То, что Булгаков не верил в подлинность обвинений, предъявленных тем фигурантам политических процессов 30-х годов, которые появляются на В. б. у с., доказывается воспоминаниями Валентина Петровича Катаева (1897-1986), дружившего с Булгаковым в первой половине 20-х годов, но затем рассорившегося с ним в связи с неудачным сватовством к булгаковской сестре Елене (Леле): "В 1937 году мы встретились как-то у памятника Гоголю. Тогда как раз арестовали маршалов. Помню, мы заговорили про это, и я сказал ему, возражая:
- Но они же выдавали наши военные планы!
Он ответил очень серьезно, твердо:
- Да, планы выдавать нельзя". Очевидно, что для Булгакова, в отличие от Катаева, надуманность версии о "маршальском заговоре", равно как и кознях Ягоды, Бухарина и др., была очевидна.
В. б. у. с. имеет еще один неожиданный источник, прямо связанный с деятельностью подчиненных и соратников Г. Г. Ягоды. Речь идет о так называемой "коммуне Бокия". Глеб Иванович Бокий (1879-1937) - видный чекист, благополучно расстрелянный в 1937 г. Некоторые его сотрудники подверглись репрессиям уже после гибели "батьки Бокия" и на следствии дали о нем прелюбопытнейшие показания. Например, некто Н. В. Клименков на допросе 29 сентября 1938 г. сообщил: "С 1921 года я работал в спецотделе НКВД (тогда это была еще ВЧК.). Отдел в то время возглавлял Бокий Глеб Иванович, который через некоторое время назначил меня начальником 2-го отделения спецотдела.
В это время уже существовала созданная Бокием так называемая "Дачная коммуна", причем ее существование тщательно скрывалось от сотрудников отдела, и знали об этом только приближенные Бокия...
Последний в одно время сообщил мне, что им в Кучино создана "Дачная коммуна", в которую входят отобранные им, Бокием, люди, и пригласил меня ехать на дачу вместе с ним. После этого я на даче в Кучино бывал очень часто, хотя "юридически" и не являлся членом "коммуны", так как не платил 10 процентов отчислений зарплаты в ее фонд, но вся антисоветская деятельность которой мне известна.
При первом моем посещении "Дачной коммуны" мне объявили ее порядки, что накануне каждого выходного дня каждый член "коммуны" выезжает на дачу и, приехав туда, обязан выполнять все установленные "батькой Бокием" правила.
"Правила" эти сводились к следующему: участники, прибыв под выходной день на дачу, пьянствовали весь выходной день и ночь под следующий рабочий день. Эти пьяные оргии очень часто сопровождались драками, переходящими в общую свалку. Причинами этих драк, как правило, было то, что мужья замечали разврат своих жен с присутствующими здесь же мужчинами, выполняющими "правила батьки Бокия".
"Правила" в этом случае были таковы. На даче все время топилась баня. По указанию Бокия после изрядной выпивки партиями направлялись в баню, где открыто занимались групповым половым развратом.
Пьянки, как правило, сопровождались доходящими до дикости хулиганством и издевательством друг над другом: пьяным намазывали половые органы краской, горчицей. Спящих же в пьяном виде часто "хоронили" живыми, однажды решили похоронить, кажется, Филиппова и чуть его не засыпали в яме живого. Все это делалось при поповском облачении, которое специально для "дачи" было привезено из Соловков. Обычно двое-трое наряжались в это поповское платье, и начиналось "пьяное богослужение"...
На дачу съезжались участники "коммуны" с женами. Вместе с этим приглашались и посторонние, в том числе и женщины из проституток. Женщин спаивали допьяна, раздевали их и использовали по очереди, предоставляя преимущество Бокию, к которому помещали этих женщин несколько.
Подобный разврат приводил к тому, что на почве ревности мужей к своим женам на "Дачной коммуне" было несколько самоубийств: Евстафьев - бывший начальник технического отделен, бросился под поезд, также погиб Майоров, с женой которого сожительствовал Бокий, на этой же почве застрелился помощник начальника 5-го отделения Баринов...
Ежемесячно собирались членские взносы с каждого члена "коммуны" в размере 10 процентов месячного оклада, что далеко не хватало для покрытия всех расходов. "Дефицит" покрывался Бокием из получаемых отделом доходов от мастерских несгораемых шкафов, из сметы отдела на оперативные нужды. "Дефицит" покрывался также и спиртом из химической лаборатории, выписываемым якобы для технических надобностей. Этот спирт на "Дачной коммуне" оснащался ягодами и выпивался, т. е. на средства, украденные Бокием у государства...
К концу 1925 года число членов "Дачной коммуны" увеличилось настолько, что она стала терять свой конспиративный характер. В самом отделе участились скандалы между членами "Дачной коммуны" и секретарем отдела, выдающим заработную плату. Первые не хотели платить "членских взносов", а секретарь отдела упрекал их в том, что они получают "все удовольствия" на "даче", а платить не хотят..."
Показания "халявщика" Клименкова полностью подтвердил полноправный член "коммуны" "доктор" Гоппиус: "Каждый член коммуны обязан за "трапезой" обязательно выпить первые пять стопок водки, после чего члену коммуны предоставлялось право пить или не пить, по его усмотрению. Обязательным было также посещение общей бани мужчинами и женщинами. В этом принимали участие все члены коммуны, в том числе и две дочери Бокия. Это называлось в уставе коммуны - "культом приближения к природе". Участники занимались и обработкой огорода. Обязательным было пребывание мужчин и женщин на территории дачи в голом и полуголом виде…"
Атмосфера чекистской "коммуны" очень напоминает атмосферу В. б. у. с., в том числе и своей пародией на богослужение и христианские похороны, в результате которых один из участников едва не погиб. Конечно, Булгаков не мог быть знаком с показаниями арестованных в 1937-38 годах членов коммуны, однако, по признанию того же Клименкова к середине 20-х годов творившееся на даче Бокия перестало быть тайной для окружающих. А ведь в Кучино жили многие представители литературно-театрального мира, например, А. Белый. От них автор "Мастера и Маргариты" вполне мог узнать о нравах коммуны. Появляющимся на В. б. у. с. чекистам Ягоде и Буланову творящееся тут явно не в диковинку. И его законы, о которых говорит Коровьев-Фагот, совпадают с законами коммуны Бокия.
Спиртом, только чистым, без всяких ягод, Воланд угощает Маргариту. Устраивают на В. б. у. с. и своего рода похороны Михаила Александровича Берлиоза и Майгеля, только покойники тут настоящие, а не сонные пьяницы, и мысль о самоубийстве посещает Маргариту, когда она сознаёт, что к прошлому возврата нет, а Воланд не торопится предложить ожидаемую награду.
Гости Воланда столь же пьяны, а женщины столь же обнажены, как и на даче у Бокия. Правда, горчицей Бегемот мажет не половые органы незадачливых пьяниц, а их своеобразный заменитель - устрицу, которую тот тотчас съедает. А вот в ранней редакции шабаш в Нехорошей квартире был куда откровеннее, и одна из ведьм капала свечкой на половой член мальчика, с которым развлекалась. Чекисты, возможно, казались Булгакову современными аналогами нечистой силы. И действительно, оргии Бокия и его подчинённых даже превзошли то, что происходило на рождённом писательской фантазией В. б. у. с.
