Цитата(Синицын @ 16.9.2007, 9:21)
б) В последних редакциях Воланд уже не именуется мастером.
Он и в первых редакциях никогда им не именовался. Все это недоразумение возникло потому, что сам Барков никогда с архивами Булгакова дела не имел, почему ошибся и с нумерацией глав и с именованием Воланда Мастером. Свой вывод он сделал на основании ранней работы Чудаковой, где действительно было сказано:
"В первых редакциях романа так почтительно именовала Воланда его свита (несомненно, вслед за источниками, [...] где сатана или глава какого-либо дьявольского ордена иногда называется "Великим Мастером")". Никаких последствий для булгаковедения этот скоропалительный вывод Чудаковой не имел и она сама похоже от него отказалась, ибо нигде больше об этом не писала, а вот Барков подхватил чужую гипотезу и пристроил в свою искуственно натянутую схему.
Достаточно подробно этот и другие вопросы освещены в моей книге "«Мастер и Маргарита»: Диакон и Диавол или о занимательном богословии Кураева" (
Диакон и Диавол ZIP-архив 1.69 Мб), посвященной подробному разбору фантазий Баркова и диакона Кураева. Приведу необходимую информацию:
Если внимательно прочесть опубликованные булгаковские черновики, окажется, что слово «мастер» употребляется в первых редакциях всего лишь в одном случае , – в обрывке главы «Полет Воланда» из черновых набросков к главам романа, написанным в 1929-31 гг. Данный отрывок также одновременно является и единственным, где повествование ведется непосредственно от первого лица героя, которого автор в будущем назовет сначала Поэтом, а затем Мастером. Слово "мастер" есть в реплике Фагота на упрек Воланда по поводу последствий его свиста:
«– А вот это уже и лишнее, – сказал Воланд, указывая на землю, и тут я разглядел, что человек с портфелем лежит раскинувшись и из головы течет кровь.
– Виноват, мастер, я здесь ни при чем. Это он головой стукнулся об мотоциклетку» [Булгаков М. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. Мастер и Маргарита: Черновые редакции. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004, с. 100].
Учитывая, что это всего лишь отрывок (без начала и конца) наброска к черновику, а не вычитанный и выправленный автором текст, нельзя с полной уверенностью утверждать, что обращение «мастер» относится именно к Воланду, а не к наблюдающему за Фаготом повествователю, которого указанное зрелище явно шокировало больше, чем Воланда. Фаготу было бы гораздо естественнее извиниться именно перед ним, а не перед Воландом. Более того, именно повествователь упоминается последним перед репликой Фагота!
Но в любом случае, обрывок черновика есть только обрывок черновика. Автор мог не обратить внимания на неясность адресации указанной реплики, а также пропустить в спешке или зачеркнуть впоследствии дополнительную реплику героя, явно переадресовывающую ответ Фагота именно к нему. К тому же, обрывочный характер текста (чаще всего это просто куски фраз), подтверждает, что данные черновые наброски постигла общая печальная судьба всех ранних черновиков Булгакова, –
«<…> десятки страниц аккуратно вырезаны и вырваны, многие страницы разорваны пополам, несколько глав из первоначальной редакции сохранились в более или менее законченном виде» [Петелин В. В. Комментарии // Булгаков М. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. Мастер и Маргарита: Черновые редакции. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004, с. 723]. Кто может поручиться за достоверность восстановленного по обрывкам уцелевших фраз текста? Тем более что для пропущенного рукописного текста совершенно невозможно точно оценить возможное количество отсутствующих знаков, ведь ключевая для понимания фраза могла быть вписана над строкой или на полях оторванной части листа.
Вполне возможно, что за слово «мастер» было принято неразборчивое написание слова «мессир». В расшифровке почерка Булгакова среди литературоведов существуют и более впечатляющие разночтения, например:
«В письме от 24 января 1940 г. слово «мученья» исследователи В. В. Гудкова и М. О. Чудакова читают как «морозы», – или:
«В письме от 15 июня 1938 г. слово «заветный» исследователи Л. М. Яновская и М. О. Чудакова читают как «закатный» [Мягков Б. С., Соколов Б. В. Комментарии к письмам // Булгаков М. А. Чаша жизни: повести, рассказы, пьеса, очерки, фельетоны, письма. – М.: Сов. Россия, 1988, с. 590]. Поэтому оснований для разумного сдерживания фантазии в области именования Воланда «мастером» намного больше, чем для ее безудержного пришпоривания.
Заметим, что лист с обсуждаемым наброском главы «Полет Воланда» абсолютно точно датируется 1931 годом. Именно на этом листе Булгаков в правом верхнем углу написал:
«Помоги Господи кончить роман! 1931 г.» [Петелин В. В. Комментарии // Булгаков М. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. Мастер и Маргарита: Черновые редакции. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004, с. 723]. А ведь работу над романом писатель начал еще в 1928 году и в марте 1930 года уже сжег первый
«черновик романа о дьяволе». В сохранившихся отрывках из этого черновика Воланд именуется только
«мессиром» [Булгаков М. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. Мастер и Маргарита: Черновые редакции. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004, с. 46]. Следовательно, изначально, приступая к реализации своего творческого замысла, Булгаков связывал с Воландом слово
«мессир». Поэтому неверна сама исходная посылка Баркова, что изначально Воланд именовался «мастером». Слова Чудаковой о том, что
«в первых редакциях романа» встречается именование Воланда «мастером» относятся не к самым первым редакциям 1928-1929 гг., а только к одному черновому наброску редакции 1931 г. В последующих работах ни сама Чудакова, ни прочие исследователи архивов Булгакова за 30 лет ни разу не уделили внимания этой надуманной Барковым проблеме. Например, в своем масштабном труде «Жизнеописание Михаила Булгакова» Чудакова подробно разобрала и детально проследила все этапы работы писателя над романом, но об именовании Воланда мастером у нее нет ни слова.
Поскольку изначально в черновых редакциях 1928-1929 гг. Воланд именуется исключительно «мессиром», очевидно, если исключить вероятность возможной ошибки расшифровки рукописи, что речь в данном случае может идти только о единичной пробе пера Булгаковым, – известно, что
«Булгаков в черновиках часто менял фамилии своих персонажей в поисках более интересной» [Петелин В. В. Комментарии // Булгаков М. А. Собр. соч.: В 8 т. Т. 7. Мастер и Маргарита: Черновые редакции. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2004, с. 514]. В ранних редакциях писатель примерил на своих героев множество имен, особенно на Воланда, в т.ч. и имя Азазелло , но стоит ли, исходя из этого, строить какие-то далеко идущие выводы относительно образа самого Азазелло?
Единичное употребление слова «мастер» в наброске к черновику никак не может рассматриваться как основание для утверждения о переходе к Мастеру одного из имен Воланда. Более того, обращение «мастер» используется не только масонами. Это весьма распространенное в европейской традиции уважительное обращение, особенно к творческим людям. И не случайно оно появляется именно в редакции 1932-1934 гг. [Булгаков М. А. Великий канцлер. Князь тьмы. Сб. всех наиболее значимых редакций романа «Мастер и Маргарита». – М.: Гудьял-Пресс, 2000, с. 199] Дело в том, что в это же время, с 11 июля 1932 г. по 5 марта 1933 г. Булгаков работает над романом «Мольер», в котором неоднократно именует своего героя
«мастером» [Булгаков М. А. Жизнь господина де Мольера. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 9, 97, 173, 175, 176]. Как отмечает Л. Яновская, предвестием Мастера в творчестве Булгакова явилась фигура Мольера в пьесе «Кабала святош»:
«Та же слабость и беззащитность в жизни, та же огромная сила духа в творчестве» [Лидия Яновская. «Кабала святош», или Пьеса о Мольере (главы из новой книги о Михаиле Булгакове). –
http://magazines.russ.ru/urnov/2004/18/ain7.html]. И, добавим, то же именование:
«мастер»!
Последние годы, с легкой руки литературных гробокопателей, усиленно внедряется версия, что слово «мастер» вообще неприменимо к великим писателям и деятелям культуры, и является изобретением большевиков, уподобивших писательский труд работе за станком. Эти инсинуации убедительно развенчивают слова великого русского поэта Александра Блока, сохраненные в воспоминаниях поэтессы Надежды Павлович:
«Большевики не мешают писать стихи, но они мешают чувствовать себя мастером… Мастер тот, кто ощущает стержень всего своего творчества и держит ритм в себе» [Соколов Б. В. Булгаков: Энциклопедия. – М.: Алгоритм, 2003, с. 508].
Б. Соколов отмечает, что в работе «Литература и революция» Троцкий, приводя эти слова Блока, комментирует их следующим образом:
«Большевики мешают чувствовать себя мастером, ибо мастеру надо иметь ось, органическую, бесспорную, в себе, а большевики главную-то ось и передвинули. Никто из попутчиков революции – а попутчиком был и Блок, и попутчики составляют ныне очень важный отряд русской литературы – не несет стержня в себе, и именно поэтому мы имеем только подготовительный период новой литературы, только этюды, наброски и пробы пера – законченное мастерство, с уверенным стержнем в себе, еще впереди» [там же, с. 508].
По мнению Соколова:
«В таком же положении, как и Блок, оказывается булгаковский Мастер. Автору романа о Понтии Пилате общество отказывает в признании, и выпавшие на его долю испытания в конце концов ломают внутренний стержень главного героя «Мастера и Маргариты». Вновь обрести этот стержень он может лишь в последнем приюте Воланда. Сам Булгаков, хотя и наделил Мастера многими чертами своей судьбы, внутренний творческий стержень сохранил на всю жизнь и, по справедливому замечанию враждебной ему критики, выступал в советской литературе как писатель, «не рядящийся даже в попутнические цвета» (эту цитату из статьи главы РАППа Л. Л. Авербаха (1903-1939) в письме к Правительству от 28 марта 1930 г. автор выделил крупным шрифтом). Стержнем была любовь к свободе, стремление говорить правду и проповедовать гуманизм, что и отразилось в этическом идеале, выдвигаемом Иешуа Га-Ноцри» [там же, с. 509].
Итак, с вопросом о «заимствовании» Мастером своего имени все окончательно становится на свои места. Слово «мастер» Булгаков начал использовать в своем творчестве уже с 1931-1932 года, то есть значительно раньше, чем его, применительно к Мандельштаму, в июне 1934 года употребил Сталин в известном телефонном разговоре с Б. Пастернаком:
«Но ведь он же мастер, мастер?» Утверждения Альфреда Баркова, что это слово якобы было канонизировано применительно к Горькому, относятся к еще более позднему времени, – 1936 году. При этом из приведенных Барковым примеров следует, что практически во всех траурных статьях Горький именуется не
«мастером», а
«учителем»: «Ушел учитель», «Прощай, учитель», «Настоящий революционный учитель», «Памяти великого учителя» [Барков А. Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: альтернативное прочтение. –
http://m-bulgakov.narod.ru/master-94.htm] и т.п. А из редакционной статьи «Правды» от 19 июня 1936 года, в которой о Горьком говорится как о
«великом мастере культуры», видно, что Горький был назван великим как один из многих мастеров культуры, а не единственным
«мастером» без всяких эпитетов, как герой романа Булгакова:
«Он мастер, мессир, я вас предупреждаю об этом. Вылечите его, он стМЃоит этого» [Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 612].
Таким образом, «мастером» Воланд никогда не был, везде в рукописях, за исключением одного наброска к черновику, с ним связано только одно обращение, – «мессир». И когда в этом наброске Воланд
предположительно назван «мастером», герой вовсе не называется «поэтом», а является безымянным героем, от лица которого ведется повествование.
С появлением в романе нового героя, Булгаков первоначально назвал его «поэтом». Однако в ряде случаев, где прямое обращение свиты Воланда с использованием слова «поэт» звучало бы недопустимо выспренне, писатель использовал обращение «мастер». В дальнейшем это звучание, как более естественное для отстраненного характера образа, окончательно закрепилось за героем.
Утверждение, что у Мастера нет имени совершенно нелепо. Имя героя просто не сообщается читателю, так как душевнобольной Мастер отказался от него. Вспомним визит Мастера к Ивану в лечебнице:
«– А, помню, помню! – вскричал Иван. – Но я забыл, как ваша фамилия! – Оставим, повторяю, мою фамилию, ее нет больше, – ответил гость» [Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 471]. Этот художественный прием сразу выделяет Мастера из мира обычных людей и приподымает его образ над реальностью до уровня философского обобщения. Указание же настоящего имени Мастера только заземлило бы его образ. Булгаков не сразу нашел правильное решение, – сначала он именовал героя поэтом, и только в последних редакциях нашел верное звучание. Вдумайтесь в магию уходящего корнями в вечность звучания слов «Мастер и Маргарита», – сочетания «Поэт и Маргарита», «Василий и Маргарита», «Александр и Маргарита» и подобные им таким магическим звучанием не обладают! Повторяю, «мастером» Булгаков именовал и своего Мольера. А его самого называла Мастером его последняя жена:
«<…> он был Мастер, он не мог допустить случайности, ошибки…» [Соколов Б. В. Булгаков: Энциклопедия. – М.: Алгоритм, 2003, с. 153].
Маргарита именует любимого мастером потому, что:
«У нее была страсть ко всем людям, которые делают что-либо первоклассно» [Булгаков М. А. Мастер и Маргарита. Избр. произв.: В 2 т. Т. 2. – К.: Дніпро, 1989, с. 606]. Идейный вдохновитель Кураева Барков очень много внимания уделяет тому, что слово «мастер» пишется в романе со строчной буквы. Но в романе «Жизнь господина де Мольера» Булгаков также именует Мольера мастером, причем именно со строчной буквы, а как иначе?
