В нашей стране память о войне считается священной. Она увековечена тысячами книг, фильмов и песен, миллионами тонн бетона. Каждый русскоговорящий человек вырастает в атмосфере безусловного почитания великого народного подвига. Это почитание транслируется через каноническую военную литературу — от "Живых и мёртвых" Симонова до "Василия Тёркина" Твардовского. В этих книгах образ солдата красив, но неполон. Авторы книг и сценариев берегут своего читателя от того кошмара и ужаса, какими на самом деле является война.
Мы представляем вам пять неизвестных книг о войне, которая раскрывает её с непривычной стороны.
***
Светлана Алексиевич "У войны не женское лицо"
У войны не женское лицо
Сборник уникальных воспоминаний женщин, служивших на войне простыми солдатами, медсёстрами, командирами санитарных бригад, даже лётчиками и врачами. Из их мемуаров светлый образ женщины-солдата изрядно мрачнеет.
Девушки служили в армии, перенося на себе все тяготы войны: вшей, грязь, отсутствие средств женской гигиены, постоянные приставания сослуживцев-мужчин. А вернувшись домой, с ужасом понимали — дома их считают "военными проститутками", или просто не ждут.
Трагедия женского подвига на войне — в правдивой и страшной книге.
Несут раненых… Они плачут… Плачут не от боли, а от бессилия.
Первый день, как их привезли на фронт, некоторые ни разу не выстрелили. Им не успели выдать винтовки, потому что оружие в первые годы было на вес золота. А у немцев танки, минометы, авиация. Товарищи падали, они подбирали их винтовки. Гранаты. С голыми руками пошли в бой… Как в драку… И наскочили сразу на танки…».
«Когда они умирали… Как они смотрели… Как они…»
«Мой первый раненый… Пуля попала ему в горло, он жил еще несколько дней, но ничего не говорил… Отрезают руку или ногу, крови нет… А есть белое чистое мясо, кровь потом. Я и сейчас не могу разделывать курицу, если белое чистое мясо. У меня солено-солено во рту делается…».
«В плен военных женщин немцы не брали… Сразу расстреливали. Или водили перед строем своих солдат и показывали: вот, мол, не женщины, а уроды. И мы всегда два патрона для себя держали, два — на случай осечки. У нас попала в плен медсестра… Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мертвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана… Ее посадили на кол… Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке у нее мы нашли письма из дома и резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку…».
»Мы отступаем… Нас бомбят. Первый год отступали и отступали. Фашистские самолеты летали близко-близко, гонялись за каждым человеком. А всегда кажется - за тобой. Я бегу… Я вижу и слышу, что самолет направляется на меня… Вижу летчика, его лицо, и он видит, что девчонки… Санитарный обоз… Строчит вдоль повозок, и еще улыбается. Он забавлялся… Такая дерзкая, страшная улыбка… И красивое лицо… Я не выдерживаю… Я кричу… Бегу в кукурузу — он туда, я к лесу — он меня прижимает к земле. Уже — кусты… Вскочила в лес, в какие-то старые листья. У меня течет кровь из носа от страха, не знаю: жива я или не жива? Да нет, жива… С того времени очень боялась самолетов. Он еще где-то, а я уже боюсь, я уже ни о чем не думаю, а одно только, что он летит, где мне спрятаться, куда мне забиться, чтобы не видеть и не слышать. И до сих пор звука самолета не переношу. Не летаю…»
«Эх-эх, девоньки…»
***
Гельмут Пабст "Дневник немецкого солдата"
Дневник немецкого солдата
Мемуары солдата Вермахта — это бесценная возможность перенестись за линию фронта и увидеть, как воевали немецкие солдаты, узнать их быт, мысли и желания.
"Дневник немецкого солдата" — это подробное описание нескольких военных лет. В нём нет отчаянного бесстрашия, свойственного советским мемуарам. Скорее они пронизаны грустью, понимание бесполезности войны, тягой к дому.
Гельмут Пабст меньше всего похож на нациста со звериным оскалом. Пацифист в душе, оказавшийся на войне против своей воли, он погиб при попытке оказания помощи тяжелораненному солдату противника. Один этот факт лучше характеризует и его жизнь, и ему дневник.
Мы нашли батарею готовой тронуться в путь. Дома были пусты со всеми этими признаками окончательного бегства, которые делают человеческое жилье столь унылым. Мы присоединились к колонне и шли маршем в сторону заходящего солнца. Наступил вечер. Путь становился труднее, дул колючий ветер. Больше он уже не был нежным и игривым, а был голубым и твердым, как сталь. Он хватал за лицо и пронизывал насквозь все тело. Мне было холодно в своей тонкой шинели, без рубашки под нею. Я просил тулуп, но он тяжким грузом лег на мои усталые плечи. Что-то было не в порядке с моим левым коленом; мы уже прошли десять километров, а предстояло пройти еще тридцать. Усталость сжимала голову отупляющим, оглушающим обручем. В конце концов путь продолжали только мои ноги, шаг за шагом, неуклюже спотыкаясь на ветру. Последние два километра дорога пролегала по глубокому снегу, в стороне от главной дороги. Я шел медленно, как очень старый человек. Из оврага позади меня, где застряли машины, в ледяной ночи раздавались проклятия водителей, подобно крикам проклятых душ.
Было уже за полночь. Помещения для постоя переполнены, так же как и жалкие, грязные лачуги. Мы тяжело опустились на скамьи так, будто были нагружены свинцом. Отяжелевшими от усталости глазами смотрели, как подрумянивался хлеб на железной печке, и слушали, как гудит самовар. Несмотря на все это, мы пели. Мы устроились в одном помещении с несколькими украинскими истребителями партизан. Через некоторое время они оставили комнату за нами и ушли в ночь за своей добычей.
Когда рассвело, мы увидели груду невероятно грязного тряпья, лежавшего на печке. В углах были горы вонючей грязи. Но это — Россия. И так же типично для России, что из всего этого дерьма вдруг вылезает маленькая девочка с милым, ангельски красивым личиком. У нее были большие глаза и белокурые локоны, и все же ее красоте было предназначено так быстро поблекнуть, и она станет такой же, как ее бабушка, такой же безобразной и грязной, как ведьма, что не захочешь до нее дотронуться даже в перчатке.
***
Роберт Капа "Скрытая перспектива"
Скрытая перспектива
Биографическая книга фотокорреспондента фронтов Второй Мировой, написанная им с непередаваемым грустным юмором и удивительной наблюдательностью.
Роберт Каппа — это автор известных всем военных фотоснимков. Он участвовал в десятках боёв: от Монте-Кассино до высадки союзников в Нормандии (где он был единственным фотокорреспондентом). И в каждом бою он был плечом к плечу с солдатами, только вместо винтовки в его руках была фотокамера.
"Скрытая перспектива" — это летопись Западных фронтов, о которых мы так мало знаем.
Узкая улица, ведущая к отелю "Parco", где я остановился, была запружена людьми. Они безмолвно стояли в очереди, тянувшейся к зданию школы. Эти люди явно стояли не за едой, поскольку в руках у выходивших наружу не было ничего, кроме шляп. Я встал в конец очереди. В школе меня встретил сладкий, тяжелый запах цветов и смерти. В комнате стояли двадцать простых гробов. Они были небольшого размера, а цветы закрывали их недостаточно плотно, чтобы скрыть маленькие, грязные детские ножки. Эти дети были достаточно взрослыми, чтобы бороться с немцами и погибнуть, но они лишь чуть-чуть выросли из детских гробов.
Неапольские детишки, украв винтовки и пули, две недели воевали с немцами, пока мы торчали на перевали Чиунзи. Этими ножками встречала меня моя Европа. Европа, где я когда-то родился. И такая встреча была куда честнее истеричных приветствий радостных итальянцев, многие из которых еще недавно столь же неистово орали "Дуче!".
Я снял шляпу, достал камеру и навёл объектив на измождённые лица женщин, державших в руках маленькие детские фотографии своих детей. Они стояли, не шевелясь, пока гробы не унесли. На похоронах в обычной школе я сделал свои самые правдивые снимки победы.
***
Виктор Залгаллер "Быт войны"
Виктор Загаллер
Еще одни военные мемуары, на этот раз сконцентрированные на солдатском быте. Их автор прошёл всю войну солдатом: от страшного разгрома и почти гарантированной смерти в самом начале до победного Берлина и улыбающегося негра-союзника, продающего свои часы с джипа.
"Быт войны" трудно назвать цельной книгой, скорее это отрывочные воспоминания.
Мы меняем позиции. Налетели штурмовики. Мы выпрыгнули из машины. Легли в тень от плетня, пней. Это было удачно. Отходившие по дороге саперы легли в канаву у обочины, были хорошо видны и понесли потери.
Машина начала гореть, дым идет за кабиной из-под снарядных ящиков. Копелев лезет в кузов и подает нам ящики. Последние, уже горящие, кидает в канаву. Несколько гильз тут же лопается. Но взрыва нет. Все погасили. Машина с орудием отъезжает на простреленных скатах.
Копелева наградили поездкой в Ленинград. Потом попал в артмастерские, где на харчах второго эшелона умер от голода.
В батарее дельный командир Цирлин. С ним бои были удачнее. Помню одну из позиций. За спускающимся вниз лесом видна на бугре деревня, поля. Немцы атакуют ее слева. Видны цепи, перебегающие по команде, как в кино. Бьем по ним. Разбиваем еще появившийся вслед за ними автофургон.
Снова противотанковая позиция. Совсем маленькая поляна, дорога справа. Две пушки. Один грузовик. Слева лесом отошла наша пехота. И опять из леса бьют автоматы, а слева — даже кинули пару гранат с длинными ручками.
Но мы уже не те, что в селе Среднем. Опустив стволы, веером прочесываем лес картечью. Когда стреляешь из пушки, рот открыт, челюсть выставлена вперед. Так легче ушам. Разрыв ручной гранаты швырнул мне в рот камешек. Я выплюнул его с куском отбитого его ударом зуба. (Во время одного из выстрелов, когда я уже дернул шнур, выбежал из леса наш боец… и разлетелся в клочья. Но и немцев не стало). В наступившей тишине цепляем оба орудия к одной машине, наваливаются раненые. Машина уходит.
На лесной дороге впереди едет танк. Наш шофер гудит. Танк принимает вправо. Обгоняем. Танк оказывается немецким. Пока он заряжался и сделал выстрел, мы ушли за поворот.
Через наши позиции отходят из Эстонии части 8-й армии. В их рядах эстонские коммунисты, с оружием, но в штатском. Запомнился разговор эстонца у костра: «Коммунизм еще будет. Только без коммунальных квартир. В этом вы ошибаетесь».
***
Николай Никулин "Воспоминания о войне"
Н.Никулин. Воспоминания о войне
Самая тяжелая и страшная книга воспоминаний, написанная профессором и почётным сотрудником Эрмитажа, прошедшим войну в звании рядового.
Книга наполнена ужасом, болью и смертью. Её автор не стесняется описывать страшные события такими, какими они происходили на самом деле. И глупо думать, что солдаты шли на смерть с приятными мыслями о долге. На войне все стараются выжить любыми средствами.
Трудно подходить с обычными мерками к событиям, которые тогда происходили. Если в мирное время вас сшибет автомобиль или изобьет хулиган, или вы тяжело заболеете — это запоминается на всю жизнь. И сколько разговоров будет по этому поводу! На войне же случаи чудовищные становились обыденностью. Чего стоил, например, переход через железнодорожное полотно под Погостьем в январе 1942 года! Этот участок простреливался и получил название "долина смерти" (их много было, таких долин, и в других местах).
Ползем туда вдесятером, а обратно — вдвоем, и хорошо, если не раненые. Перебегаем по трупам, прячемся за трупы — будто так и надо. А завтра опять посылают туда же… А когда рядом рвет в клочья человека, окатывает тебя его кровью, развешивает на тебе его внутренности и мозг — этого достаточно в мирных условиях, чтобы спятить.
Каждый день, каждый час случается что-то новое. То вдруг немецкий снайпер уложил меня в воронку и не давал шевелиться до ночи, стреляя после каждого моего движения. Три часа на лютом морозе — и ногти слезли с обмороженных пальцев. Правда, потом выросли — кривые, как у черта… То немец забросил в мое укрытие гранату, но, слава Богу, у меня уже выработалась четкая реакция и я успел молниеносно выкинуть ее за бруствер, где она тотчас же грохнула… То во время обеда немецкий снаряд пробил потолок в нашей землянке, но не разорвался и только шипел на полу. "Ну что, ребята, вынесите его и давайте обедать", — сказал лейтенант. Из-за таких пустяков уже никто в это время не клал в штаны. Ко всему привыкаешь. Однажды тяжелая мина угодила в нашу землянку, разметала бревенчатый накат, но, к счастью, не пробила его. Я даже не проснулся от страшного грохота, содрогания почвы и от земли, посыпавшейся сверху. Обо всем поведал мне утром связист Полукаров, который проводил ночи, стоя на четвереньках, "в позе зенитной пушки", так как приступы язвы желудка не давали ему уснуть.
Сергей Король.
