Мария Семенова (р. в 1958) начала и продолжает как автор исторических произведений — главным образом, о славянах. Но роман "Волкодав" (1995), первый образец славянского фэнтези, поразил читателей настолько, что напрочь затмил все написанное Марией Васильевной до него (семь повестей, два рассказа и роман "Валькирия"). После "Волкодава" Семенова стала родоначальницей русского фэнтези, и последующие ее книги не глядя причисляют к этому жанру. Не помогла и энциклопедия "Мы — славяне", составленная Семеновой в 1997 г. В сознании российского читателя она все равно гораздо ближе стоит к Толкиену, чем к Василию Яну, а в книжных магазинах энциклопедию ставят рядом с другими фэнтезийными книгами.

Все всерьез

Семенова — самая мужественная женщина в современной российской литературе. Она владеет приемами айкидо (на том уровне, когда тело реагирует на агрессию раньше сознания); умеет ездить верхом (и совместно со своим тренером Кульчицким написала книгу "Заказ" — детективную историю, где "много про коней и немножко про любовь"); любит "серьезных" собак (любимец Чейз — помесь ротвейлера и мастино; его биография и характер описываются в романе "Кудияр", а также в трех новеллах сборника "Непоколебимый Чейз"); в автомобилях ценит прежде всего надежность и проходимость ("Как говорится, есть машины, есть хорошие, даже очень хорошие машины – и есть 80-й "Ленд Крузер"). У нее прямой взгляд, воинственный характер и идиосинкразия к халтуре в любом проявлении. Собственно, последнее качество и толкнуло ее на написание "Волкодава". В начале 90-х гг. Мария Васильевна оставила профессию инженера-электрика и перешла работать переводчиком в издательство "Северо-Запад". Пришлось переводить столько ерунды про гномов, эльфов и прочую кельтскую мифологию, что душа не вынесла: "хотите фэнтези — будет вам фэнтези". Но качественное и про славян.

Серьезный подход к любому делу — фирменный стиль Марии Семеновой. Поэтому текст "Волкодава" предваряет очень нетипичная для жанра "сердечная благодарность" филологу и этнографу Е. Перехвальской, писателю-фантасту П. Молитвину, врачу П. Калмыкову, сэнсею В. Тагирову и бывалому человеку "Медведю".

Нечеткие границы жанра

Фэнтези, вообще, сочетает в себе так много черт других, давно определившихся жанров (героический эпос, рыцарский роман, литературная сказка, романтическая повесть и др.), что фэнтезийное повествование подчас напоминает перемещение (насколько плавное — зависит от авторского умения) из одного вида в другой, из готического романа, скажем, в легенду, оттуда в романтическую повесть, а потом в героический эпос пополам с научной фантастикой. Фэнтези и история в книгах Семеновой переплетены так тесно, что и "Волкодава" можно назвать историческим, и "Валькирию" — фэнтезийной.

В. Паршин пишет: "Мир, в котором живет (но более всего — сражается) "человек, по имени Волкодав", это вам не какое-нибудь там волшебное Средиземье, а "квазиславянский, квазикельтский, квазигерманский мифологический мир" (определение самой создательницы "Волкодава"). То есть мир исторического романа, воссоздаваемый по этнографическим и археологическим источникам, но — с сознательно по-борхесовски деформированными историческими реалиями и затуманенным историческим фоном". В "Волкодаве" убитые враги взаправду приходят страшной нежитью к своему убийце, но это так органично вписывается в общий этнографический план, что воспринимается скорее как отражение мифологического сознания героя, нежели как фантастический элемент повествования. Самое фантастическое в романе — пришельцы из параллельного мира книжники Тилорн и Эврих, и эпизод, когда две здоровые летучие мыши доставляют Нелетучего Мыша к Волкодаву в замок Людоеда.  И не суть, что в выдуманном городе Галираде живут народы с никогда не существовавшими названиями: вельхи — это кельты, сегваны объединяют в себе германцев и скандинавов, а венны относятся к славянам.

В то же время насквозь исторический роман "Валькирия" воспринимается фэнтезийным из-за образа главной героини, девушки-воительницы Зимы. Ее характер и судьба — абсолютное исключение из правил древнего славянского мира. Но Мария Васильевна объясняет: "Меня в данном случае интересовало, что получится с девушкой, которая ну никак не вписывается в рамки, предлагаемые ей родовым строем. Она бесконечно комплексует, ощущает себя белой вороной, но и переломить себя не может. Спрашивается в задачнике: куда она пойдет и что будет делать?.. И чем все может закончиться? Я просто до некоторой степени облегчила ей жизнь, сделав ее богатыршей, охотницей, личностью сильной (в т.ч. физически) и смелой — чтобы не погибла за первым же углом".

Гендерный подход

К сожалению, в оценке творчества Семеновой преобладает гендерный подход. Разбирая, к примеру, образ Волкодава, рецензенты ни на минуту не забывают, что автор — женщина; и оттого у образа находят множество изъянов. Зачем мыл пол на постоялом дворе — не к лицу воину! Зачем со щенком возился, из воды вытаскивал — бабьи сопли! Чего он рефлексирует на каждом шагу — наемник и вышибала этого не умеет! Действительно, весь сюжет "Волкодава" сводится к тому, что он по дороге подбирает всех встречных убогих и с ними нянчится, демонстрируя эпического размаха мужскую ответственность. Но эта ответственность обусловлена у Семеновой культорологически, и в свою очередь делает достоверными все поступки героя.

Выбирая к прочтению книгу Семеновой, следует иметь в виду, что этот автор позиционирует себя как дотошного исследователя. Так, однажды ей пришлось на полтора месяца прервать работу над книгой — выясняла, как выглядела Нева во времена Древней Руси. Она не спорит с тем, что ее взгляд — это женский взгляд на героев, на реальность, на историю. Но это взгляд знающей женщины. Поэтому всякий, кто интересуется историей найдет в книгах Семеновой достоверное описание бытования древних славян и скандинавов — именно эти народы и этот этап истории человечества занимают Марию Васильевну. И вполне вероятно, что серьезный подход к делу, которым отличается Семенова, подвигнет читателя на дальнейшее и такое же серьезное изучение жизни пращуров: одна из целей, которую определяет писательница своему творчеству — популяризация славянской истории, не менее интересной, чем история "занюханной Древней Греции".

Наталия Гуревич