"од пятой" - дневник Булгакова, имеющий подзаголовок "Мой дневник 1923 года" (фактически записи в дневнике продолжались с 24 мая 1923 г. по 13 декабря 1925 г.).
При жизни Булгакова Под п. не публиковался. Впервые: Театр, М., 1990, №2.
Во время обыска, проведенного 7 мая 1926 г. на квартире Булгакова (Обухов пер., 9), сотрудниками ОГПУ была изъята рукопись Под п., а также рукопись и машинопись повести "Собачье сердце".
Картина этого обыска запечатлена в воспоминаниях второй жены писателя Л. Е. Белозерской: "В один прекрасный вечер", - так начинаются все рассказы, - в один прекрасный вечер на голубятню постучали (звонка у нас не было) и на мой вопрос "кто там?" бодрый голос арендатора ответил: "Это я, гостей к вам привел!"
На пороге стояли двое штатских: человек в пенсне и просто невысокого роста человек - следователь Славкин и его помощник с обыском. Арендатор пришел в качестве понятого. Булгакова не было дома, и я забеспокоилась: как-то примет он приход "гостей", и попросила не приступать к обыску без хозяина, который вот-вот должен прийти.
Все прошли в комнату и сели. Арендатор, развалясь в кресле, в центре. Личность его была примечательная, на язык несдержанная, особенно после рюмки-другой... Молчание. Но длилось, оно, к сожалению, недолго.
- А вы не слышали анекдота, - начал арендатор...
("Пронеси, господи!" - подумала я.)
- Стоит еврей на Лубянской площади, а прохожий его спрашивает: "Не знаете ли вы, где тут Госстрах?"
- Госстрах не знаю, а госужас вот... (В анекдоте обыгран тот факт, что ОГПУ, как и его нынешняя наследница ФСБ, помещается в здании бывшего страхового общества "Россия" на Лубянской площади).
Раскатисто смеется сам рассказчик. Я бледно улыбаюсь. Славкин и его помощник безмолвствуют. Опять молчание - и вдруг знакомый стук.
Я бросилась открывать и сказала шепотом М. А.:
- Ты не волнуйся, Мака, у нас обыск. Но он держался молодцом (дергаться он начал значительно позже). Славкин занялся книжными полками. "Пенсне" стало переворачивать кресла и колоть их длинной спицей.
И тут случилось неожиданное. М. А. сказал:
- Ну, Любаша, если твои кресла выстрелят, я не отвечаю. (Кресла были куплены мной на складе бесхозной мебели по 3 р. 50 коп. за штуку.)
И на нас обоих напал смех. Может быть, и нервный.
Под утро зевающий арендатор спросил:
- А почему бы вам, товарищи, не перенести ваши операции на дневные часы?
Ему никто не ответил... Найдя на полке "Собачье сердце" и дневниковые записи, "гости" тотчас же уехали.
По настоянию Горького, приблизительно через два года "Собачье сердце" было возвращено автору..."
Обыск у Булгакова был проведен из-за начавшейся по принятому в конце апреля 1926 г. решению Политбюро кампании против сменовеховцев. В те же дни был арестован и на три года выслан за границу редактор сменовеховского журнала "Россия" И. Г. Лежнев (Альтшулер) (1891-1955), опубликовавший "Белую гвардию", а сам журнал был закрыт.
Булгаков неоднократно пытался вызволить арестованные рукописи. 24 июня 1926 г. он обратился с прошением к председателю Совнаркома А. И. Рыкову (1881-1938) с просьбой вернуть изъятые во время обыска 7 мая 1926 г. два экземпляра повести "Собачье сердце" и три тетради рукописи "Мой дневник".
6 июля 1928 г. Булгаков выдал супруге Максима Горького (Алексея Максимовича Пешкова) (1868-1936) Екатерине Павловне Пешковой (1878-1965) доверенность на получение рукописей из ОГПУ, которые ему обещали вернуть, затем обращался с повторными просьбами об этом к заместителю председателя ОГПУ Г. Г. Ягоде (1891-1938), а позднее в том же месяце писал Горькому: "В 1926 году, в день генеральной репетиции "Дней Турбиных", я был в сопровождении агента ОГПУ отправлен в ОГПУ, где подвергся допросу. Несколькими месяцами раньше представителями ОГПУ у меня был произведен обыск, причем отобраны были у меня "Мой дневник" в трех тетрадях и единственный экземпляр сатирической повести моей "Собачье сердце"... Я подавал много раз прошения о возвращении мне рукописей из ГПУ и получал отказы или не получал ответа на заявления".
Судя по воспоминаниям Л. Е. Белозерской, Под п. был возвращен Булгакову во второй половине 1929 г. Неизвестный осведомитель ОГПУ 3 марта 1930 г. информировал: "Мих. Булгаков рассказывал о своих неудачах... Он обратился с письмом к Рыкову, прося о загр. паспорте; ответа не последовало, но - "воротили дневники" (в кавычках здесь - подлинные булгаковские слова)".
По свидетельству третьей жены писателя Е. С. Булгаковой, после получения дневника обратно Булгаков его уничтожил. Однако с рукописи в ОГПУ перед возвращением ее автору сняли машинописную и фотографическую копии, которые в 1989-1993 гг. были обнародованы органами государственной безопасности.
1 сентября 1933 г., начиная вести свой дневник, Е. С. Булгакова записала: "Сегодня первая годовщина нашей встречи с М. А. после разлуки (последовавшей в феврале 1931 г. по настоянию ее второго мужа Е. А. Шиловского (1889-1952). Миша настаивает, чтобы я вела этот дневник. Сам он, после того, как у него в 1926 году взяли при обыске его дневники, - дал себе слово никогда не вести дневника. Для него ужасна и непостижима мысль, что писательский дневник может быть отобран".
В переписке Булгаков всегда называл рукопись своего Под п. "Мой дневник", хотя в фотокопии отчетливо видно, что это - подзаголовок, а основное название - "Под пятой". Однако это последнее несло несомненный политический оттенок и было неудобно для цитирования в письмах Горькому и Ягоде.
В булгаковском архиве сохранились вырезки из его дневниковых записей 1922 г. Первая из сохранившихся записей от 25 января начинается словами: "Забросил я дневник", из чего можно заключить, что он был начат ранее, скорее всего, сразу после приезда Булгакова в Москву в сентябре 1921 г.
В недатированном заявлении Г. Г. Ягоде, оставшемся в копии в булгаковском архиве, писатель говорит о дневниках, "содержащих крайне ценное лично для меня отражение моего настроения в прошедшие годы (1921-1925)", что также подтверждает, что начаты они были в 1921 г.
Вместе с тем, раз в архивах госбезопасности сохранились копии дневника только за 1923-1925 гг. и именно эта часть была озаглавлена "Под пятой", логично предположить, что лишь Под п. как некое законченное произведение был изъят ОГПУ, а тетрадь с записями 1921-1922 гг. сохранилась у Булгакова, и впоследствии, после возвращения Под п., он уничтожил все свои дневниковые записи, оставив только небольшие фрагменты на память и как доказательство, что дневник существовал.
Из этих сохранившихся записей наиболее красноречива та, что сделана 9 февраля 1922 г.: "Идет самый черный период моей жизни. Мы с женой (Т. Н. Лаппа) голодаем".
Записи 1921-1922 гг. еще не рассматривались как литературные заготовки, а лишь отражали тяжелую борьбу за существование. Только со стабилизацией своего материального положения в качестве постоянного фельетониста "Гудка" и "Накануне" Булгаков начал Под п. как некое литературное произведение (об этом говорит наличие заглавия), в силу предельной откровенности предназначенное, очевидно, лишь для посмертной публикации (нецензурность Под п. для условий 20-х годов сомнений не вызывает).
В дневнике писатель сформулировал свое отношение к политическому течению сменовеховства, с которым были связаны берлинская газета "Накануне" и московский журнал "Россия". В этих органах Булгаков публиковался.
Сменовеховство ведет свою историю со сборника "Смена вех", вышедшего в Праге в июле 1921 г. Его авторы - видные деятели эмиграции - Ю. В. Ключников (1886-1938), Ю. Н. Потехин (1890-1938), А. В. Бобрищев-Пушкин (1875-1938?) и др.
Идейный вождь сменовеховства бывший министр в правительстве Колчака Н. В. Устрялов (1890-1938) провозглашал путь "эволюции умов и сердец", необходимость признания эмиграцией советской власти и совместной работы с ней, в расчете, что большевики будут эволюционировать в сторону возрождения русского национального государства на цивилизованных началах.
Один из вождей большевиков Л. Д. Троцкий сразу по выходу "Смены вех" так оценил значение сборника: "Люди, которые давали министров Колчаку, поняли, что Красная Армия не есть выдумка эмигрантов, что это не разбойничья банда, - она является национальным выражением русского народа в настоящем фазисе развития. Они абсолютно правы... Наше несчастие, что страна безграмотная, и, конечно, годы и годы понадобятся, пока исчезнет безграмотность и русский трудовой человек приобщится к культуре".
Сменовеховцы хотели видеть в нэпе признаки желательной для них эволюции. Однако на самом деле нэп для большевиков был не более чем тактическим маневром, а после устранения Троцкого от реальных рычагов власти (этот процесс писатель точно фиксировал в Под п.) никто всерьез дела со сменовеховцами иметь не собирался.
Булгаков, в отличие от них, в термидорианское перерождение советской власти не веривший (статья Н. В. Устрялова в "Смене вех" так и называлась "Путь термидора"), о сменовеховстве и сменовеховцах в Под п. отзывался крайне нелестно. Свое неверие в благотворную эволюцию большевизма он выразил в сатирических повестях "Роковые яйца" и "Собачье сердце".
Булгаков: "Я нахожусь в среде исключительной сволочи"
Даже гении бывают антисемитами
"Затхлая, советская, рабская рвань, с густой примесью евреев"
Читайте продолжение>>>