В этом фельетоне усугублены мрачные прогнозы будущего России, данные еще в более ранних "Грядущих перспективах" (1919).
В автобиографии 1924 г. Булгаков сообщал, что "в начале 1920 года я бросил звание с отличием (имеется в виду диплом с отличием, полученный им по окончании медицинского факультета Киевского университета) и писал", а в автобиографии 1937 г. отнес это событие даже к 1919 г.
Судя по тексту В к., к моменту создания фельетона автор уже оставил работу военного врача (она запечатлена в рассказе "Необыкновенные приключения доктора") и стал профессиональным журналистом. Скорее всего, он был причислен к тем сотрудникам Освага (Осведомительного агентства - отдела печати белого правительства Юга России), которые получали от него жалованье и обязаны были писать в местные газеты.
Увольнение Булгакова от должности военного врача произошло на рубеже 1919-1920 гг. (1919 г. - по старому стилю (юлианскому календарю), принятому у белых, 1920 г. - по новому стилю (григорианскому календарю), восстанавливавшемуся на территориях, занимаемых красными).
Автор в фельетоне имеет врачебное свидетельство, освобождающее его от военной службы по болезни. Скорее всего, уволили Булгакова от должности военного врача вследствие контузии, полученной Булгаковым в ноябре 1919 г. во время похода за Шали-аул (об этой контузии он упоминает в своем дневнике "Под пятой" в записи от 23 декабря 1924 г.).
Приход в журналистику был осознанным решением автора В к. В дневниковой записи 6 ноября 1923 г. Булгаков подтвердил это: "... В литературе вся моя жизнь. Ни к какой медицине я никогда больше не вернусь... Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним - писателем".
Вечер в кафе, описанный в фельетоне, происходит уже после взятия 8 января 1920 г. войсками Красной Армии Ростова-на-Дону, "второй столицы", наряду с Екатеринодаром, Вооруженных Сил Юга России, возглавлявшихся генералом А. И. Деникиным (1872-1947). Весть об этом дошла до отстоящего сравнительно далеко от линии фронта Владикавказа и вызвала здесь панику.
В фельетоне нет намека даже на казенный, подцензурный оптимизм. Тыловая публика, столь разоблачающе запечатленная в романе "Белая гвардия", здесь показана впервые и без всякой пощады. Писатель, как позднее в финале фельетона "Похождения Чичикова", мысленно обращается к "господину в лакированных ботинках", цветущему, румяному человеку явно призывного возраста с предложением "проехать на казенный счет на фронт, где вы можете принять участие в отражении ненавистных всем большевиков". Однако Булгаков прекрасно сознает, что не в воображении, а в жизни - такого господина и прочую кофейную публику на фронт не загонишь кнутом и не заманишь пряником.
Автор признается: "Я не менее, а может быть, даже больше вас люблю спокойную мирную жизнь, кинематографы, мягкие диваны и кофе по-варшавски!
Но, увы, я не могу ничем этим пользоваться всласть!
И вам и мне ничего не остается, как принять участие так или иначе в войне, иначе нахлынет на нас красная туча, и вы сами понимаете, что будет...
Так говорил бы я, но увы, господина в лакированных ботинках я не убедил бы.
Он начал бы бормотать или наконец понял бы, что он не хочет... не может... не желает идти воевать...
- Ну-с, тогда ничего не поделаешь, - вздохнув, сказал бы я, - раз я не могу вас убедить, вам просто придется покориться обстоятельствам!
И, обратившись к окружающим меня быстрым исполнителям моих распоряжений (в моей мечте я, конечно, представил и их как необходимый элемент), я сказал бы, указывая на совершенно убитого господина:
- Проводите господина к воинскому начальнику!
Покончив с господином в лакированных ботинках, я обратился бы к следующему...
Но, ах, оказалось бы, что я так увлекся разговором, что чуткие штатские, услышав только начало его, бесшумно, один за другим, покинули кафе.
Все до одного, все решительно!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Трио на эстраде после антракта начало "Танго". Я вышел из задумчивости. Фантазия кончилась.
Дверь в кафе все хлопала и хлопала.
Народу прибывало. Господин в лакированных ботинках постучал ложечкой и потребовал еще пирожных...
Я заплатил двадцать семь рублей и, пробравшись между занятыми столиками, вышел на улицу".
Автор В к. продемонстрировал бессилие деникинской власти, не способной направить на фронт окопавшихся в тылу, как позже в пьесе "Бег" он показал бессилие власти крымского правительства генерала барона П. Н. Врангеля (1878-1928).
Булгаков - убежденный сторонник правового порядка в обществе, когда всякий нарушивший его несет быструю ответственность за это. Такого порядка не оказывается и при новой коммунистической власти. Поэтому в "Похождениях Чичикова" автор-демиург покарать мошенников может только в фантастическом сне, в неприглядной же реальности они, как и тыловые приспособленцы В к., торжествуют и благоденствуют.
В романе "Девушка с гор" (1925) не слишком симпатизировавший Булгакову Юрий Слезкин (1885-1947) писал, что восходивший к автору В к. герой "не пел гимнов добровольцам". Этими же словами можно охарактеризовать булгаковскую позицию в фельетоне. Однако честный взгляд на события уже не мог принести пользу Добровольческой армии, окончательно проигравшей войну.
кафэ" - фельетон. Опубликован: "Кавказская газета", Владикавказ, 1920, 5/18 янв.
