит заострять внимание).

I.II.4


Вы, как всегда, категоричны. Чтобы все современники немедленно убедились в гениальности произведения - так случается крайне редко, и не думаю, что так могло быть с пьесой "Батум". Сейчас о ней говорят приблизительно то же, что о сталинской оде Мандельштама. Например:
1) Мнение эстета. Стихи (или пьеса) хороши до невозможности, художник проник в самую душу вождя. (Как в "Портрете" Гоголя: "Ты ему не в бровь, а в самые глаза залез").
2) Пьеса (или стихи) - лесть, и лесть неудавшаяся, малохудожественная. "Булгаков поклонился ниже, чем было прилично", - фраза из получасового фильма "Москва - Батум", несколько раз демонстрировавшегося по российскому каналу "Культура".
3) Стихи (пьеса) скверные и вымученные, они - свидетельство насилия сталинской системы над художником, они - последняя попытка спасения. Автор попытался переломить себя и воспеть ненавистную фигуру, но не сумел.


I.II.5

Я читал воспоминания Н.Я.М. не так давно, и не припоминаю описания подобной беседы. Там вообще не говорится о каких-либо беседах между ней и Булгаковым - видимо, если они и были знакомы, то лишь на шапочном уровне. И вообще о М.А.Б. она высказывается без особой симпатии: вершиной его творчества считает рассказ о ящичке с фигурками из "Театрального романа", а его самого именует дурнем, так как, по мнению Н.Я.М., он напрасно посмеялся над советскими женщинами, готовыми ради красивого наряда вступить в сделку с нечистым. Дескать, в те годы это было естественно, а что естественно, то не безобразно.
Книги её воспоминаний оцифрованы, нетрудно проверить. Я поискал, ничего нового не обнаружил.

Ещё вспомню фрагмент из "Третьей книги", он имеет отношение к делу, ибо мастер в интерпретации Баркова очень близок к Сальери из "Маленьких трагедий".
Цитата (прошу прощения за размер):

Стало быть, истинные поэты не так уж сурово относились к пушкинскому Сальери, к олицетворению технического мастерства.
Но следует учесть, что воспоминания Н.Я.М. - не вполне благонадежный источник. Её уже уличали в наговорах и "сверхчеловеческой озлобленности" близкие друзья Ахматовой (Мария Петровых, Анатолий Найман).

I.II.19

Перегибаете палку. Очень похоже, что Фагот обращался к Воланду и "мастер" здесь - синоним к слову "хозяин", что часто встречается в переводных романах. Они ведь иностранцы.

I.II.24

Адепт Баркова, разумеется, заявит, что это и есть абсолютное "мастерство". И нельзя сказать, что он будет совсем неправ. Приведенной цитаты из статьи Булгакова недостаточно, чтобы отделить одно от другого.

Рад Вашему возвращению. Даже была мысль написать Вам самому, но Вы меня опередили.


Из песни слова не выкинешь. Если бы он не прятался, мне бы и в голову не пришло на этом плясать. Сам виноват. Да и именно при его биографии многие его пассажи просто непристойны и вдвойне омерзительны.


Мне неизвестно, знал ли об этой фразе Булгаков, да и не считаю я, что он писал роман-загадку, рассчитанный на рафинированного читателя. Поэтому не знаю, стоит ли упоминать об этом. Подумаю. Может быть дам сноску, но в основном тексте упоминать не буду. Ведь именно против такой логики я и выступаю, так как покопавшись в источниках всегда можно найти нечто подобное и увязать с романом. Но зачем?
Кстати эта фраза описана у Сарнова не в "Случае Мандельштама", в другой книге: "С гурьбой и гуртом" – http://www.lechaim.ru/ARHIV/153/sarnov.htm


Не вижу никакой аналогии между Мандельштамом, которого временами колбасило не по-децки и Булгаковым, который всегда в полной мере отвечал за свои слова и поступки. Разница между ними в том, что Мандельштам мог попытаться неудачно наступить на горло собственной песне, а Булгаков не мог. Разные люди, разные характеры, разное мировоззрение.
Я предпочитаю верить Булгакову, говорившему Л. Ленчу: «Вы же, наверное, успели уже узнать наши литературные нравы. Ведь наши товарищи обязательно станут говорить, что Булгаков пытался сподхалимничать перед Сталиным и у него ничего не вышло»., чем упомянутым им "товарищам".
И откуда Вы взяли, что Булгаков ненавидел Сталина? Для подобного утверждения нет ни малейших оснований, если конечно не полагать, что вся его переписка и семейный дневник фальсифицированы, или намеренно лживы. Не нужно задним числом делать из Булгакова какого-то диссидента.


Булгаков и Мандельштам не только были знакомы, но и были соседями по московскому писательскому кооперативу на улице Фурманова. Но никаких дружеских отношений не поддерживали.
Собственно о беседе пишу не я, а Барков, как всегда щедро фантазируя: "Впервые употребленное в тексте в 1934 году, это наименование в последующем стало занимать все большее место в романе, а в окончательной редакции (1938 год) вошло в его название. Следует отметить, что этому предшествовало и другое событие, связанное с опальным Мандельштамом. О нем свидетельствует скупая запись от 19 апреля 1937 года в дневнике Елены Сергеевны, третьей жены Булгакова: "В мое отсутствие к М. А. заходила жена поэта Мандельштама. Он выслан, она в очень тяжелом положении, без работы"". Может она зашла соли попросить или еще чего и обменялась с ним парой слов, но Барков есть Барков, - раз зашла, значит был обстоятельный разговор. А поскольку он нигде не описан, то я и пишу, что воспоминания Н. Я. Мандельштам его гипотезу не подтверждают. Кстати о ящичке, при первом чтении меня навсегда поразило именно это место, гениальность его несомненна, а что до прочего, то суждения писателей друг о друге лучше не читать, или раз и навсегда понять, что они не стоят бумаги, на которой написаны.


Черновики Пушкина читал, с Ахматовой в общем согласен. Что касается отношения к техническому мастерству, то я сторонник принципа "Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным". Никакому таланту мастерство повредить не может.


Не согласен. Перегибают палку те, кто на основани клочков текста делают далеко идущие выводы. В 13 главе (законченной, но еще не выложенной) я привожу анализ восстановления Булгаковских текстов Чудаковой. Там Вы найдете не просто перегиб палки, а к сожалению бред сивой кобылы.
Не хочется повторяться, но:
1. Не ясно, что в тексте принадлежит Булгакову, а что восстановлено.
2. Нет гарантии, что не пропущена случайно реплика переводящая эти слова к герою.
3. Нет гарантии, что эта реплика не вписана на оторванных полях текста.
4. Нет гарантии, что за слово «мастер» не было принято неразборчивое написание слова «мессир». Если спорят о прочтении «мученья» или «морозы» и «заветный» или «закатный», то о чем здесь говорить?


Так же не согласен с Вами. Цитаты убедительно показывают, что положительное отношение к слову «мастер» у Булгакова выражено четко и однозначно, а критическому осуждению была подвергнута не «безупречно-мастерская манера письма Слезкина», а только его отстраненность от реальной жизни и равнодушие к чувствам создаваемых им героев.
А что касается адептов, так не о математике же беседуем и доказательность сильно зависит от субъективного восприятия и мироощущения. Такого как незабвенный Жора Жук-Венди ничем не проймешь. Это та категория верующих, которую переубедить невозможно. Если ему сам Господь бог явится, чтобы провозгласить окончательную истину, он ему скажет: "Ты не Бог, а дьявол!"
Тем не менее, не забудьте, что данному тезису у меня предшествует рассмотрение аналогичных слов Блока.

Я добавил примечание. Известность эпизода я подтвердил не Брокгаузом-Ефроном, а непосредственно Диогеном Лаэртским, стиль которого тяжело было не узнать:

Б. Сарнов усматривает аналогию между словами Иешуа и словами Сократа о Платоне. – «Про Сократа рассказывали, что, слушая чтение диалога молодого Платона, в котором тот перелагал его учение (сам он, как известно, ничего не писал, за ним записывали), он воскликнул: «Сколько этот юноша налгал на меня!»» [Сарнов Б. С гурьбой и гуртом // ЛЕХАИМ. – 2005. – № 1(153), январь. – http://www.lechaim.ru/ARHIV/153/sarnov.htm]. Данный эпизод приведен в статье «Сократ» Брокгауза и Ефрона. Источником его, несомненно, является следующая запись Диогена Лаэртского в его книге о Платоне. – «Сам Сократ, говорят, послушав, как Платон читал «Лисия», воскликнул: «Клянусь Гераклом! Сколько же навыдумал на меня этот юнец!» – ибо Платон написал много такого, чего Сократ вовсе не говорил» [Лаэртский Диоген. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. – М.: Мысль, 1979, с. 160].


Я исправил текст на следующий:


Как я уже отмечал (см. тезис I.II.1), изначально, с появлением в романе нового героя, Булгаков назвал его «поэтом». Однако в ряде случаев, где прямое обращение свиты Воланда с использованием слова «поэт» звучало бы недопустимо выспренне, писатель использовал обращение «мастер». В дальнейшем это звучание, как более естественное для отстраненного характера образа, окончательно закрепилось за героем. Таким образом, никакого противопоставления понятий «мастер» и «поэт» в романе нет, наоборот есть преемственность понятий «поэт» – «мастер».

Реконструкция Барковым содержания им же вымышленной обстоятельной беседы Булгакова и Н. Я. Мандельштам напоминает бытующую в палеонтологии шутку, что опытный ученый может всего по одной найденной косточке восстановить весь облик давно вымершего зверя и рассказать, как он выглядел, какой образ жизни вел, чем и как питался. Но меркнут возможности научного воображения по сравнению с фантазией сотрудников КГБ о возможном содержании могущих иметь место бесед! Сначала скупое упоминание, что жена Мандельштама «заходила», естественно ассоциирующееся с понятием «ненадолго», а не с понятием «беседа», одним росчерком опытного пера превращается в никому не ведомую беседу. После чего анализатор, даже не претендуя на полное восстановление «всей» придуманной им беседы, обратным ходом выуживает из нее уже другую нужную ему «косточку» – предположение об обсуждении понятий «мастер» и «поэт». При этом как-то забывается, что хотя Булгаковы и Мандельштамы и были соседями по московскому писательскому кооперативу в Нащокинском переулке (ул. Фурманова), но каких-либо приятельских отношений они никогда не поддерживали. Об этом свидетельствует как дневник Елены Сергеевны, так и переписка писателя. Не считая упомянутой Барковым скупой записи, единственный зафиксированный случай общения Булгакова с Мандельштамами это посещение жившей у них Ахматовой – «М.А. днем ходил к Ахматовой, которая остановилась у Мандельштамов»[1].

Нет никаких оснований полагать, что Н. Я. Мандельштам могла обсуждать с Булгаковым какие-либо вопросы, кроме тяжелой собственной судьбы и судьбы своего мужа. Поскольку никакие отношения с Булгаковыми ее не связывали, она могла прийти только за помощью, а не для длительных литературных диспутов. Да и была она, судя по стилю записи, очень недолго; вернувшаяся из театра Елена Сергеевна ее уже не застала. Из текста самого же Баркова ясно следует, что ни малейших свидетельств подтверждающих его предположение в воспоминаниях Н. Я. Мандельштам просто нет, иначе он не преминул бы на них сослаться, а не растекался бы «мысью по древу».
_________________________________________________
[1] Дневник Елены Булгаковой, запись от 13.04.1935 / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 92.

Приступая к главе XII "«Цекуба» или «Фалерно»?" обращаю внимание ранее читавших мое мнение по этому тезису Баркова, что ответ мною существенно расширен с привлечением новых материалов.

Глава XII. «Цекуба» или «Фалерно»?

«Альфред Барков убедительно показывает <…> Это аргументированное исследование стоит сопоставить с фантазиями тех, кто поучает наших детей».
Диакон Кураев[1]

«Когда ж, счастливец-Меценат, отведаем,
Победам рады Цезаря,
Вина Цекуба, что хранилось к празднику ».
Квинт Гораций Флакк[2]

В обращении к читателю, предуведомляющему текст книги Баркова[3], наш бравый полковник КГБ пишет, что когда ему «дали почитать на две ночи «Мастера и Маргариту»», он сразу понял, что «речь идет о А. М. Горьком, знаменитом советском писателе, одном из столпов нашей культуры». Несложно догадаться, что основой для такого скоропалительного вывода ему послужили, прежде всего, два «ключевых» слова – «мастер и «цекуба». Когда-то вопрос о втором из них был с вызовом, как перчатка, брошен мне одним из рьяных поклонников Баркова в надежде поставить меня в тупик, но первое же мое обращение к первоисточникам мгновенно развеяло как его надежды, так и соответствующее маниакальное заблуждение Баркова. Результаты проведенных мною исследований я обобщил на форуме Булгаковской энциклопедии в сообщении «Как Альфред Барков «Центральную комиссию по улучшению быта ученых» в вино превратить пытался». Их расширенный и дополненный вариант и предлагается вашему вниманию.


Никаких «разрозненных данных», убедительно «указующих на личность Горького как прототип образа Мастера», Барков нам все еще не представил, однако, не мудрствуя лукаво, посмотрим непредвзято на то, что сам он считает еще более детальным обоснованием своей странной гипотезы.


Не мною отмечено, что роман Булгаковым не завершен, и подобных противоречий и незавершенных переделок в нем полно, и именно во второй части. Так стоит ли удивляться, что первоначально описав в тексте фалернское вино как красное, Булгаков в дальнейшем обратил внимание, что это вино не красное, а «золотистое»[4] (см. тезис III.XII.23) и при правке первой части романа внес соответствующие изменения в ее текст? На первый взгляд может вызвать недоумение вопрос, – а почему же и в другом месте сразу не исправил? – Да потому, что единой рукописи романа, как таковой, у Булгакова не было, а были бесчисленные листы, испещренные многочисленной правкой, а к ним, в свою очередь, столь же обширные листы дополнений со своей собственной правкой, а также записи о намеченной переработке романа и записи для будущего его редактирования, указывающие, в частности и список мест, которые нужно выправить в связи с изменениями, внесенными текущей правкой. В общем, в данном случае, как говорится, сам черт голову сломит. Вот потому-то удивляться многочисленным несоответствиям в тексте романа и не стоит. Кроме того, правка не означает чисто механическую замену одного слова другим. Ведь в беседе Афрания с Пилатом Булгаков сумел обыграть оба слова – и цекуба и фалернское. Не исключено, что подобным образом он собирался переработать и финальную сцену в подвале. Поэтому для него вполне достаточно было выправить текст в одном месте, чтобы потом при корректурной правке внести соответствующие исправления по всему тексту. Вот только времени на такую правку ему уже не было отпущено…
________________________________________________________
[1] Кураев А., диакон. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? – http://kuraev.ru/index.php?option=com_remo...select&id=1
[2] Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений – СПб.: Биографический институт: Студиа биографика, 1993, с. 196.
[3] Барков А. Обращение к читателю. – http://menippea.narod.ru/
[4] Архив М. Булгакова. Роман. Материалы. – ОРБЛ, ныне РГБ. фонд 562, картон 8, ед. хр. 1, с. 46

Вино не знает государственного районирования, а только географическое. Если остров Капри приписан к области Кампания, то это еще не повод называть каприйское вино фалернским. Фалернское вино выделывалось исключительно в Фалернской области и только из винограда, росшего на южных склонах горы Массика. Из винограда, росшего на ее северных склонах, как указывает Гораций, производились низшие сорта вина. Что делали из винограда росшего на Капри мы лучше и анализировать не будем.


На Капри Горький бывал только при «проклятом царизме», а в советское время жил в Сорренто. Это близко, всего пять километров через пролив, но уже на материке. Как пишет о послереволюционном пребывании Горького в Италии В. Ходасевич, «даже виза в Италию дана ему под условием не жить на Капри»[1].
____________________________________________________
[1] Ходасевич В. Ф. Воспоминания о Горьком. – М.: Правда, Библиотека «Огонек», 1989, с. 10.

«Дурень думкою багатіє!», – говорят в Украине. В письме ясно написано: «Белое каприйское», а не фалернское.

О происхождении фалернского вина известно следующее: «Кампания расположена в южной части Италии, вдоль побережья Тирренского моря здесь отлично вызревают как красные, так и белые сорта винограда. Среди первых наибольшее значение имеет Альянико, привезенный сюда еще греками. Считается, что этот сорт наилучшим образом проявляет свои качества именно в Кампании. Среди белых же в первую очередь стоит упомянуть сорта Фиано и Фалангина, также ведущих свою историю с античных времен (считается, что именно из сорта Фалангина изготавливались фалернские вина); а особым престижем пользуется белый же сорт Греко ди Туфо»[1].

Наследниками «тех самых фалернских» являются белые вина, производимые под наименованием Falerno del Massico на основе древнего сорта Фалангина. Также Фалерно дель Массико может быть красным – в варианте Россо, но при этом основным сортом в ассамбляже является … Альянико! Очевидно, что в древности его бы так и назвали Альянико, а сейчас называют Фалерно только из-за «раскрученности» марки. Несомненно, во времена Пилата фалернское вино было белым. Обратите внимание на строки Горация[2]: «Quem bibulum liquidi media de luce Falerni» – «Пил я с полудня уже прозрачную влагу Фалерна». Такие сравнения не используют для красных вин.


В романе Булгакова немало противоречий и прямых ошибок, особенно в описании древних эпизодов. Об этом можно прочесть, например, у А. Б. Левина[3]. Ведь роман автором не дописан и к печати не подготовлен. Перед смертью Булгаков начал большую правку романа[4], но успел откорректировать только первую часть и первую и последнюю главы второй части. Так что нет ничего удивительного в том, что в одном месте вместо фалерно успела появиться цекуба, а в другом – так и осталось фалерно. Аналогично писатель изменил в первой части место заброса Лиходеева с Владикавказа на Ялту, но не успел исправить описание его возвращения во второй части, и Степа возвращается из Ялты в нелепой для Крыма одежде, – папахе и бурке. Но это Баркова почему-то не смущает.
_______________________________________________________
[1] Винная карта: Удачливая земля Кампании. Портрет региона. – Империя вкуса. – http://www.imperiavkusa.ru/iv/iv.php?inc=a...4_2004_11/art_2
[2] Гораций. Epistulae Liber I, XIV. – http://www.russianplanet.ru/filolog/horati...pistulae/14.htm.
[3] Левин А. Б. Придирки к мастеру. Материалы к подробному комментарию к роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». – http://www.litera.ru/slova/ab_levin/pridirki.html
[4] «Особенно густо выправлена первая часть романа, а во второй – первая и последние главы. Некоторые записи – наметки для будущих переделок – остались невоплощенными» [Яновская Л. Комментарии к роману «Мастер и Маргарита» // Булгаков М. А. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 733].

Совершенно безграмотное невежественное утверждение. Такое слово есть и существует вполне официально: «Цекубская область (Caecubus ager) – составляла в древности часть Лация, при Амиклейском заливе, и принадлежала к территории Фунд (Fundi). Болотистая почва области, изобиловавшей тополями, давала прекрасные виноградники: по свидетельству Горация, Плиния и Марциала, цекубское вино считалось лучшим сортом италийских вин»[1].

Если бы Барков вместо переписывания истории изучал ее, или хотя бы читал исторические романы, то он мог бы встретить там частые упоминания о цекубском вине, например: «у тебя, я знаю, есть порядочное цекубское, в таких низеньких амфорах, с надписью, будто это вино времен Диоклециана»[2].

Вот, что писал о цекубском вине Квинт Гораций Флакк[3]:

Оды
Книга первая
20
Цекуба вино пей себе ты дома
И каленских лоз дорогую влагу, –
У меня ж фалерн, как и Формий лозы,
Чаш не наполнят.

37
Грехом доселе было цекубское
Из погребов нам черпать, из дедовских,
Пока царица Капитолий
Мнила в безумье своем разрушить,

Книга третья
28
Что другое в Нептунов день
Делать мне? Ты достань, Лида, проворнее
Из подвала цекубское,
И конец положи думе назойливой.

Эподы
9
Когда ж, счастливец-Меценат, отведаем,
Победам рады Цезаря,
Вина Цекуба, что хранилось к празднику
(Угодно так Юпитеру)
В твоем высоком доме и споем под звук
Дорийской лиры с флейтами?

Сатиры
Книга вторая
8
Потом, как афинская дева
Со святыней Цереры, вступил меднолицый гидаспец
С ношей цекубского; следом за ним грек явился с хиосским,
Непричастным морей. – Тут хозяин сказал Меценату:
«Есть и фалернское, есть и албанское, если ты любишь».

В комментариях к цитированному изданию указано, что «Цекуб, Цекубское вино одно из лучших вин Италии из области Цекуба в южном Лациуме»[4]. Думаю приведенных цитат достаточно, чтобы убедиться, что вино Цекуба не только существовало, но и славилось своими превосходнейшими качествами.
_____________________________________________________
[1] Энциклопедический словарь. Том ХХХVII-А. Изд. Ф. А. Брокгауз (Лейпциг), И. А. Ефрон (С-Петербург). СПб., 1903, с. 900.
[2] Брюсов В. Я. Алтарь Победы // Брюсов В. Я. Огненный ангел: Ист. повести. – К.: Дніпро, 1991, с. 358.
[3] Квинт Гораций Флакк. Собрание сочинений – СПб.: Биографический институт: Студиа биографика, 1993, с. 50, 69, 144, 196, 282.
[4] Комментарии // Там же, с. 440.

ЦеКУБУ (именно так правильно писалось ее название) занималась улучшением быта ученых, а не литераторов. Как отмечал председатель ЦеКУБУ А. Б. Халатов, «можно с уверенностью сказать, что в нашем Союзе нет ни одного ученого, который бы не имел дела с ЦеКУБУ»[1]. С литераторами же положение было обратное, поскольку им изначально были выделены на порядок меньшие фонды, чем для ученых и это пособие получали только самые известные писатели. Например, Анна Ахматова получала паек и пособие ЦеКУБУ по 4-й категории.

Современные публикации, упоминающие ЦеКУБУ, в основном пересказывают друг друга и часто грешат ошибками в названиях и датах. Очень часто можно прочесть, что Горький основал ЦеКУБУ и руководил ею в 1919-1923 гг. О том, что Горький работал не в ЦеКУБУ, а в созданном только в 1920 г. ПетроКУБУ, и что еще осенью 1921 г. Горький, ввиду глубоких противоречий с Советской властью, выехал за границу и, следовательно, не мог осуществлять практическое руководство комиссией в 1922-1923 гг. и числился в ней только формально, а равно и о том, что собственно ЦеКУБУ была создана только через месяц после отъезда Горького за рубеж, у авторов подобных публикаций как-то не принято даже и задумываться.

Путаница в освещении истории возникновения комиссии связана с тем, что первые документы о ее создании носили закрытый характер и в свое время не публиковались, что и привело впоследствии к произвольному изложению как принятых Советом Народных Комиссаров (СНК) решений, так и названий комиссии в разные годы. Чтобы разобраться с историей возникновения ЦеКУБУ и ее возможной связи с Горьким, совершим небольшой экскурс в историю.

Как свидетельствуют беспристрастные документы, впервые решение по улучшению положения научных специалистов было принято еще 19 февраля 1919 года. – «Совет Комиссаров СКСО[2] по представлению народного комиссара А. В. Луначарского постановил предоставить ста ученым, живущим в Петрограде, право пользования красноармейским пайком в целях улучшения их продовольственного положения»[3]. Но принятых мер оказалось явно недостаточно, положение ученых продолжало оставаться катастрофическим. Как вспоминает управделами СНК РСФСР (1917-1920) Вл. Д. Бонч-Бруевич[4], Ленин предложил ему обдумать конкретные меры по улучшению положения ученых[5] и Бонч-Бруевич предложил ему использовать для решения практических вопросов оказания этой помощи авторитет и организаторские способности Горького:
«Я ранее знал, по частным сведениям, что Алексей Максимович Горький, по своей личной инициативе, делает в Петрограде все, что может, чтобы помочь пережить голод ученым и литераторам. И я предложил Владимиру Ильичу вызвать Горького в Москву, поставить его во главе специального общества помощи ученым и литераторам. <…> у Горького, конечно, как всегда, найдется много людей, которые приложат руки к этому делу и на принципе самодеятельности оно там закипит. Оттуда мы распространим его повсюду.<…>
Так, в сущности, здесь было намечено и предложено к осуществлению <…> общество ЦеКУБУ <…> Мы тотчас же вызвали Горького <…>»[6].

В результате Ленин 8 июля 1919 г. послал Горькому письмо следующего содержания: «Очень прошу приехать завтра или не позже четверга. Необходимо переговорить спешно»[7]. Горький откликнулся на просьбу и уже 10 июля 1919 г. «Ленин беседует с приехавшим по его просьбе из Петрограда А. М. Горьким по вопросу об организации и работе Центральной комиссии помощи ученым и обещает ему свою помощь и поддержку <…>»[8].

После беседы Ленина с Горьким, разработка законодательной базы создания комиссии была поручена Народному комиссариату просвещения. Дополнительно, видимо по рекомендации Горького, Ленин обсуждает вопросы улучшения бытового положения ученых с видным российским анатомом, основоположником советской анатомической школы профессором В. Н. Тонковым – в октябре 1919 г. «Ленин принимает профессора В. Н. Тонкова и беседует с ним о бытовом положении ученых»[9].

Во второй половине декабря, не позднее 20 числа, «в связи с разработкой в Народном комиссариате просвещения вопроса об улучшении быта ученых, Ленин предлагает ввести особый «академический» паек для научных работников»[10], а 23 декабря 1919 г. «Ленин председательствует на заседании Совнаркома», где в числе прочих обсуждается также «вопрос об улучшении положения ученых»[11] и принимается декрет об улучшении положения научных специалистов[12]: «20 декабря Государственный ученый совет внес в СНК проект декрета об улучшении положения научных специалистов, согласовав его предварительно с народным комиссаром просвещения А. В. Луначарским. 23 декабря СНК утвердил проект с решением «Не публиковать»; установил, что декрет распространить на 500 ученых и 50 литераторов; выполнение декрета и определение списка лиц, на которых он распространяется, поручил комиссии из представителей Народных комиссаров просвещения, продовольствия и ВСНХ»[13].

Принятым декретом указанной в нем комиссии было поручено разработать нормы натурального обеспечения «усиленный паек», и определить необходимые для научной работы жилищные условия. – «Составление списка ученых и литераторов и контроль за выполнением данного постановления были поручены комиссии в составе: М. Н. Покровский (от Наркомпроса), Л. Я. Карпов (от ВСНХ) и В. Н. Яковлева (от Компрода). Эта комиссия стала называться Центральной комиссией по улучшению быта научных специалистов при Совнаркоме»[14]. Как видим, никакой аналогии с аббревиатурой ЦеКУБУ здесь не просматривается. Именно это название используется при упоминании созданной комиссии в последующих постановлениях СНК. Например, – «9) Функции Комиссии при Совнаркоме по улучшению быта научных специалистов в части, касающейся установления и распределения академических пайков, передать Центральной комиссии по снабжению рабочих при Наркомпроде »[15]. Хотя в некоторых письмах Горький именует ее и Всероссийской комиссией по улучшению быта ученых[16].

Судя по всему, изначально комиссия не имела официального краткого наименования, и оно сложилось уже по аналогии после возникновения аббревиатуры КУБУ – местных органов по улучшению быта ученых. Вот текст приветственной телеграммы Первого Всероссийского совещания КУБУ от 08.10.1921 В. И. Ленину, как инициатору ее создания – «Первое Всероссийское совещание КУБУ (местных органов по улучшению быта ученых) приветствует Вас как инициатора основания ЦКУБУ »[17].

Проект декрета от 23.12.1919 «был составлен М. Н. Покровским»[18] – заместителем наркома по просвещению, так что говорить о какой-либо основополагающей роли Горького в его появлении нет никаких оснований. Только после принятия данного декрета и появления законодательной основы для помощи ученым, Горький в январе 1920 г. вместе с известным ученым, академиком А. Ферсманом создает в Петрограде, где в то время размещалась Академия наук, Петроградскую комиссию по улучшению быта ученых (ПетроКУБУ) и становится ее председателем. Кроме Горького и Ферсмана в состав комиссии вошли видные ученые, академики – С. Ольденбург, А. Пинкевич и другие, что резко отличало ее от созданной декретом от 23.12.1919 «комиссии из представителей Народных комиссаров просвещения, продовольствия и ВСНХ».

Создание Петроградской комиссии было оформлено постановлением Петроградского Совета Рабочих, Красноармейских и Крестьянских депутатов: «1. Для проведения в жизнь Декрета Совнаркома от 23 декабря 1919 г. о мерах, имеющих целью сохранение научных сил Советской России, Президиум Петроградского Исполкома постановил учредить «Петроградскую Комиссию по улучшению быта ученых» в составе: М. Горького, Г. Цыперовича, З. Г. Гринберга, М. И. Кристи, А. Л. Апатова, И. И. Манухина, С. Ф. Ольденбурга, П. С. Осадчего, А. П. Пинкевича, В. Н. Тонкова, А. Е. Ферсмана, В. М. Шимкевича, Зеликсона, З. И. Лилиной, А. Е. Бадаева, Зорина и М. Ф. Андреевой»[19]. Указанное постановление датируется 13 января по времени опубликования в газете «Петроградская правда»[20].

Именно эту комиссию упоминает В. И. Ленин в своей записке в Малый Совнарком от 21 октября 1920 г. по поводу намерения петроградских властей сократить выдачу пайков ученым: «В Малый Совнарком. Прошу рассмотреть это дело п о с к о р е е. Из прилагаемого видно, что распоряжение Кпрода (центра) дает эти продукты в р а с п о р я ж е н и е Кубу (Комиссия об улучшении быта ученых). Значит, без согласия центра Питер не вправе реквизировать и зачитывать»[21].

На начальном этапе одним из направлений деятельности Петроградской комиссии был пересмотр списков «для получения ученого пайка, доведенного последним распоряжением Центральной Комиссии при Совнаркоме (члены М. Покровский, Н. А. Семашко, М. Горький и др.) до числа в 2000»[22].

Несмотря на принимаемые меры, положение ученых в России продолжало оставаться сложным. «В начале декабря 1920 г. Российская Академия наук обратилась в Совет Народных комиссаров с запиской, указывающей на критическое положение, в котором находится русская наука и русские ученые, и указывала вместе с тем на меры, какие должны быть безотлагательно приняты для избежания гибели науки и ученых в России»[23].

По указанному вопросу «В. И. Ленин принял 27 января 1921 г. А. М. Горького, академиков С. Ф. Ольденбурга и В. А. Стеклова и профессора В. Н. Тонкова»[24] и дал указание решить поставленные учеными вопросы. Однако «по неизвестным причинам, все дело остановилось»[25]. В связи с этим, 17 мая 1921 г. Российская академия наук обратилась в СНК с новым письмом о срочном принятии мер для улучшения положения ученых и науки в России[26].

В результате, почти два года спустя после создания ПетроКУБУ и через месяц после отъезда Горького за границу, «по инициативе В. И. Ленина»[27] постановлением СНК РСФСР от 10 ноября 1921 года организуется новая постоянная Центральная Комиссия по улучшению быта ученых (ЦеКУБУ) при Совнаркоме, председателем которой назначается А. Б. Xалатов. При этом на заседании СНК 10.11.1921 вновь созданной постоянной комиссии были переданы в подчинение Московская (МосКУБУ) и Петроградская комиссии[28].

При том, что Горький уехал не найдя общего языка с Советской властью, при натянутых с нею отношениях, нет никаких оснований полагать, что перед отъездом он имел какое-то отношение к созданию центральной комиссии. Об этом свидетельствует, прежде всего, сам состав этой комиссии. В отличие от комиссии Горького, состоящей из деятелей науки и культуры, в состав созданной центральной комиссии были включены исключительно опытные партийные функционеры, не имевшие к Горькому никакого отношения: «СНК, приняв к све­дению и утвердив доклад Халатова <член коллегии Наркомпрода – С.Ц.> как предварительный, назначил постоянную комиссию для всесто­роннего обследования и улучшения быта ученых в составе Оњ. О—. Покровского, Я. И. Гиндина, А. А. Новицкого, А. Б. Халатова, Н. А. Семашко и В. П. Волгина <от Главпрофобра – С.Ц>. Комиссии было поручено «обсудить во­прос о порядке премирования наиболее необходимых для Республики работников в области науки» и внести в Совнарком соответствующее предложение (Центральный партийный архив Института мар­ксизма-ленинизма при ЦК КПСС)»[29]. С этого момента в документах Советской власти появляется упоминание ЦеКУБУ. Замечу, что в ее составе Горький не числился даже номинально, хотя формальное председательство в ПетроКУБУ сохранил.

Как свидетельствует хроника дат жизни и деятельности В. И. Ленина, в период предшествующий созданию комиссии отмечены две беседы с Горьким – 23.06.1921 «об экспертной комиссии для приобретения и сбыта за границу антикварных и художественных предметов» и 22.09.1921 «об издании научных работ петроградских ученых»[30]. К созданию ЦеКУБУ данные вопросы отношения не имеют. Не связана с ней и имевшая место 19.10.1921 беседа Ленина с заместителем председателя Петроградской комиссии по улучшению быта ученых А. П. Пинкевичем. В ее описании указано, что речь шла «о высших учебных заведениях Петрограда и об издании литературных работ петроградских ученых»[31].

Откуда же возникли утверждения, что ЦеКУБУ была создана по инициативе Горького? Указанную роль ему в 1930 г. ошибочно приписали в первом издании Большой советской энциклопедии, то ли неправильно истолковав рассказы Вл. Д. Бонч-Бруевича, то ли просто не придав значения таким тонкостям исторических событий. В биографии Горького написанной литературоведом профессором Н. К. Пиксановым для БСЭ сказано – « со второй половины 1918 Горький уже горячо работает с Советской властью. Он организует помощь работникам науки, основывает ЦЕКУБУ, учреждает издательство «Всемирная литература» »[32]. Это первое и последнее свидетельство о якобы основополагающей роли Горького в создании ЦеКУБУ. В обширной статье Цекубу, опубликованной в 1934 г. в той же энциклопедии, имя Горького вообще не упоминается, а создание комиссии связывается исключительно с В. И. Лениным – «ЦЕКУБУ, сокращенное наименование Центральной комиссии по улучшению быта ученых, организованной в конце 1921 при Совнаркоме РСФСР по инициативе В. И. Ленина»[33]. Обратите внимание на год публикации. Горький в это время был в самом зените славы, что полностью исключает возможность каких-либо махинаций вокруг его роли в создании ЦеКУБУ, а упоминание о нем в данной статье вообще отсутствует!

Нет упоминания ЦеКУБУ и в многочисленных изданиях подробной биографии Горького в 1925-1930 гг.[34] В то же время создание ЦеКУБУ повсеместно связывается с инициативой В. И. Ленина, например: «ЦеКУБУ – это специальная организация, в задачи которой входит забота об интересах русских ученых и об улучшении их быта, – яркий пример внимания Владимира Ильича к науке, ибо ЦеКУБУ создано по инициативе Владимира Ильича в момент самого тяжелого голода и разрухи, переживавшихся РСФСР[35].

Таким образом, логично рассуждая, Баркову следовало бы связать Мастера через ЦеКУБУ не с Горьким, а с Лениным, который, как я уже отмечал, более подходит на эту роль, поскольку, в отличие от Горького, не имел детей и действительно знал несколько языков.

Долгая запутанная история создания ЦеКУБУ вполне подтверждает следующее мнение о более чем скромных возможностях интеллигенции по влиянию на принимаемые Советской властью решения: «Представление о том, что ученые когда бы то ни было в советское время оказывали существенное влияние на принимаемые на правительственном уровне решения, сильно преувеличено. Всегда из рекомендаций выбирались те, что годились в качестве обоснования уже принятых независимо от мнения специалистов решений»[36].

Интересно, что всего через два года после создания ЦеКУБУ ее дальнейшее функционирование было признано нецелесообразным. Сначала был издан циркуляр ЦеКУБУ от 31 мая 1924 г. о ликвидации местных КУБУ и передаче их функций местным бюро Секции научных работников <при профсоюзе работников просвещения (Всеработпросе) – С.Ц.> – «ликвидировать все местные КУБУ и заменяющие их органы, с передачей их функций, средств и учреждений местным бюро Секции научных работников»[37]. Через полгода на заседании коллегии Наркомпроса о ликвидации ЦеКУБУ от 01.11.1924 было принято следующее решение:

«а) Признать форму оказания помощи ученым через ЦеКУБУ устаревшей и дальнейшее существование ЦеКУБУ нецелесообразным.
б) Поэтому считать необходимым ликвидировать ЦеКУБУ и передать все функции ее <…> Центральному бюро Секции научных работников Цекпроса. Ликвидацию считать необходимым произвести к 1 января 1925 г.»[38]

Тем не менее, «к этому сроку ЦеКУБУ не была ликвидирована, а существовала и действовала наряду с Секцией научных работников еще несколько лет, постепенно передавая ей свои функции по улучшению быта ученых. В 1931 г. ЦеКУБУ была переименована в Комиссию содействия ученым (КСУ), которая в основном занималась вопросами науки, а вопросы быта ученых перешли полностью в ведение профсоюза»[39].

В итоге после своего создания ЦеКУБУ просуществовала около 10 лет. В КСУ при СНК СССР она была реорганизована «постановлением СНК РСФСР от 3 мая 1931 г.»[40] В свою очередь, через 6 лет в 1937 г., в связи с передачей вопросов обеспечения научных работников в ведение Академии Наук СССР, была упразднена и КСУ:

«О ликвидации Комиссии Содействия Ученым
1. Ликвидировать с 16 ноября 1937 года Комиссию Содействия Ученым при СНК СССР.
2. Передать Наркомздраву СССР медицинские и санаторно-курортные учреждения КСУ со всеми подсобными хозяйствами… Обязать Наркомздрав СССР сохранить эти санатории для обслуживания ученых. Однодневный дом отдыха КСУ «Сосновый бор» в Болшево передать Академии Наук СССР.
3. Передать в ведение Академии Наук СССР дома ученых в г. Москве и г. Ленинграде и Московскому Совету — семь жилых домов Комиссии Содействия Ученым в г. Москве. Дом КСУ для приезжающих в г. Москву (Кропоткинская набережная, дом 3) передать в распоряжение Академии Наук СССР…
Из протокола заседания Политбюро N55, 1937 г.»[41]

Возвращаясь к роли Горького, замечу, что во втором и третьем изданиях БСЭ в биографии Горького слова о его ведущей роли в организации ЦеКУБУ также отсутствуют, хотя, например, создание им издательства «Всемирная литература» всюду упоминается:

«В декабре 1919 Совнарком РСФСР учредил Комиссию по улучшению быта ученых, в работе которой Горький принимал активное участие»[42];
«Горький помогал борьбе с голодом, беспризорностью, заботился об охране художественно-исторических ценностей, о быте ученых»[43].

Ничего не сказано о решающей роли Горького и в работах по истории Академии наук СССР: «В декабре 1919 г. по инициативе В. И. Ленина СНК вынес постановление «Об улучшении положения научных специалистов» <…> для улучшения бытовых условий жизни ученых Лениным было сделано немало. Известны факты снабжения ученых продовольственными пайками. Это явилось одной из задач созданной Советским правительством при ближайшем участии А. М. Горького Центральной комиссии по улучшению быта ученых – ЦЕКУБУ»[44].

Как видим, официальная советская наука не отрицала заслуг Горького в улучшении быта ученых, но и не преувеличивала их до возведения его в ранг основоположника искомой комиссии. Надо сказать, что мало в чем в те годы Горький не принимал активного участия. – «Ошеломляет один перечень организаций, деятельное участие в работе которых принимал Горький, – это и издательство «Всемирная литература», и Особое совещание по делам искусств, и общество «Культура и свобода», и репертуарная комиссия Отдела театров Союза коммун Северной области, и художественный совет Эрмитажа, и полярная комиссия Академии наук, и Всероссийский комитет помощи голодающим, и комиссия по борьбе с детской преступностью, и многое, многое другое»[45]. Право же на этом фоне его участие в работе ПетроКУБУ ничем особо не выделяется. Несомненно, Горький охотно предоставлял свое имя любой благотворительной или культурной организации в качестве, как сейчас говорят мощного брэнда, способствующего быстрому урегулированию всех проблемных вопросов. – «Огромный авторитет писателя, популярность его имени заставляли обращать особое внимание на все те начинания, мероприятия, организации, в которых участвовал Горький»[46].

В заключение предоставим слово самому Горькому: «В ту пору – 19-й – 21-й год – я работал в «Комиссии по улучшению быта ученых». – Комиссия эта возникла по инициативе В. И. Ленина и Л. Б. Красина, в дальнейшем Ильич и А. Б. Халатов развили ее в «ЦеКУБУ» – учреждение, которым рабочий класс, хозяин страны, имеет законное право гордиться перед Европой»[47].

Таким образом, при жизни Булгакова имя Горького никогда не связывалось с созданием ЦеКУБУ, не считая рассмотренного выше ошибочного утверждения в биографии Горького в первом издании БСЭ. И в данном случае даже не важно, какова же была реальная роль Горького, а важно только ее официальное освещение. Как мы убедились, практически во всех документах и литературных источниках при жизни Булгакова официальная доктрина связывала создание ЦеКУБУ исключительно с инициативой Ленина. Следовательно, Булгаков никак не мог рассчитывать на то, что аллюзия на ЦеКУБУ может вызвать какую-то ассоциацию с именем Горького.
________________________________________________
[1] Халатов А. Б. // Ленинградская правда. – 1925. – № 203. – 6 сентября.
[2] Решение о создании Союза коммун Северной области было принято на 1-м Съезде Советов Северной области, который проходил с 26 по 29 апреля 1918 г. в Петрограде.
[3] Декреты СНК и ВЦИК об улучшении материального положения ученых. Организация и деятельность ЦеКУБУ. // Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сб. документов. – Л.: Наука, 1968, с. 339.
[4] В своих воспоминаниях, написанных в 1940 г., Бонч-Бруевич смешивает во времени два события – создание Петроградской комиссии по улучшению быта ученых и намерение И. П. Павлова уехать за границу. На самом деле желание выехать за границу Павлов высказал только летом 1920 г., когда ПетроКУБУ уже действовала.
[5] Бонч-Бруевич Вл. Д. Горький и организация ЦЕКУБУ // В. И. Ленин и А. М. Горький. Письма, воспоминания, документы. – М.: Наука, 1969, с. 442-443.
[6] Там же, с. 443-444.
[7] Ленин В. И. ПСС, 5 изд.: В 55 т. Т. 51. – М.: Изд. полит. лит., 1965, с. 9.
[8] Даты жизни и деятельности В. И. Ленина // Ленин В. И. ПСС, 5 изд.: В 55 т. Т. 39. – М.: Изд. полит. лит., 1963, с. 586.
[9] Там же, т. 40, с. 461.
[10] Там же, т. 39, с. 607.
[11] Там же, т. 39, с. 462.
[12] Об улучшении положения научных специалистов. Декрет СНК от 23.12.1919 // Декреты Советской власти. Т. 7. – М.: Политиздат, 1975, с. 427.
[13] Там же, с. 428.
[14] Декреты СНК и ВЦИК об улучшении материального положения ученых. Организация и деятельность ЦеКУБУ. // Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сб. документов. – Л.: Наука, 1968, с. 340.
[15] Постановление СНК от 08.02.1921 О сокращении всех видов продовольственных пайков и о мерах к прекращению незаконных выдач // Декреты Советской власти. Т. 13. – М.: Политиздат, 1989, с. 51.
[16] А. М. Горький – Всероссийской комиссии по улучшению быта ученых, не позднее 21.10.1920 // В. И. Ленин и А. М. Горький. Письма. Воспоминания. Документы. Изд. 3, доп. – М.: Наука, 1969, с. 198.
[17] Ленин и Академия наук. Сборник документов. – М.: Наука, 1969, с. 102.
[18] Декреты СНК и ВЦИК об улучшении материального положения ученых. Организация и деятельность ЦеКУБУ. // Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сб. документов. – Л.: Наука, 1968, с. 340.
[19] Декреты и распоряжения правительства. – Наука и ее работники - 1920. – № 1. – С. 40.
[20] Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сб. документов. – Л.: Наука, 1968, с. 340.
[21] Ленин В. И. ПСС, 5 изд.: В 55 т. Т. 51. Примечания. – М.: Изд. полит. лит., 1965, с. 314.
[22] В комиссии по улучшению быта ученых // Наука и ее работники - 1920. – № 1. – С. 33.
[23] Декреты СНК и ВЦИК об улучшении материального положения ученых. Организация и деятельность ЦеКУБУ. // Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сб. документов. – Л.: Наука, 1968, с. 343.
[24] Там же, с. 344.
[25] Там же, с. 343.
[26] Там же, с. 343.
[27] Большая Советская Энциклопедия. В 65 т. Изд. 1-е. Т. 60. – М.: ОГИЗ РСФСР, 1934, ст. 378.
[28] Декреты СНК и ВЦИК об улучшении материального положения ученых. Организация и деятельность ЦеКУБУ. // Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сб. документов. – Л.: Наука, 1968, с. 345.
[29] Ленин В. И. ПСС, 5 изд.: В 55 т. Т. 54. Примечания. – М.: Изд. полит. лит., 1965, с. 549.
[30] Там же, т. 44, 1964, с. 660, 676.
[31] Там же, с. 682.
[32] Луначарский А. В. Горький // Большая Советская Энциклопедия. В 65 т. Изд. 1-е. Т. 18. – М.: АО «Советская энциклопедия», 1930, ст. 227-228.
[33] Большая Советская Энциклопедия. В 65 т. Изд. 1-е. Т. 60. – М.: ОГИЗ РСФСР, 1934, ст. 378.
[34] Груздев И. А. Максим Горький. – Л.: КУБУЧ, 1926. – С. 77; Груздев И. А. Максим Горький (жизнь и работа). – М-Л.: Госиздат, 1928. – С. 40.
[35] Вечер ученых памяти Владимира Ильича // Известия. – 1924. – 12 февраля.
[36] Левина Е. С. Некоторые уточнения // Природа. – 1997. – № 11. – С. 127
[37] Декреты СНК и ВЦИК об улучшении материального положения ученых. Организация и деятельность ЦеКУБУ. // Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сб. документов. – Л.: Наука, 1968, с. 356.
[38] Там же, с. 358.
[39] Там же, с. 358.
[40] «Любовь к архиву… была безгранична». Документы ГАРФ об оказании материальной помощи дочери Н. В. Калачова. 1926 г. (публикатор Н. С. Зелов) // Отечественные архивы. – 2004. – № 4. – С. 112.
[41] Журнал «Власть» № 43 (747) от 05.11.2007. – http://kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=821753
[42] Большая Советская Энциклопедия. В 51 т. Изд. 2-е. Т. 12. – М.: Большая Советская Энциклопедия, 1952, с. 254.
[43] Большая Советская Энциклопедия. В 30 т. Изд. 3-е. Т. 7. – М.: Советская Энциклопедия, 1972, с. 138-139.
[44] Комков Г. Д., Левшин Б. В., Семенов Л. К. Академия наук СССР. Краткий исторический очерк. В 2 т. Т. 2. – М.: Наука, 1977, с. 18.
[45] Нефедова И. М. Максим Горький. Биография писателя. – Л.: Просвещение, 1979, с. 143.
[46] Там же, с. 143.
[47] Письмо А. М. Горького А. Е. Бадаеву от 25 июля 1929 г. (Рабочая Москва, 30.06.1936) // В. И. Ленин и А. М. Горький. Письма, воспоминания, документы. – М.: Наука, 1969, с. 514.

Барков бесцеремонно искажает объективные факты, не затрудняя себя ссылками на источники. Откуда он взял, что в обиходе говорили ЦЕКУБА? Таких случаев в мемуарной литературе не отмечено. Да и как можно не сломав язык сказать – «Я пошел в ЦЕКУБА» или «С этим вопросом вам следует обратиться в ЦЕКУБА»? Видимо поэтому ни одного случая столь дикого «барковского» склонения аббревиатуры ЦеКУБУ ни в документах, ни в мемуарной литературе за все годы не отмечено. Впрочем, случаи употребления в обиходе полной формы официального сокращения наименования комиссии были вообще достаточно редкими, в чем мы убедимся при рассмотрении следующего тезиса.

Нет ничего удивительного в том, что в свое время аббревиатура ЦеКУБУ была достаточно широко известна в среде интеллигенции, так же как и многие другие распространенные аббревиатуры того времени. Точно так же нет ничего удивительного в том, что в наше время это слово известно только узкому кругу специалистов и людям, интересующимся послереволюционной историей Советской России.

Письмо Булгакова, прежде всего, подтверждает тот факт, что только с окончанием «у» употреблялось сокращенное название комиссии в обиходе. Это же письмо показывает и то, что вопреки хитрой формуле Баркова не «иногда», а практически всегда в те годы слово ЦеКУБУ в обиходе не употреблялось, а использовались более удобные для произношения наименования ЦКУБУ и КУБУ, прижившиеся еще с 1919 года. Именно эти формы в основном использовались современниками Булгакова не только в быту, но и во многих официальных документах тех лет. Звучная, но труднопроизносимая форма ЦЕКУБУ выжила их уже впоследствии задним числом в трудах историков, архивистов и энциклопедистов.

Замечу, что ЦеКУБУ официально называлась только собственно центральная комиссия, расположенная в Москве. На местах же ее отделения назывались именно просто КУБУ, иногда с добавлением местного идентификатора, если благозвучие позволяло. Например, в Петрограде – ПетроКУБУ (после переименования в 1924 г. – ЛенКУБУ), в Татарской республике – ТатКУБУ и т.п. При этом в Москве кроме центральной действовала и местная комиссия – «Московская комиссия по улучшению быта ученых (МосКУБУ) была организована 13 августа 1921 г. постановлением президиума Моссовета и состояла при нем»[1].

Естественно в обиходе широко использовалось название не центральной комиссии, а в основном ее местных отделений. Например – «В подтверждение всего вышеизложенного ссылаюсь <…> на карточку за № 3959 от 8/Х-22 г. от Комиссии по улучшению быта ученых, удостоверяющую за подписью Л. Каменева, что я, Дурылин, «внесен в список научных деятелей Московской комиссии по улучшению быта ученых»»[2].

Вот еще несколько примеров упоминания комиссии по улучшению быта ученых в официальных документах и в обиходе:

1. Приложение 2 <Список активной антисоветской интеллигенции (профессура)> к Постановлению Политбюро ЦК РКП(б) об утверждении списка высылаемых из России интеллигентов от 10 августа 1922 г., ПБ № 21/7: «Профессора Московского высшего технического училища. 3. Ясинский Всеволод Иванович. <…> Благодаря главенству в КУБУ, держит в своих руках экономическую власть над беспартийной частью профессуры и использует это свое влияние для сведения счетов с теми, кто сочувствует Соввласти»[3].

2. П. 20 Инструкции НКВД РСФСР от 21 июня 1923 года гласит: «Дополнительная площадь в размере не свыше двадцати квадратных аршин на лицо оплачивается по той же норме, что и основная площадь, для следующих категорий: <…> в) научные работники, зарегистрированные в Комиссии по улучшению быта ученых (Кубу)»[4].

3. Положение о премии имени В. И. Ленина от 19 июня 1924 г.: «В память великого вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина ЦКУБУ при СНК учреждаются премии имени В. И. Ленина»[5].

4. Обращение Ф. Сологуба к А. Луначарскому по поводу отклонения утверждения А. Ахматовой, осень-зима 1926 г. <ориентировочно – С.Ц.>: «…Мы, нижеподписавшиеся работники культуры, искусства и науки, обращаемся к Вам, Анатолий Васильевич, как к руководителю всей художественно-культурной деятельности Республики с просьбой оказать свое содействие по изменению решения Экспертной комиссии ЦКУБУ»[6].

5. Из дневника и писем П. Н. Лукницкого, 1925-1929 гг.:

· письмо А. Ахматовой от 14.05.1925 «Вчера было заседание экспертной комиссии ЦКУБУ, но Ваше дело еще не рассматривалось и будет рассмотрено только в следующую среду»[7].

· запись от 18.06.1929, Москва, об О. Мандельштаме «Он живет отдельно от Н. Я. В общежитии ЦКУБУ, денег не платит, за ним долг растет, не сегодня-завтра его выселят»[8].

Приведенные выдержки из архивных и мемуарных документов показывают, что в двадцатые годы аббревиатура ЦеКУБУ не только в обиходе, но даже и в официальных документах была малоупотребительна. Видимо окончательно она вытеснила принятые с 1919 г. формы ЦКУБУ и КУБУ только после реорганизации ЦеКУБУ в КСУ.
_________________________________________________
[1] Декреты СНК и ВЦИК об улучшении материального положения ученых. Организация и деятельность ЦеКУБУ. // Организация науки в первые годы Советской власти (1917-1925). Сб. документов. – Л.: Наука, 1968, с. 345.
[2] Челябинская ссылка Сергея Дурылина. – http://www.unilib.chel.su:6005/el_izdan/letopis/durylin.htm
[3] «Очистим Россию надолго». К истории высылки интеллигенции в 1922 г. (публикатор А.Н. Артизов) // Отечественные архивы. – 2003. – № 1. – С. 65-96.
[4] Постановление ВЦИК, СНК РСФСР от 13.06.1923 Об оплате жилых помещений в поселениях городского типа (вместе с Инструкцией по применению Постановления Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров о плате за пользование жилыми помещениями от 13 июня 1923 года, утв. НКВД РСФСР 21.06.1923): Приложение. – http://pravo.levonevsky.org/baza/soviet/sssr7107.htm
[5] Ленин и Академия наук. Сборник документов. – М.: Наука, 1969, с. 233.
[6] Письмо Ф. Сологуба А. Луначарскому // Лукницкая В. Перед тобой земля. – Л.: Лениздат, 1988, с. 300.
[7] Лукницкая В. Перед тобой земля. – Л.: Лениздат, 1988, с. 300.
[8] Там же, с. 81.

Должно то должно, но только не в случае idee fixe… «Мания фурибунда», – сказал бы профессор Стравинский.


Напоминаю, что в работе А. Левина показано, что хотя Михаил Булгаков стремился быть точным в деталях, в очень многих случаях это ему, к сожалению, не удалось. Вот характерный пример:

«Тяжело дыша после бега по раскалённой дороге, Левий овладел собой, очень степенно вошёл в лавчонку, приветствовал хозяйку, стоявшую за прилавком, попросил её снять с полки верхний каравай, который почему-то понравился ему больше других и, когда она повернулась, молча и быстро взял с прилавка то, чего лучше и быть не может, – отточенный, как бритва, длинный хлебный нож, и тотчас кинулся вон».

Кажется, в этот отрывок попало описание московской булочной времён гражданской войны, когда хлеб «отпускался» по карточкам и талонам очень скромными пайками – по полфунта, четверть фунта на человека. В древнем Иерусалиме продавал хлеб тот, кто его пёк – пекарь, никакого прилавка в такой пекарне не было. Продавать хлеб ни в коем случае не могла женщина-иудейка. Это был бы или сам пекарь или его сын, может быть, работник, но обязательно мужчина. Хлеб на Востоке, как в древности, так и сейчас не режется, а продаётся целыми хлебами или лепёшками. И римляне пекли круглый хлеб в специальных формах так, чтобы он легко ломался на сектора – половинки или четвертинки. Экскурсовод в Помпеях, показывая пекарню второй половины I века н. э., в ответ на мой вопрос решительно отвергла возможность продажи резаного хлеба в те времена. Наконец, настоящий хлебный нож, как помнится с тех давних времён, когда автор «отоваривал» свою «детскую» и «рабочие» родительские карточки, не длинный и узкий, а наоборот очень широкий и округлый со стороны противоположной рукояти.

И самая существенная неточность: после полудня 14 нисана никаких караваев на полке в хлебной лавке быть не могло. После захода солнца в доме иудея по Закону в течение следующих семи дней не должно было находиться ничего квасного, то есть испечённого на дрожжевой закваске. Накануне Пасхи иудеи должны были тщательно очистить свои жилища, чтобы даже крошки квасного хлеба не оставалось в доме, строго говоря, вообще во всей земле Израиля. «Пресный хлеб должно есть семь дней; и не должно находиться у тебя квасного во всех пределах твоих». «Вечером 13 нисана еврей производит обследование своего дома с целью собрать имеющиеся остатки квасного хлеба, которые на другой день сжигаются»»[1].

И подобным примерам в «Мастере и Маргарите» нет числа. И тем не менее, роман обжигающе реален, а значит его автор достиг своей цели. Никого ведь не смущает, что художественная картина не имеет ничего общего с фотографией и фактически всегда искажает отображаемую реальность. Так почему же нужно использовать другие критерии при оценке художественного произведения? Разумеется, все детали у Булгакова не случайны, но определяются они не точностью соответствия реальной действительности, а художественным замыслом автора.

В следующих пяти тезисах (с 12 по 16) Барков цитирует В. Г. Редько, «полностью соглашаясь с замечаниями Вадима Григорьевича», – а значит разделяет и ответственность за них.
___________________________________________________________
[1] Левин А. Б. Придирки к мастеру. Материалы к подробному комментарию к роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». – http://www.litera.ru/slova/ab_levin/pridirki.html

Да, в первом случае подчеркнуто, что вино густое. Но где сказано, что оно гуще, чем у Маргариты? Да, во втором случае сказано: «налили в стаканы, глядели сквозь него на исчезающий перед грозою свет в окне. Видели, как все окрашивается в цвет крови»[1]. Но этого удовольствия заведомо были лишены Пилат и Афраний, так как смотреть через кратер, – покрытую черным лаком расписанную глиняную чашу, весьма затруднительно.


Напомню, что в древности красное фалернское не производилось, а современное красное фалернское только носит прославленную марку, а фактически производится из сорта Альянико с добавлением сорта Фалангина, из которого производится классическое фалернское.


Кому стоит верить, Горацию и Брокгаузу с Ефроном или Анри Симону? Гораций пил сам, а Симон «думкой богател». Характеристику его как «известнейшего знатока» оставим на совести известнейших знатоков Булгакова – Редько и Баркова. Поиск на портале yandex.ru не выдал ни одной ссылки на Анри Симона знатока виноделия! Примерно так же Кураев ссылается на «известнейшего знатока» и «аргументированного исследователя» Баркова. Впрочем, тут спору нет, – Альфред Барков действительно известен, вот только не аргументированными исследованиями, а навязчивыми маниакальными идеями. К сожалению, нельзя запретить одним одержимым ссылаться на других.

В отличие от наших доморощенных специалистов, утверждающих, что цекуба была грубым вином, Горький прекрасно разбирался в вине и посвятил ему вдохновенные строки: «В вине больше всего солнца…» Но какое отношение ЦЕКУБУ могло иметь к Пилату и Афранию, которые по Баркову прототипами Горького не являлись? Вот если бы им подали фалерно, а «Горькому-Мастеру» цекубу-ЦеКУБУ, то еще были бы хоть какие-то претензии на такое извращенное толкование, а так сплошная несуразица.
______________________________________________________
[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 696.

Типичный образец барковско-кураевской «логики». Точность ссылки на выдержку цекубы доказывается ссылкой на выдержку фалернского, которая одновременно дезавуируется как преувеличение. При всем при этом забывается собственное утверждение, что цекуба якобы грубое вино и, следовательно, выдерживать его тридцать лет нет никакого смысла.


Совершенно верно. Именно преднамеренное исключение.

Вот что пишет А. Левин по поводу того, что вино названо именно цекуба, а не кекуба:

«Ещё раз о вине цекуба.

Наше русское произношение латинского языка, как и произношение других народов, чрезвычайно разнится от древнего… Следуя немцам, мы привыкли произносить "c" как русское "ц"… между тем, как римляне несомненно произносили как "к" (Кикеро – Cicero)»[1]. Рафинированные латинисты, собирающиеся раз в пять лет на свои Всемирные съезды говорят именно так. М. А. Булгаков, изучавший латынь в гимназии и, как всякий медик, в университете, хорошо знал об этом, и в «иудейских» главах использовал транскрипцию кентурия, кентурион, кесарь, Кесария, но вино называет цекуба, а не кекуба.

В современных языках латинские слова произносятся очень различно в соответствии не со строгими правилами, а по традиции. В России издавна существуют две традиции латинской транскрипции. Восходящая к церковно-славянскому и греческому языкам санкт-петербургская школа, предпочитает произношение "c" как "к". Адепты московской школы, к которым, видимо, принадлежит и мой компьютер, предпочитают произносить "c" как "ц". По-видимому, в русском языке невозможно строго выдержать какой-то один стиль, хотя это особенно важно именно в русском языке, в котором разное произношение приводит к различному написанию. Самый ревностный приверженец санкт-петербургской школы не скажет китата вместо цитата. Даже в новейшем научном переводе на русский Евангелий одновременно использованы слова центурион, цезарь и Кесария Филиппова[2]. Языки, использующие латинский алфавит не знают этой трудности. Как бы различно ни произносили латинские слова, например, норвежец и португалец, пишут они эти слова совершенно одинаково, точно так как это делали древние римляне. Исключение составляют слова со звуком, соответствующим русскому "у". Римляне не имели отдельной буквы для этого звука и для его обозначения использовали ту же букву "v", которой обозначался звук "в"[3].

Не удалось выдержать единообразие и М. А. Булгакову… По всей видимости, встретив у кого-то из античных (например, у Горация) или современных (например, у А. Франса) авторов упоминание о фалернском вине, Булгаков в энциклопедии нашёл сравнение его с вином цекубской области, «считавшимся лучшим из италийских вин» и удержал вариант транскрипции, принятый редакцией энциклопедии для этого слова».

Обратите внимание! Самый ревностный приверженец санкт-петербургской школы не скажет «китата» вместо «цитата». Не звучит для нашего уха и слово «кекуба», по сравнению с благородным благозвучием слова «цекуба»!
______________________________________________
[1] Энциклопедический словарь. Том ХVII. Изд. Ф. А. Брокгауз (Лейпциг), И. А. Ефрон (С-Петербург). СПб., 1896, с. 381.
[2] Канонические Евангелия. / Пер. с греч. В. Н. Кузнецовой. Под ред. С. В. Лёзова и С. В. Тищенко. – М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1993, с. 148, 166, 177, 328.
[3] Буква "u" была добавлена в латинский алфавит только в 16 веке французским гуманистом Пьером ля Раме (Peter Ramus – Pierre La Ramie). – С. Ц.

Парадокс заключается в том, что Барков человека задающего вопрос о марке вина объявляет тонким знатоком вин. А ведь тонкому знатоку и в голову не пришло бы уточнять марку вина, разве что год урожая и место произрастания лозы. И разве из этой фразы следует, что Афраний умеет «определять оттенки вкуса внутри конкретного сорта»? Есть только претензия на определение отличия по сортам, да и она под вопросом. Несомненно, Афраний пил несколько другие вина, чем прокуратор, более соответствующие его положению. А фраза «превосходная лоза» означает вовсе не то, что Афраний различил с какой именно лозы сняли виноград, а только то, что этот виноград хорош по его оценке. Да и слыхано ли, чтобы воспитанный подчиненный открыто хулил вино, которым его угощает начальник?

Если мы обратимся к предшествующим редакциям романа, то увидим, что в них «тонкий знаток», похвалив лозу, спрашивал: «Фалерно?»[1]. Видимо такая невежественность Афрания показалась Булгакову излишней, и он смягчил ее, – в окончательной редакции Афраний уже понимает, что пьет не фалерно, но определить конкретную марку вина все же не в состоянии.
_______________________________________________________
[1] «Похвалил вино:
– Превосходная лоза. Фалерно?
– Цекуба, тридцатилетнее, – любезно отозвался хозяин» [Булгаков М. А. Великий канцлер. Князь тьмы. Сб. всех наиболее значимых редакций романа «Мастер и Маргарита». – М.: Гудьял-Пресс, 2000, с. 450].

Она может свидетельствовать об этом только в воспаленном навязчивой идеей мозгу. Если вам нальют стакан вина, и вы, попробовав его, скажете: «Превосходное вино», – из этого ровно ничего не следует, кроме одного: или вы способны отличить хороший вкус вина от плохого, или, независимо от этого, вы хорошо воспитаны. Какие вообще есть основания считать, что Афраний был любителем дорогих вин и тратил на них свои скромные доходы? Из описания Булгакова этого не следует.


Нелепость здесь только у Баркова. Прежде всего, как мы уже отмечали, цекуба не грубое, а лучшее италийское вино, что подчеркнуто в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона: «по свидетельству Горация, Плиния и Марциала, цекубское вино считалось лучшим сортом италийских вин»[1]. «Фалернское вино (Falernum vinum), золотистого цвета, вырабатывалось в Фалернской области (в Кампании), у подошвы и на склонах Массикской горы, и славилось в древности как один из лучших сортов вина, особенно если оно было выдержано в погребе около 15 лет. По достоинству оно уступало лишь цекубскому или сетинскому вину»[2].

Дремучее невежество Баркова и его поклонников, считающих вопрос о ЦЕКУБУ неопровержимым краеугольным камнем их бредовой «теории» просто потрясает. Неужели так тяжело заглянуть в словарь, прежде чем браться за рождение очередной безумной гипотезы?
______________________________________________
[1] Энциклопедический словарь. Том ХХХVII-А. Изд. Ф. А. Брокгауз (Лейпциг), И .А. Ефрон (С-Петербург). СПб., 1903, с. 900.
[2] Энциклопедический словарь. Том ХХХV. Изд. Ф. А. Брокгауз (Лейпциг), И .А. Ефрон (С-Петербург). СПб., 1902, с. 264.

Причиной подобных ассоциаций, как мы убедились, может быть только неумеренно разгоряченное воображение. Горький покинул Россию за месяц до создания ЦеКУБУ и не имел к ее работе никакого отношения. А марка вина, хоть и давно исчезла, тем не менее, навеки прописалась в произведениях классиков. В то время как аббревиатура ЦЕКУБУ, как и десятки других не менее звучных и известных названий, прочно канула в лету уже в самый начальный период работы Булгакова над романом. Сначала ЦеКУБУ была «постановлением СНК РСФСР от 3 мая 1931 г. реорганизована в Комиссию содействия ученым (КСУ) при СНК СССР[1], а в 1937 году была ликвидирована и КСУ, а вопросы обеспечения научных работников были переданы Академии Наук СССР (см. тезис III.XII.8).


Барков из последних сил тщится найти хоть какие-то доводы в пользу своего разваливающегося тезиса, не понимая, что нормы произношения слов латинского языка сложились без каких-либо тонких исследований по их легитимности, а нынешнее произношение определяется не по строгим научным правилам, а по традиции. Как мы уже отмечали, даже самый ревностный приверженец санкт-петербургской школы не скажет «китата» вместо «цитата» (см. тезис III.XII.17). Соответственно, не звучит для русского уха и слово «кекуба», по сравнению с благородным благозвучием воспетого в стихах Горация слова «цекуба». По этой же причине не звучит и Бабилонское столпотворение, в сравнении с Вавилонским.
____________________________________________________
[1] «Любовь к архиву… была безгранична». Документы ГАРФ об оказании материальной помощи дочери Н. В. Калачова. 1926 г. (публикатор Н. С. Зелов) // Отечественные архивы. – 2004. – № 4. – С. 112.

Исчерпывающий квалифицированный ответ на вопрос о фалерно и цекубе дан Яновской:

«В данном случае штука в том (и из истории текста романа это видно), что очень важный для писателя мотив густого красного вина возник почти одновременно с замыслом романа: этот мотив просматривается уже в первой черновой тетради, на ее разорванных листах. Название же вина, «Фалерно», появилось много позже – в 1938 году, в четвертой редакции романа, и притом поближе к концу – там, где Азазелло, выполняя поручение Воланда, появляется в подвальчике мастера.

В четвертой редакции это звучит так: «…Мессир мне приказал, – тут Азазелло отнесся именно к мастеру, – передать вам бутылку вина в подарок. И при этом сказать, что это вино древнее, то самое, которое пил Пилат. Это фалернское вино».

И «Фалерно»… Фалернское – известное вино. Может быть, внимание Булгакова оно привлекло благодаря звучанию: фалернское вино … И снова проверяется занимающая писателя подробность. Не знаю, где нашел и откуда выписал Булгаков эту неожиданную и обескураживающую фразу: «Falernum vinum золотистое вино»! Но точно знаю, куда вписал: все в ту же тетрадь «Роман. Материалы» (ОР БЛ, ныне РГБ, фонд 562, картон 8, ед. хр. 1, с. 46).

Золотистое вино! Но ему необходимо, чтобы вино было красным. Густое, красное вино – цвета крови. Что ж, писатель ищет другое вино для своих персонажей. Нечто равноценное фалернскому находит в книге Гастона Буассье «Римская религия от времен Августа до Антонинов» (Москва, 1914). Из рассуждения о рабах, пивших в дешевом кабаке, и их господине, который «наливал друзьям свое пятидесятилетнее фалернское или угощал цекубским вином Цинару или Лалагею», выписывает строку: «… пятидесятилетнее фалернское или угощал цекубским вином…»

Где-то в апреле или мае 1938 года – во всяком случае до перепечатки на машинке – возвращается к уже готовой 25-й главе и после описания трапезы Афрания (здесь она выглядела так: «Пришедший не отказался и от второй чаши вина, с видимым наслаждением съел кусок мяса, отведал вареных овощей») вписывает три строки:

«Похвалил вино:
– Превосходная лоза. «Фалерно»?
– «Цекуба», тридцатилетнее, – любезно отозвался хозяин».

В дальнейшем, диктуя роман на машинку, Булгаков отредактирует, по существу не меняя, и диалог Афрания и Пилата о вине, и реплику Азазелло в подвальчике мастера. А противоречие останется. В первом случае – «Цекуба», во втором – «Фалерно».

Время, отмеренное писателю судьбою, истекло…»[1]

Как видим, изначально упоминания о названии вина у Булгакова не было. Было просто вино. Например, в редакции от 15.09.1934 обсуждаемое место выглядит следующим образом:
«<…> Азазелло <…> внезапно вынул из растопыренного кармана темную бутылку в зеленой плесени.
– Вот вино! – воскликнул он и, тут же вооружившись штопором, откупорил бутылку»[2].

Только в апреле-мае 1938 года, перед началом перепечатки последней рукописной редакции романа, он обратил внимание на золотистый цвет фалернского и внес изменения в беседу Афрания с Пилатом, нечаянно сделав начальника тайной службы действительно «совершеннейшим профаном», ибо заставил его принять красное (в романе) цекубское за белое фалернское. Остается вопрос: почему Булгаков не исправил и реплику Азазелло в подвальчике Мастера, диктуя роман на машинку? Наиболее вероятной причиной этого может быть общая художественная незавершенность этой главы. Напомню, что именно в ней наличествует и единственная настоящая загадка в романе – таинственные обстоятельства смерти Мастера и Маргариты. Зачем Азазелло после отравления героев летал в особняк к Маргарите, и почему он не полетел в больницу к Мастеру? Что же собственно проверял Азазелло? Чужую работу или действие своих заклинаний? И как бы он ни был быстр, но какие-то мгновения после отравления Маргариты к моменту его появления в особняке уже прошли. Так почему же Маргарита, уже отравленная в подвале, умирает еще раз у него на глазах в особняке? Что же в действительности произошло с телами Мастера и Маргариты? Думаю, что рядом с этими действительно неясными вопросами меркнет вопрос о фалернском и цекубском вине.

Подводя итоги по поводу обещанного Альфредом Барковым чуда превращения ученой комиссии ЦеКУБУ в вино, мы вынуждены с глубоким прискорбием констатировать, что, несмотря на большое количество вылитой воды, указанное чудо ему не удалось. Гипотеза Баркова не выдерживает самой элементарной критики, ибо основана на глубоком невежестве, а не на реальных фактах.
_____________________________________________________________
[1] Яновская Л. Последняя книга или Треугольник Воланда с отступлениями, сокращениями и дополнениями. – http://abursh.sytes.net/rukopisi/yanovsk7a.htm
[2] Булгаков М. А. Великий канцлер. Князь тьмы. Сб. всех наиболее значимых редакций романа «Мастер и Маргарита». – М.: Гудьял-Пресс, 2000, с. 196.

Глава XIII. От Феси и Берлиоза до Мастера

«Некий пенсионер был чрезвычайно удручен видом из его окон соседней женской бани с мелькающими наглыми телами обнаженных женщин. По его требованию явилась авторитетная комиссия, но никакого безобразия не обнаружила.
– Никого не видно, – удивились члены комиссии.
– Да вы на шкаф залезьте, и просуньте голову в форточку – ответствовал оскорбленный пенсионер, – тогда все хорошо и увидите!»
Анекдот советских времен

То ли роковой инфернальный номер сказался на качестве данной главы, то ли к моменту ее написания маниакальные фантазии Баркова истощились и дошли до естественного предела, трудно сказать. Но в строгом соответствии с криптографическими бреднями Баркова, на роль Мастера может претендовать кто угодно, только не Горький. Например, неплохое совпадение ключевых признаков имеет Владимир Ильич Ленин.


В ранних редакциях в «сценах шабаша» Маргарита показана не привычной Баркову шлюхой, а самой обыкновенной ведьмой. Именно обыкновенной, поскольку Маргарита поздних редакций ведьма необыкновенная. Собственно по внутренней сути, в мистическом смысле, она и не ведьма вовсе, а обычная женщина, но под воздействием крема Азазелло отринувшая нормы повседневной морали и приобретшая несвойственную ей в обычной жизни «жестокость и буйность»[1]. Таких женщин в повседневной жизни мы часто называем ведьмами, но это не более чем эпитет, характеризующий исключительно черты их характера, а не природное естество, как таковое.

Создание любого произведения действительно имеет свою логику и последовательность, и именно эта логика и показывает, что от редакции к редакции Булгаков постоянно возвышал образ своей героини, так же, как и образ Воланда и его свиты. Как я уже отмечал (см. тезис I.IV.13), в начальных редакциях Маргарита навсегда оставалась вечной ведьмой, не только привычно скалящей зубы, но, после отравления, еще и с радостью срывавшей с себя одежду и запрыгивающей на уже привычную метлу. В еще более ранней редакции, когда главный герой еще именовался Поэтом, его даже забрать предлагали без Маргариты. За 12 лет работы над романом образ Маргариты кардинально эволюционировал от вульгарной, постоянно скалящей зубы ведьмы, до верной подруги и спутницы Мастера. Поэтому первые фривольные описания бала Сатаны несовместимы с окончательной редакцией, так как противоречат новой художественной концепции романа и новому, более возвышенному и одухотворенному образу Маргариты. Следовательно, нет никаких оснований использовать ранние черновые наброски при анализе окончательно сложившегося у автора художественного образа героини.

Привлекая к анализу романа его ранние редакции, нужно понимать, что в данном случае мы имеем дело не с постепенным развитием изначально выбранного сюжета, а с его кристаллизацией в процессе разработки автором параллельных художественных миров. Хотя действующие лица разных редакций носят одни и те же имена – Маргарита и Воланд – это принципиально разные образы из разных сюжетов. С аналогичными героями других редакций их объединяет только имя.


Даже в физике разрабатываются гипотезы обреченные на недоказуемость. Смысл любой новой гипотезы заключается, прежде всего, в том, чтобы дать более удовлетворительное, чем существующие гипотезы объяснение, а будет ли это объяснение на сто процентов истинно одному богу ведомо. Пока нет лучших гипотез, приходится принимать на вооружение те, что имеются в наличии. И непонятно, каким образом подтверждение гипотезы Соколова может внести ясность в гипотезу Чудаковой? Гипотеза Чудаковой относится к роли героя в романе, а гипотеза Соколова – к его возможному прототипу. Если даже будет доказано, что прототипом Феси был Флоренский, это никак не прояснит вопрос, играл ли он «роль, аналогичную роли Мастера, в первой редакции».
______________________________________________________
[1] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 696.

Прежде чем использовать реконструкции Чудаковой, не худо было бы оценить их достоверность. Вот аргументированное мнение об этих реконструкциях известного текстолога булгаковеда Лидии Яновской:

«А все-таки – можно ли прочесть разорванную тетрадь?
<…> полностью восстановить утраченный текст, представить его таким, каким он был до полууничтожения его автором, – нет, разумеется. Это не только нельзя сделать – этого нельзя делать.
Попытка дописать за автора строку – возможна, сложна, требует аргументации.
Попытка дописать за автора одну за другою сотни строк, попытка дописать за автора одну за другою сотни страниц – бестактна и недопустима; она предполагает, что писать художественную прозу так же просто, как буриме: достаточно иметь начала строк…
Тем не менее такая попытка была сделана М. О. Чудаковой в середине 70-х годов, вызвала сенсационный восторг журналистов (несколько однообразный и уже поэтому казавшийся заданным восторг) и, как ни странно (может быть, под напором журналистского восторга), была почтительно принята булгаковедами.
М. О. Чудакова утверждала, что опубликованные ею многие страницы первой редакции романа – только часть реконструкции, что всего восстановлено ею «около трехсот страниц текста». И удалось это будто бы благодаря «довольно большой предсказуемости булгаковского текста», а также тому, что «в арсенале речевых его средств особое место принадлежит излюбленным словам и оборотам речи» и «для описания близких по типу ситуаций у него неизменно привлекаются повторяющиеся слова».
Но дело в том, что необыкновенная простота булгаковской прозы, достигшая совершенства в 30-е годы, простота «Театрального романа» и «Мастера и Маргариты» – это простота чуда, простота гармонии, родственная пушкинской простоте. «Предсказуемость» ее – кажущаяся. И дальнейший опыт текстологической работы самой М. О. Чудаковой, правда, не с прозой 30-х, а с прозой 20-х годов, подтвердил это.
Имею в виду первую публикацию повести «Собачье сердце» в журнале «Знамя» (1987, № 6), снабженную пометой: Подготовка текста М. Чудаковой.
За основу публикации, как известно, тогда был взят не авторский, а случайный, «бродячий» текст «Собачьего сердца», и уже затем М.О. Чудакова вносила в него поправки, исходя из своего представления о «предсказуемости» текстов Булгакова. Гипноз имени текстолога, уже прославившегося к этому времени «реконструкцией» тетрадей «Мастера и Маргариты», был таков, что редакция не стала сверять текст с оригиналом. (Хотя сделать это было проще простого: заместитель главного редактора журнала «Знамя» В. Я. Лакшин как раз в ту пору снимал в отделе рукописей свой телефильм о Булгакове).
Увы, при всем знании «неизменно повторяющихся слов» и «излюбленных оборотов речи» Михаила Булгакова, Чудакова не заметила, что предложенный ею текст (разошедшийся затем по стране многомиллионными тиражами переизданий) – не вполне авторский; что фамилия персонажа – «Чугункин» – превращена в «Чугунова» отнюдь не автором, а бог весть кем; что у Булгакова кот не «забрался по трубе», а «взодрался по трубе»; что у Булгакова речь идет не о «песьей шкуре», а о «песьей шубе»; что лампа у Булгакова не под «шелковым», а под «вишневым абажуром» (и откуда взялся «шелковый»? во всех трех редакциях повести – «вишневый»); что у автора нет: «Зина и Дарья Петровна, открыв дверь…» – у автора: «Зина и Дарья Петровна, открыв рты, в отчаянии смотрели на дверь»; и когда доктор Борменталь хватает Шарикова за шиворот, то полотно на сорочке у того треснуло не «спереди», как перепечатывали все издания, ссылаясь на журнал «Знамя» и «подготовку текста М. Чудаковой», а наоборот – «сзади»; спереди же «с горла отскочила пуговка…»
Короче, готовя «Собачье сердце» для двухтомника прозы Булгакова (Киев, «Днипро», 1989) и сравнивая опубликованный в журнале «Знамя» текст с оригиналом, я собственноручно сняла не менее тысячи (прописью: одной тысячи) искажений в этой маленькой повести…
(Стоит напомнить, что бедствия «Собачьего сердца» на этом не закончились: в Собрании сочинений Булгакова («Художественная литература», 1989, т. 2) уже после того как я имела честь сообщить в печати, какая именно редакция повести является третьей и окончательной, текст повести все-таки дали по второй редакции, назвав ее без какой бы то ни было аргументации третьей, и потеряли таким образом последнюю авторскую правку.)
В отличие от «Собачьего сердца», «реконструкцию» первой тетради «романа о дьяволе» сверить с оригиналом нельзя. Но и при беглом сравнении «восстановленных» страниц с уцелевшими обрывками подлинника видны явные огрехи.
Недописанное название одной из глав – «Марш фюнеб…» – М. О. Чудакова расшифровала так: «Марш фюнебров» («Записки отдела рукописей», с. 69). Но в романе никаких «фюнебров» нет. Глава, конечно, называется «Марш фюнебр» (фр.: march funebre – похоронный марш). [3].
Или следующие строки, «восстановленные» в «Записках отдела рукописей» (с. 67).
«– Ага-а… – про…» Это Берлиоз реагирует на рассказ Воланда о Пилате.
М. О. Чудакова – не только дописав начатое «про…», но и добавив по своей инициативе слово «значительно» – читает так: «…про [тянул значительно] Берлиоз».
Но в тетради «про…» оборвано не после буквы о, а чуть дальше: после о видно начало следующей буквы – петелька внизу строки, с какой Булгаков мог начать м, л, даже я. То есть никак не «протянул». Может быть, «промычал»?
В этом же отрывке Пилат, резко двинув рукой, задел чашу с вином и «расхлопал… вдребезги».
Что «расхлопал» Пилат? М. О. Чудакова прочитывает: «расхлопал[ось]» вино. Хотя, вероятнее, глагол «расхлопал» относится не к вину, а к сосуду, содержащему вино: «расхлопал…» – чашу? Ср. в «Белой гвардии»: «У нас он начал с того, что всю посуду расхлопал. Синий сервиз. Только две тарелки осталось».
В той же строке, далее: «расхлопал… вдребезги и руки…» – М. О. Чудакова читает так: «вдребезги, и руки [Пилата обагрились?]» – правда, на этот раз помечая вставку сомневающимся вопросительным знаком.
Но после слова «руки» я вижу в тексте неполностью уцелевшую букву, более всего похожую на з в булгаковском написании. Может быть, залил?.. забрызгал?.. запятнал?.. Во всяком случае, ни слова «Пилат», ни слова «обагрились» здесь нет.
Еще более сомнительна «реконструкция» этих нескольких строк в целом. В подлиннике они выглядят так:

Впервые в жизн…
я видел как надме…
Пилат не сумел сде…
жать себя.
Резко двинул рукой,
нул чашу с ордин…
при этом расхлопал…
вдребезги и руки…
- Ага-а… – про…
Берлиоз, с величай…
интересом слушая
рассказ.

Здесь более половины листа оторвано по вертикали, и тем не менее текст, как видит читатель, прочитывается легко: «в жизни», «надменный», «сдержать»; «ордин…» – вероятнее всего, означает «ординарное вино» (Л. Е. Белозерская рассказывала, что Булгаков очень любил ординарное вино, vin ordinaire; не удивительно, что в первой редакции романа, задолго до «Фалерно» или «Цекубы», его Пилат пил это вино); «с величайшим» и т.д. Для полного понимания отрывка не хватает нескольких слов – двух, трех…
Но М. О. Чудакова, восстанавливая этот текст, вводит не несколько, а много слов: «Впервые в жизни [и в тот… день]» – причем после «тот» еще отточие, означающее, что реконструктору хотелось бы ввести еще какое-нибудь слово, но пока не придумалось, какое.
«…я видел, как надме[нный прокуратор] Пилат…»
«[Вино] при этом расхлопал[ось по полу, чаша разбилась] вдребезги…»
Обилие вводимых слов М. О. Чудакова поясняет тем, что «при реконструкции каждой строчки всегда учитывалось возможное число букв на строке, связанное с особенностями почерка» («Записки отдела рукописей», с. 65). Иначе говоря, слова вставлялись потому, что для них на строке есть место – просто в качестве балласта.
Но ведь почему-то этот текст читается и без введенных реконструктором слов? А что если автор пренебрег «возможным числом букв» и по какой-то причине целый ряд строк не дописал до края страницы? Могло это быть или не могло? А если могло быть, то по какой причине?
По случайности текст этой страницы, вот в таком виде, как я привела его здесь, столбиком, был выписан в моей рабочей тетради еще в 60-е годы. И насильственное удлинение хорошо знакомых строк реконструктором, в распоряжении которого были недоступные мне теперь рукописи, вызывало тягостное недоумение. Пожалуй, жажда разобраться в этой загадке и вызвала ту яростную вспышку исследовательской страсти, которая одна могла пробить такую крепость, как двери отдела рукописей в конце непробиваемых 70-х годов, и я получила то самое, на шесть часов, с 10 до 16, свидание с первыми тетрадями «Мастера и Маргариты».
Лист 33-й, на котором находятся приведенные строки, по-прежнему хранил свою тайну. Разгадка раскрылась дальше – на обороте 62-го листа.
Здесь, на обороте 62-го листа, страница оказалась разграфленной вертикальной чертой. Понимаете? Карандашная черта делит лист по вертикали примерно пополам, и справа оставлено широкое поле – как бы для выписок; выписок, правда, нет, поле оставлено чистым; а слева идет текст… Что это значит? А то, что и лист 33-й был так же разделен пополам и Булгаков писал только на левой его половине.
Подсчитывать «число букв», которые могли бы поместиться на строке, если бы писатель, как добросовестный школьник, дописал каждую строку до конца?.. Подбирать слова, которые мог бы написать, но так никогда и не написал Булгаков?..
Я остановилась лишь на нескольких строках из трехсот страниц «восстановленного» текста. Довольно?»[1]

Думаю и нам довольно, чтобы понять на какие не безнадежные возможности надеется Барков. Я не отрицаю значения проведенной Чудаковой работы. Все-таки она в определенной степени восстановила смысл имеющихся обрывков текста и придала им связный вид. Но настоящая реконструкция этих текстов очевидно еще впереди.
________________________________________________
[1] Яновская Л. Последняя книга или Треугольник Воланда с отступлениями, сокращениями и дополнениями. Прочитывается ли разорванная тетрадь? – http://abursh.sytes.net/rukopisi/yanovsk7a.htm

Горький никогда не изгонялся из Советской России. В 1921 г. он уехал добровольно, так как его отношения с Советской властью зашли в тупик по причине крайне неприязненных отношений с Зиновьевым, бывшим в то время председателем Петросовета. В 1926 г. Зиновьева отстранили от руководства Петросоветом и Исполкомом Коминтерна и вывели из Политбюро, а в 1927 г. за объединение с Троцким исключили из ЦК и из партии. Возможно это только простое совпадение, но уже в следующем году Горький приезжает на родину. – «В 1928 в связи со своим шестидесятилетним юбилеем Горький возвращается в СССР, где его встречают с бурным энтузиазмом. Горький совершает бесчисленные поездки по стране от Мурманска до Баку, изучает наше социалистическое строительство, выступает с речами на митингах и собраниях, ведет переписку с рабкорами и селькорами, печатает огромное количество статей, наконец принимает на себя редактирование журнала «Наши достижения» и организует журнал для писателей-самоучек «Литературная учеба». Горький состоит членом Комакадемии. В марте 1928 СНК СССР особым актом отметил заслуги Горького в области литературы, а в мае 1929 он был избран членом ЦИК на 5 Съезде Советов СССP»[1]. Где же здесь десятилетний срок изгнания?!! С каких пор 21+10=28? Даже если отнести срок «изгнания» к окончательному переезду Горького в Москву в 1933 году, все равно баланс у Баркова не сходится.


Только в воспаленном криптографией воображении могут совместиться образы безобидного, далекого от реального мира Феси, и пишущего «громовые статьи» Горького. Да и Чудакова никак не имела в виду, что Мастера раньше звали Феся, она предположила только, что это мог быть центральный образ повествования. Но из этого никак не следует, что сам сюжет был хоть в чем-то аналогичен сложившемуся впоследствии сюжету романа о Мастере и Маргарите.
________________________________________________________
[1] Луначарский А. В. Горький // Большая Советская Энциклопедия. В 65 т. Изд. 1-е. Т. 18. – М.: АО «Советская энциклопедия», 1930, ст. 228.

«Полагаю, что более четкое указание» на добровольное блокирование интеллекта трудно даже представить. Мы наблюдаем случай уникального полного затмения, только не солнца, а разума. Городской житель Феся действительно русского мужика в глаза не видел. Что же касается Горького, то «немногие писатели имели такую пеструю, необычайную и насыщенную биографию, как Горький. Жадный интерес к жизни позвал его к тысячеверстым «шатаниям» по России. Он обошел Поволжье, Дон, Украину, Крым, Кавказ, познал неисчислимое множество различных впечатлений, необыкновенных приключений»[1].

Отзывы Бунина о Горьком, в силу связывавших их сложных отношений, нельзя признать объективными. Как я уже отмечал, когда-то Бунин входил в круг писателей прозванных Зинаидой Гиппиус «подмаксимками» (см. тезис I.II.12). Именно это возмутительное, нестерпимое для него клеймо и пытался Бунин смыть в своих воспоминаниях, скрывая свою бывшую близость к Горькому до революции и презрев собственные клятвы верности и признательности. – «Позвольте только особенно горячо поцеловать Вас. Вы истинно один из тех очень немногих, о которых думает душа моя, когда я пишу, и поддержкой которых она так дорожит <…> Весь Ваш Ив. Бунин»[2] – писал он Горькому в 1915 году. Но даже в своих поздних воспоминаниях Бунин упрекал Горького не в том, что тот «русского мужика ни разу не видел в глаза», а в том, что «Горький уничтожал мужика и воспевал «Челкашей», на которых марксисты, в своих революционных надеждах и планах, ставили такую крупную ставку»[3].

На самом деле русского мужика Горький знал прекрасно, сталкиваясь с ним не только во время странствий «на ходу», но и во время постоянной жизни в селе. Например, лето 1900 года Горький как обычно провел в селе Мануйловка Полтавской губернии, куда настойчиво звал и Бунина: «Приезжайте-ка сюда! Здесь хорошо, очень хорошо»[4]. О своих мыслях по этому поводу Бунин пишет в письме к А. М. Федорову: «Много пишу, читаю – словом, живу порядочной жизнью, <…> Кроме того, сильно тянет меня к себе Горький, – он в Полтавской губернии, а Полтавскую губернию я чрезвычайно люблю»[5].

В Мануйловке до сих пор есть памятник и дом-музей писателя. По свидетельству местных жителей Горький активно интересовался их жизнью: «Мы подумали: приехал барин, – вспоминали о Горьком мануйловские крестьяне. – Прошло дней десять. Смотрим, у нового жителя не барские привычки. Ходит по селу, с селянами запросто разговаривает. Интересуется жизнью нашей, украинскому языку учится. С молодежью в городки играет…»[6]. Об этом же пишет и Горький Бунину: «Я ничего не делаю, играю в чушки с мужиками и немножко пьянствую с ними. Хорошая компания, ей-богу!»[7]

«Здесь, на Украине, 27 июля 1897 года у писателя родился сын Максим»[8]. «После Украины Горький живет с семьей в селе Каменное около Торжка, в Тверской губернии, у своего друга химика Васильева»[9].

Из писем Бунина видно, что замыслы своих произведений о крестьянах, в том числе и знаменитой «Деревни» он обсуждал с Горьким и высоко ценил его замечания. – «Вернулся к тому, к чему вы советовали вернуться, – к повести о деревне. <…> Ах, эта самая Русь и ее история! Как это не поговорили мы с Вами вплотную обо всем этом! Горько жалею»[10].

В 1910 году, когда Бунин с женой с 22 апреля по 8 мая гостил у Горького на Капри, «еще до того, как отечественная критика успела определить отношение к «Деревне» как замечательному явлению текущего литературного сезона, Горький высказал Бунину лично свои впечатления по поводу первой части повести. Впечатления эти были более чем благоприятны»[11]. После отъезда Бунина Горький пожелал ему вдогонку в своем письме: «Будьте здоровы, кончайте «Деревню» так же твердо и хорошо, как и начали, и – да будет Вам легко и свободно, дорогой друг!»[12].

Осенью Горький пишет Бунину письмо, в котором дает краткий критический разбор опубликованных частей «Деревни» и повторяет свою высокую оценку: «И множество достоинств вижу в повести этой, волнует она меня – до глубин души»[13]. В ответ Бунин пишет: «Большое Вам спасибо, дорогой, за похвалы. Сильно побуждают они меня на новую, лучшую работу»[14], – и интересуется мнением Горького о конце повести. Ответ Горького не заставил себя ждать: «Конец «Деревни» я прочитал – с волнением и радостью за Вас, с великой радостью, ибо Вы написали первостепенную вещь. Это несомненно для меня: так глубоко, так исторически глубоко деревню никто не брал. <…> Так еще не писали»[15]. В ответ Бунин выражает Горькому искреннюю признательность: «<…> если напишу я после «Деревни» еще что-нибудь путное, то буду я обязан этим Вам, Алексей Максимович. Вы и представить себе не можете, до чего ценны для меня Ваши слова, какой живой водой брызнули Вы на меня!»[16].

Переписка Бунина с Горьким убедительно свидетельствует, что не видевший и не понимавший русского мужика безалаберный и не от мира сего Феся, с которым бы Бунину и в голову не пришло советоваться, не имеет к Горькому ни малейшего отношения.

Горькому действительно не нравился русский мужик и русское крестьянство. Но в своем отрицательном суждении он был вовсе не одинок. Вот, например, мнение о русском крестьянстве Варлама Шаламова, имевшего «счастье», а точнее несчастье близко соприкоснуться с нравами русского крестьянства в 1918 году:

«Одно из самых омерзительных моих воспоминаний – это посещение нашей квартиры крестьянами из ближних да и из дальних деревень. <…>
Навсегда из моей жизни исчезла мебель нашей квартиры именно в 1918 году. Вот тогда я хорошо запомнил, что такое крестьянство – вся его стяжательская душа была обнажена до дна, без всякого стеснения и маскировки»[17].

Биография Горького не имеет ничего общего с биографией Мастера. Если Мастер был образован и знал пять языков, то Горький был самоучкой и языков не знал. У Мастера не было детей, а у Горького были. Мастер был затравлен критиками, Горький – обласкан. Мастер по характеру тяготел к затворничеству, Горький же стремился активно познавать мир: «Хождение мое по Руси, – вспоминает Горький, – было вызвано не стремлением ко бродяжничеству, а желанием видеть – где я живу, что за народ вокруг меня?»[18] И нет числа этим различиям. Но есть среди них важнейший ключ, упущенный Барковым – женщины Мастера и женщины Горького. Если Мастер не помнил свою первую жену и был разлучен со своей возлюбленной, то Горький никогда не разлучался с любимыми, ни одну из них не забывал и заботился о них вплоть до их трудоустройства. Его бывшая гражданская жена Андреева так же не подходит на роль Маргариты, поскольку Маргарита была не гражданской женой, а любовницей Мастера. К тому же с Андреевой Горький расстался за 15 лет до своей смерти, еще при отъезде за границу в 1921 г. Его последней любовью стала Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг:
«Они едут в Италию, которую Алексей Максимович очень любил, в Сорренто, живут там долгое время. Горький, хотя и был уже болен, плодотворно работает: она его вдохновляет, он рядом с ней молодеет, полнится силами, пишет рассказы о любви.
А потом было возвращение в Москву, неотвратимое развитие болезни, все учащающееся кровохарканье, развитие астмы, не позволяющей и шагу ступить без кислородной подушки – все это делает его жизнь мучительной. Но он продолжает любить. Горький ни с кем в жизни своей не жил так долго, как с ней. А она давно охладела к нему. И этого не скрывает.
Она уехала. Она живет с Уэллсом – и тот в ней что-то находит неведомое, но отвечает на все письма Горького. А тот шлет одно за другим... И в этих письмах его – и страсть, и надрыв, и тоска... Знал, понимал, что потерял последнюю женщину в своей жизни. Оттого и боль в тех письмах»[19].Как видим, Горький потерял свою любовь еще до гипотетического отравления. В его жизни не было последнего полета с любимой женщиной, а только тоска и отчаяние…

Если уж следовать криптографическому подходу, на роль Мастера лучше предложить В. И. Ленина. Только с ним совпадают основные ключи – знание языков и отсутствие детей. И только в этом случае действительно полностью раскрывается внутренний смысл булгаковского финала. Действие происходит весной 1917 года, последний полет есть не что иное, как путешествие Ленина с Инессой Арманд из Швейцарии в Швецию через территорию воюющей с Россией Германии в опломбированном вагоне, организованное очевидным прообразом Воланда – видным германо-русским революционером и агентом германского правительства Александром Парвусом (Гельфандом). Созвучие Вол-анд – Гельф-анд говорит само за себя, но еще более явно на личность Парвуса указывает известный диалог Воланда и Берлиоза:
«– Вы – немец? – осведомился Бездомный.
– Я-то?.. – Переспросил профессор и вдруг задумался. – Да, пожалуй, немец… – сказал он.
– Вы по-русски здорово говорите, – заметил Бездомный»[20].

Стоит ли пояснять, что настоящий немец не стал бы задумываться над таким вопросом, а вот германо-русскому революционеру, да еще и агенту германского правительства, как говорится, сам бог велел.

С Воландом-Парвусом Мастер-Ленин поддерживал связь через Я. С. Ганецкого, занимавшегося конкретными вопросами переезда – «в 1917 принимал деятельное участие в организации возвращения Ленина из эмиграции»[21]. Именно через личность Ганецкого в романе раскрывается покрытая мраком загадка вина цекуба. Все исследователи творчества Булгакова умудрились дружно не заметить истинного смысла этого слова, наивно связывая его то с действительно существовавшим в древности вином, то с комиссией ЦеКУБУ. А ведь ларчик открывается очень просто. Достаточно вспомнить, что Булгаков был родом с Украины, и сразу станет ясно, как именно следует читать внешне русское слово «цекуба» в украинском языке – «цэкуба» или точнее «цэ КУБА»!

Несмотря на то, что слово «Куба» официально как бы и существует, и, казалось бы, вызывает ассоциацию только с островом Свободы, в те годы, задолго до знаменитой кубинской революции, оно такого значения не имело. Зато оно было широко распространено в партийной среде 20-30-х годов. Это был оригинальный партийный псевдоним видного советского государственного деятеля Якова Станиславовича Ганецкого[22] названного так товарищами по партии по инициативе и при поддержке В. И. Ленина.

Именно загадочное слово «цекуба», произнесенное с естественным для фамилии Ганецкого украино-польским акцентом, отвечает нам на вопрос, кто перевез влюбленных – «цэ КУБА постарався». Именно этот ключ однозначно указывает на прототип Азазелло. Впрочем, Булгаков для надежности подстраховался и дублирующим ключом, – ведь именно Ганецкий «в 1914 способствовал освобождению В. И. Ленина из австрийской тюрьмы»[23]. Что это, как не извлечение Мастера?!! Как видите, все ясно и понятно без всяких барковских извращений с переходом «КУБУ» в «КУБА». Если бы в результате сталинских репрессий имя видного большевика Азазелло-Ганецкого не было стерто с политической карты мира, то замысел романа давно бы уже был открыт неутомимыми исследователями. К сожалению, план писателя был нарушен в результате непредвиденного им стечения обстоятельств.

Теперь ясен печальный смысл булгаковского финала. Сцена в подвале не что иное, как аллегория. Никакого вина Азазелло-Ганецкий вообще не приносил, это всего лишь упоминание пароля – «Фалерно?» – и отзыв на него – «Це Куба!» Радостным сообщением, что все проблемы, связанные с проездом пломбированного вагона через территорию Германии, удалось разрешить, Азазелло-Ганецкий сражает наповал Мастера-Ленина и Маргариту-Инессу, но только в переносном смысле этих слов. Их счастливый обморок проходит так же быстро, как и мнимое отравление. Разъясняется и преображение героев в последнем полете – обычный грим, в котором любил щеголять великий конспиратор – Ильич, при необходимости ловко прикидывающийся, хоть рабочим Сестрорецкого завода, хоть кочегаром. Кажется только в женское платье, как его соученик по гимназии Керенский, он не переодевался. Обратите внимание, в описании преображения героев в последнем полете, подчеркнуто, что Мастер гримирует свой облик длинной косой – «волосы его белели теперь при луне и сзади собрались в косу, и она летела по ветру»[24]. Можно ли представить более ясное указание на прикрытую этой косой широко известную лысину Ленина? И как обычно у Булгакова присутствует и второй план – за спиной у замыслившего революционный переворот Мастера-Ленина летит коса – распространенный символический образ смерти, угрожающей при этом народам России.

Для интересующихся остальными прототипами могу сообщить, что Иешуа это не кто иной, как сам Лев Толстой, лично возвещающий свое учение, в качестве зеркала русской революции – волнений в Ершалаиме. Именно так охарактеризовал его Ленин в соответствующей работе, аналоге романа Мастера. И эта ленинская работа действительно не завершена, пока не освобожден русский пролетариат. Ясен и прототип Пилата. В его образе выведена РПЦ, предавшая Иешуа-Толстого анафеме. Как видим, Булгаков полагал, что после того, как мумию Ленина заберут из Мавзолея и упокоят по-христиански, РПЦ пойдет на воссоединение с учением Толстого. Что ж, в добрый путь. Философия Толстого и Канта только улучшит христианство.

Но вернемся к главным героям. Вечный покой только снился Мастеру-Ленину и Маргарите-Инессе. Последний полет это одновременно и расцвет и начало конца их трогательной любви. Вместо обещанного Воландом-Парвусом гомункула Мастер-Ленин вылепил ВОСР. Для тех, кто не помнит нашу славную историю, поясняю, это Великая Октябрьская социалистическая революция. В посеянном ею вихре через три года от холеры погибает Маргарита-Инесса. Не отсюда ли этот настойчивый мотив смерти от «фалерно» (холерно) в романе? После смерти Инессы Ленин вынужден вернуться в объятия старой, больной базедовой болезнью с выпученными глазами жены, «<…> этой… ну <…> Вареньке, Манечке… <…> впрочем не помню»[25]. Но мы то помним, читатель, прекрасно помним, что в списке распространенных женских имен, не включающем слишком экзотических вариантов, сразу за именем Мария (уменьшительное Манечка) идет имя Надежда. Именно так и звали жену Ленина – Крупскую. Вот как тонко, красиво и оригинально подает нам нужную информацию великий писатель. Обратите внимание, читатель, все необходимые для индукции сведения изящно помещены в подтекст многоточия вышеприведенных строк. И вот еще малозаметный для булгаковедов штрих к истории любви Мастера и Маргариты – «<…> любовь поразила нас мгновенно<…> когда мы оказались, не замечая города, у Кремлевской стены на набережной»[26]. Ведь все важнейшие события в жизни Маргариты так или иначе связаны с Кремлевской стеной! Это вспышка любви к Мастеру и свидание с Азазелло – «через несколько минут Маргарита Николаевна уже сидела под Кремлевской стеной на одной из скамеек, поместившись так, что ей был виден Манеж»[27]. Эти строки единственное эхо темы Кремля в романе. Можно ли более прозрачно намекнуть на образ великого «кремлевского мечтателя»? А вот как еще более тонко намекает гениальный писатель на печальный конец, ожидающий Маргариту-Инессу в дарованном ей «покое»? – Помнишь ли, читатель, печальную судьбу мандаринов, которые пожрал со шкуркой обжора Бегемот? Анаграмма слова «мандарин» перестановкой всего двух букв и дает нам искомый результат «Арманд Ин.»

Ну согласитесь, читатель, ведь как здорово вплетена в ткань романа и эта судьбоносная метка![28] Да мало ли найдется таких, у кого альтернативное видение светлых булгаковских образов уже на подходе, уже и книга подготовлена к печати и дело за малым – найти издателя, а тут откуда-то взялся этот кандидат технических, а не литературных наук, и испортил всю обедню… И пусть эти массолитные ряды альтернативщиков не умеют не только считать, но и писать, и даже не всегда следуют правилам русской грамматики, но зато пишут, пишут, пишут без конца, пережевывая одни и те же фантазии. А уж как они умеют изгаляться, придираясь к мелочам, как красиво, витиевато разбивают в пух и прах работы своих недругов, не имея за душой ничего, кроме весьма сомнительных сентенций, пользующихся популярностью в наше смутное время, хотя смысла в них не больше, чем в компостной куче, в чем можно легко убедиться, ознакомившись с их многочисленными работами.

Но, к счастью, есть на свете озарения, которые само Провидение посылает нам, чтобы спасти роман Булгакова от неправильных толкований. И Провидение это (в который уже раз!) послало мне вышеизложенные светлые мысли убедительно опровергающие все измышления Баркова, а равно и прочих его последователей.
__________________________________________________
[1]Бурбан В. «Будьте человечнее в эти дни всеобщего озверения». Несвоевременный Максим Горький. К 135-летию со дня рождения // Зеркало недели. – 2003. – № 12 (437) 29 марта – 4 апреля.
[2] Письмо И. А. Бунина к А. М. Горькому от 15.03.1915 // Горьковские чтения. 1958-1959. – М.: Изд-во АН СССР, 1961, с. 77.
[3] Бунин И. Воспоминания // Наш современник. – 1990. – № 11. – С. 181.
[4] Письмо А. М. Горького и Е. П. Пешковой к И. А. Бунину от 05.07.1900 // Горьковские чтения. 1958-1959. – М.: Изд-во АН СССР, 1961, с. 13.
[5] Письмо И. А. Бунина к А. М. Федорову от 1 августа 1900 г. // Бабореко А. К. И. А. Бунин. Материалы для биографии (с 1870 по 1917). Изд. 2-е. – М.: Худож. лит., 1983, с. 79.
[6] Нефедова И. М. Максим Горький. Биография писателя. – Л.: Просвещение, 1979, с. 46.[7] Письмо А. М. Горького к И. А. Бунину, конец июля 1900 г. // Горьковские чтения. 1958-1959. – М.: Изд-во АН СССР, 1961, с. 14.
[8] Нефедова И. М. Максим Горький. Биография писателя. – Л.: Просвещение, 1979, с. 46.[9] Там же, с. 47.[10] Письмо И. А. Бунина к А. М. Горькому от 22.09.1909 // Горьковские чтения. 1958-1959. – М.: Изд-во АН СССР, 1961, с. 44.
[11] Нинов А. М. Горький и Ив. Бунин. История отношений. Проблемы творчества. – Л.: Сов. Писатель, 1984, с. 342.
[12] Письмо А. М. Горького к И. А. Бунину от 8-9.06.1910 // Горьковские чтения. 1958-1959. – М.: Изд-во АН СССР, 1961, с. 46.
13] Письмо А. М. Горького к И. А. Бунину от 27.10.1910 // Там же, с. 50.
[14] Письмо И. А. Бунина А. М. Горькому от 13.11.1910 // Там же, с. 51.
[15] Письмо А. М. Горького к И. А. Бунину от 23.11.1910 // Переписка М. Горького. В 2-х т. Т. 1. – М.: Худож. лит., 1986, с. 434.
[16] Письмо И. А. Бунина А. М. Горькому и М. Ф. Андреевой от 17.12.1910 // Горьковские чтения. 1958-1959. – М.: Изд-во АН СССР, 1961, с. 56.
[17] Шаламов В. Четвертая Вологда // Наше наследие. – 1988. – № 4. – С. 97.[18] Нефедова И. М. Максим Горький. Биография писателя. – Л.: Просвещение, 1979, с. 22.[19] Репин. Л. Последняя женщина Максима Горького // Парламентская газета. 2003. – № 62(1191), 04 апреля.
[20] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 345.
[21] Большая Советская Энциклопедия. В 30 т. Изд. 3-е. Т. 6. – М.: Советская Энциклопедия, 1971, с. 109.
[22] Там же, с. 109.
[23] Там же, с. 109.
[24] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 706.
[25] Там же, с. 468.
[26] Там же, с. 468.
[27] Там же, с. 548.
[28] Не очень внимательным читателям на всякий случай поясняю, что использованные мною здесь слова только калька хвастливых, самовлюбленных слов Баркова.

В развитие высказанных ранее критических замечаний, осмелюсь добавить известную фразу – «Маразм крепчал». Никаких подтверждений необходимости «принятия за основу концепции о Горьком как прототипе Мастера» пока что нам не привели, и 21+10 по-прежнему не равно 28.


Очередное «выделение» Баркова только подтверждает болезненное состояние его психики, нарушенное неумеренными альтернативными ассоциациями. Неужели же рабочим и Булгакову нужно было отказаться от общеупотребительного понятия, только чтобы потрафить Баркову? Почему Бунин в своих письмах к Горькому часто употребляет слово «горько» нимало не смущаясь тем, что барковы, копаясь в его письмах, пометят это слово своими «выделениями»? Почему Булгаков в других своих произведениях мог использовать слова «горькая» и «горько», а в «Мастере и Маргарите» должен был отказаться от их употребления? И что же еще мог завыть шафер на свадьбе? И что собственно должен был выть Коровьев, выражая фальшивую, ерническую горечь?


Замечу, что Барков демонстрирует редкостное невежество в отношении круга общения Булгакова. Какие отношения могли быть у Булгакова с женой В. Э. Мейерхольда при взаимно неприязненных отношениях с ее мужем? Не лучшее относилась к Мейерхольду и Елена Сергеевна – «Когда ехали обратно, купили номер журнала «Театр и драматургия» в поезде. В передовой – «Мольер» назван «низкопробной фальшивкой». Потом – еще несколько мерзостей, в том числе очень некрасивая выходка Мейерхольда в адрес М.А. А как Мейерхольд просил у М.А. пьесу – каждую, которую М.А. писал»[1].

В переписке Булгакова имя З. Н. Райх не упоминается ни разу. А дневник Елены Сергеевны помимо упоминания Райх и Мейерхольда в числе участников бала у американского посла[2], содержит всего две записи:

«Когда возвращались домой, по Брюсовскому, видим, идет Мейерхольд с Райх. Дмитриев отделился, побежал к ним»;
«Слух о том, что зверски зарезана Зинаида Райх»[3].
__________________________________________________________
[1] Дневник Елены Булгаковой, запись от 12.06.1936 / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 120.
[2] Там же, запись от 23.04.1935, с. 95.
[3] Там же, записи от 17.01.1938 и 17.07.1939, с. 181, 272.

Памятник великому русскому ученому – естествоиспытателю Клименту Аркадьевичу Тимирязеву, был установлен 4 ноября 1923 г. у площади Никитских ворот на Тверском бульваре. В данном случае Булгаков проливает свет на то, в какую сторону от Дома Грибоедова (Дом Герцена, Тверской бульвар, 25) кинулись Коровьев с Бегемотом. При этом в романе ясно сказано, что они только «кинулись к Тимирязеву», «но чувство долга <…> побороло» их «постыдный страх» и они «вернулись»[1]. И причем же здесь особняк Рябушинского, расположенный за целый квартал от памятника, то есть примерно за 200 метров? У нормального человека памятник Тимирязеву вызывает ассоциацию с Тверским бульваром, на котором он расположен, а не с расположенными на Спиридоновке или Малой Никитской особняками.


Невольно вспоминается знаменитая фраза – «Кто сказал «мать» при новобрачных?!!» С таким буйным воображением Баркову действительно только в КГБ и служить. Неужели же слово «мать» навеки монополизировано Горьким и не может быть использовано другими писателями? А как же великий и могучий русский мат, с которым так же ассоциируется слово «мать» у исконно русского человека, не могущего обычно двух слов связать без упоминания своей прародительницы? На мой взгляд, слово «мать» выделено Булгаковым для вполне естественного акцентирования и в комментариях Баркова действительно не нуждается. Лучше бы он прокомментировал выделение в отдельное предложение местоимения «Я».


Горький действительно редактировал множество журналов, что же до Берлиоза, то он был всего лишь «редактор толстого художественного журнала и председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций»[2]. Таким образом, Барков как обычно передергивает факты – Берлиоз редактировал только один журнал, а не множество журналов, как Горький.

В первой редакции маршрут похорон Берлиоза проходил не «от Тимирязева», как утверждает Барков, а мимо Тимирязева, что вполне естественно, так как процессия двигалась по Тверскому бульвару от Дома Грибоедова. Никаких оснований для ассоциации памятника Тимирязеву с Горьким и особняком Рябушинского в данной редакции нет, так как указанный дом был предоставлен в распоряжение Горького только весной 1931 г.
__________________________________________
[1] Там же, с. 334.
[2] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 688.

В романе неоднократно упоминается, что «во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из «Горя от ума» <…> тетке, раскинувшейся на софе» – «зал с колоннадой, где тетка наслаждалась комедией гениального племянника», он же «колонный грибоедовский зал»[1]. Из этого зала и вынесли Берлиоза и повезли сначала по Тверскому бульвару, а потом по Тверской мимо сидящей Маргариты, которая сидит глядя на Манеж и, соответственно, в сторону приближающейся процессии.

Надо сказать, что к смерти Горького Булгаков отнесся совершенно прохладно. Это событие не нашло никакого отражения в его переписке. Семейный дневник Булгаковых так же не содержит ни одной записи, связанной со смертью и похоронами Горького, в то время как, например, похороны Орджоникидзе и взволнованность ими Булгакова упоминаются: «Орджоникидзе умер от разрыва сердца. Это всех потрясло»[2]. «Днем с Сергеем и М. А. пошли в город, думали попасть в Колонный зал»[3].

Охлаждение Булгакова к Горькому было связано с тем, что тот не отвечал на его письма: «5 августа 1933 г. Булгаков писал А. М. Горькому: «Мне хотелось бы повидать Вас. Может быть, Вы были бы добры сообщить, когда это можно сделать? Я звонил Вам на городскую квартиру, но все неудачно – никого нет»[4]. «В письме А. М. Горькому от 1 мая 1934 г. Булгаков просил поддержать его ходатайство о двухмесячной заграничной поездке»[5]. Вполне возможно, что Горькому просто не стали сообщать о письмах Булгакова, но писатель-то об этом не знал, и тяжело переживал молчание Горького:

«Письмо М.А. Горькому было послано второго. Как М.А. и предсказывал, ответа нет»;
«Были 14-го у Пати Попова. Он уговаривал – безуспешно – М.А., чтобы он послал Горькому соболезнование <по поводу смерти сына – С.Ц.>
Нельзя же, правда, – ведь на то письмо ответа не было»[6].
И еще характерная запись – «Ужасны горьковские пьесы. Хотя романы еще хуже»[7].


Действительно многозначительная деталь, показывающая, что Барков даже не в состоянии провести правильную аналогию. С каких это пор кремация тела стала эквивалентна лишению головы? Смех, да и только. В результате кремации Горький лишился не только головы, но и туловища. Однако есть другая, действительно подходящая аналогия: перед кремацией мозг Горького был извлечен и сохранен для дальнейшего изучения. Действительно получается тело без головы, точнее без мозгов. Но и по этому признаку более подходящий альтернативный прототип – Ленин не уступает Горькому, так как аналогично был извлечен и мозг Ленина и для его изучения был создан специальный институт, в который в дальнейшем поступил и мозг Горького. Единственная несовпадающая у Ленина деталь, это то, что его тело кремировано не было. Но ведь не мог же Булгаков прямо написать, что тело Берлиоза забальзамировали. Так что данное исключение только подтверждает правило.


Обсуждавшие пропажу головы попутчики Маргариты ехали за цветами, а не в Колонный Зал Дома Союзов – «Поспеем ли за цветами заехать? – беспокоился маленький. – Кремация, ты говоришь, в два?»[8]. Направление движения процессии в последних редакциях – по Тверскому бульвару до Тверской, и далее по Тверской, мимо Манежа на Красную площадь, следовательно, вынос тела осуществлялся из места, где расположен Дом Грибоедова. Сомневаться в аналогии Поплавский-Ставский можно и нужно, ибо одинаковые окончания сами по себе ничего не доказывают – Поплавский, Ставский, Латунский, Вишневский, Драгунский, Богохульский. А особенно нужно сомневаться потому, что Булгаков, видимо почувствовав чрезмерность подобных окончаний, заменил Ставского на Желдыбина.


Позволю себе также напомнить маленький штришок. Дом Грибоедова, он же Дом Герцена никогда не имел никакого отношения к созданной Горьким писательской организации (см. тезис II.XI.4), поскольку в нем располагались только учреждения РАПП, МАПП и ВОАПП. С Горьким он связан только тем, что в 1933 году по инициативе М.Горького в нем был основан Литературный институт. Однако к этому моменту Булгаков уже пять лет трудился над своим романом. Берлиоз в первых редакциях редактор всех московских толстых журналов, а Горький в это время «принимает на себя редактирование журнала «Наши достижения» и организует журнал для писателей-самоучек «Литературная учеба»»[9]. Согласитесь, что это выглядит существенно более скромно, чем выдающиеся достижения Берлиоза ранних редакций.
__________________________________________________
[1] Там же, с. 382, 383, 390.
[2] Дневник Елены Булгаковой, запись от 18.02.1937 / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 130.
[3] Там же, запись от 19.02.1937, с. 131.
[4] Яновская Л. Комментарии к дневнику Елены Булгаковой // Дневник Елены Булгаковой / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 334.
[5] Там же, с. 345.
[6] Дневник Елены Булгаковой, запись от 13 и 16 мая 1934 г. / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 58.
[7] Там же, запись от 15 апреля 1937 г., с. 139.
[8] Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 548.
[9] Луначарский А. В. Горький // Большая Советская Энциклопедия. В 65 т. Изд. 1-е. Т. 18. – М.: АО «Советская энциклопедия», 1930, ст. 228.

Тугой узел сложных ассоциаций предлагает нам Барков, между тем как есть ассоциации и попроще, следовательно, – понадежней. Прежде всего замечу, что Берлиоз был широко образован, а Горький был самоучкой и совершенно не разбирался в музыке. Характерно, что, вопреки утверждениям Баркова, Горький никакого понятия не имел о музыке Грига до того, как впервые услышал ее в исполнении Буренина. Вот как вспоминает об этом сам Буренин – «Я <…> решил купить ноты Грига, так как сам очень его любил и надеялся, что Григ, которого Горький не знал, должен своей народностью его увлечь. Выбор мой оказался более чем удачным <…> В течение трех месяцев Горький неизменно слушал полюбившегося ему композитора и неоднократно просил повторять одни и те же произведения»[1]. Как видим, не Горький попросил Буренина играть ему своего «любимого Грига», а, наоборот, Буренин сам выбрал эту музыку для игры, и именно в результате этого прослушивания Горький и полюбил музыку Грига.

Таким образом, с точки зрения криптографической логики, с композитором Берлиозом общего больше все-таки не у Горького, а у Ленина, чья любовь к музыке действительно была общеизвестна. Если верить многочисленным мемуарам, Ленин все свободное от занятия революционными делами время только и делал, что слушал свою любимую «Аппассионату». Да и философией Ленин, в отличие от Горького, очень активно интересовался, – достаточно вспомнить хотя бы его «Философские тетради».

Пересказываемые Барковым сплетни о роскошной жизни Горького занимательны, но как всегда свидетельствуют только о его глубоком невежестве, поскольку в ранг профессионального музыканта Барков умудрился возвести члена Боевой технической группы при Петербургском комитете РСДРП, Николая Евгеньевича Буренина[2]. Но профессиональным музыкантом Буренин не был даже по образованию. Свою биографию он описывает следующим образом:
«Окончив петербургское коммерческое училище Купеческого общества, я поступил в Академию художеств, так как обнаруживал способности к рисованию. Другим моим увлечением была музыка. Я с детства обучался игре на фортепиано, затем учился в петербургской музыкальной школе.
Однако ни живопись, ни музыка не стали делом моей жизни. В двадцать шесть лет я с головой окунулся в революционную деятельность <…>»[3].

Люди действительно знающие биографию Буренина, характеризуют его как «человека необычной и яркой судьбы, профессионального революционера, активного работника большевистской партии. <…> музыка и живопись отошли в его жизни на задний план. Он переправлял через Финляндию в Петербург ленинскую «Искру», ведал подпольными типографиями, складами литературы, явочными квартирами. Он выполнял и другие ответственные задания партии»[4]. Одним из таких заданий и было поручение сопровождать Горького в его поездке в Америку, куда сам Горький был направлен для выполнения другого важного партийного задания – собрать деньги в кассу большевиков. – «В то время я находился за границей. В день приезда в Софию, где мне нужно было организовать закупку оружия, я получил телеграмму от Красина с предписанием немедленно найти А. М. Горького и М. Ф. Андрееву и выехать с ними в Америку. Я сразу же отправился в путь»[5], – вспоминает Буренин. Как видим, закупалось оружие, а не рояль в кустах. Нет, без рояля дело тоже не обходилось – «Музыка так тесно вошла в наш обиход, что даже в поездках мы без нее не обходились. Где бы ни были, куда бы ни приезжали, если только там были пианино или рояль, Горький обязательно меня за него засаживал»[6]. Но обратите внимание, не покупался по-барковски, или попросту по-барски, рояль, а «если только там были пианино или рояль». Правда по приезде на Капри Горький действительно «потребовал достать пианино»[7], превращенное в будущем в рояль причудливой фантазией Баркова.

Буренин действительно провел с Горьким на Капри несколько месяцев, но бурная революционная деятельность не позволяла ему по нелепому капризу Баркова постоянно находится при Горьком, особенно во время годичного пребывания в тюрьме… Поэтому тоскующий «А. М. Горький часто писал из Италии своему верному другу, просил Буренина приехать на Капри.
«Дорогой мой, если есть у тебя хотя малейшая возможность ехать сюда, я прошу тебя сделать это… Приказываем: собирай свои манатки и дуй сюда немедля. Здесь будем тебя прокаливать на солнце, мыть в морской воде, кормить сытно и поить вкусно. Очень хочется видеть тебя, и в желании этом нет ничего своекорыстного, кроме глубокой симпатии к тебе, симпатия же – дело чистое… В самом деле, дружище, двигайся сюда, как только получишь возможность, и – это будет очень хорошо… Очень любим тебя, как ты это знаешь»»[8].

«После победы Великого Октября Н. Е. Буренин целиком отдался своему любимому делу – искусству. Он работал в Комиссариате театров и зрелищ, а затем в театральном отделении отдела народного образования Петросовета. В 1921 году Николай Евгеньевич был назначен заместителем торгпреда РСФСР в Финляндии, а затем работал в советском торгпредстве в Германии»[9]. Очевидно, что это слишком далеко от образа жизни профессионального музыканта. Впрочем, если сам Барков представил себя читателям не по главному своему призванию профессионального чекиста – полковника КГБ, а сложной помесью инженера с юристом, то почему бы и Буренина ему не представить не профессиональным революционером, а музыкантом?
_____________________________________________________________________
[1] Буренин Н. Е. С Горьким и Андреевой в Америке // Мария Федоровна Андреева. Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы. Воспоминания о М. Ф. Андреевой. – М.: Искусство, 1968, с. 483.
[2] Буренин Н. Е. Памятные годы. Воспоминания. – Л.: Лениздат, 1967, с. 78.
[3] Там же, с. 21.
[4] Полесьев С. Большая жизнь // Буренин Н. Е. Памятные годы. Воспоминания. – Л.: Лениздат, 1967, с. 287, 289.
[5] Буренин Н. Е. Памятные годы. Воспоминания. – Л.: Лениздат, 1967, с. 123.
[6] Там же, с. 154.
[7] Там же, с. 171.
[8] Полесьев С. Большая жизнь // Буренин Н. Е. Памятные годы. Воспоминания. – Л.: Лениздат, 1967, с. 292.
[9] Там же, с. 302.

Только с криптографического бодуна можно предположить связь между Берлиозом и Булгаковым на основании таких параллелей. Лучше уж тогда подумать над параллелью БАрков – БАлбес, или АЛЬФред – АЛЬФонс.


То, что в Летописи жизни и творчества Горького вместо романа «Жизнь господина де Мольера» Булгакову приписана честь написания истории Дулевского фарфорового завода[1], безусловно забавный исторический ляп. Но особой заслуги ИМЛИ им. Горького в этом нет. Его сотрудники всего лишь свели воедино множество ранее разрозненных сведений из других источников. К сожалению, имя Булгакова в 1960 году было малоизвестно, и на эту столь очевидную сегодня ошибку никто не обратил внимания. А пальма первенства в увязывании имени Булгакова с фарфоровыми изделиями принадлежит известному литературоведу А. Я. Тарараеву, опубликовавшему соответствующий комментарий к письму Горького к А. Н. Тихонову в «Горьковских чтениях» 1953-1957 гг.: «М. А. Булгаков (1891-1940) представил в редакцию «истории фабрик и заводов» рукопись о Дулевском фарфоровом заводе. Работа напечатана не была»[2]. Справедливости ради надо отметить, что Тарараев скоропостижно скончался через месяц после сдачи тома «Горьковских чтений» в набор, и не имел возможности вычитать корректуру, в которую вполне могла вкрасться чисто техническая ошибка.


Ну почему же нет? Мастер и Булгаков действительно сходились в любви к истории: «Его всегда интересовала история. Об этом говорят сюжеты его произведений о Мольере и Пушкине. Сюжеты его оперных либретто «Минин и Пожарский», «Петр Великий», «Черное море». Работая над «Бегом», расстилал перед собою подлинные карты боев в Крыму и Таврии. Даже над «Белой гвардией», таким личным, так мало удаленным во времени от событий романом, работал как историк: безусловно изучая документы эпохи. Его герой – Мастер – историк»[3].
История настолько интересовала Булгакова, что он даже хотел написать учебник по истории СССР:
«Сегодня в газете объявлен конкурс на учебник по истории СССР. М. А. сказал, что он хочет писать учебник – надо приготовить материалы, учебники, атласы»;
«М. А. начал работу над учебником»[4].
_____________________________________________
[1] Летопись жизни и творчества А. М. Горького. Вып. 4, 1930-1936. – М.: Изд-во АН СССР, 1960, с. 291.
[2] Горьковские чтения. 1953-1957. – М.: Изд-во АН СССР, 1959, с. 96.
[3] Яновская Л. Комментарии к дневнику Елены Булгаковой // Дневник Елены Булгаковой / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 366.
[4] Дневник Елены Булгаковой, записи от 04-05.03.1936 / Гос. б-ка СССР им. В. И. Ленина. – М.: Кн. палата, 1990, с. 116.

Сначала Барков уверяет, что исходивший Россию вдоль и поперек Горький не знал крестьян, и что невозможно представить «более четкое указание на личность Горького», чем фраза «русского мужика он ни разу не видел в глаза». А теперь нас убеждают, что Горький так интересовался крестьянами, что просто жить без них не мог – по его инициативе создана «История деревни», и «более всего он был озабочен скорейшим созданием значительных книг по истории крестьянства». Получается, что из всех булгаковедов-любителей в нашей стране Барков был первейший путаник.


Нет, «оно не понятно». Ни один предложенный Барковым шифр не указывает на Горького более чем на Ленина или еще на кого угодно. И собственно говоря, что и зачем шифровалось? Где глубина авторского замысла? И как мог Булгаков надеяться, что если даже среди потомков бравых чекистов и появится такой гений криптографии, как Альфред Барков, то он сумеет правильно интерпретировать все его шифры?