Марианна Гончарова, "Дракон из Перкабала"
Не знаю, как в других местах, но в Карпатах есть множество обитаемых миров – в разных слоях, разных временах, разных плоскостях. В разных измерениях. Собственно, наверное, как и во многих других местах на планете.
Есть высоко-высоко в Карпатах место одно потаенное. Вот пусто кругом, сосны гудят тихо-тихо, как будто кто-то нежно трогает басовую струну, и вдруг птицы затихают, даже ветер замирает, леденеет вдруг воздух, как будто кто-то время останавливает и только – ААААА… — отчаянный горький взрыд. И не птица вовсе. И не зверь. Что это за плач, что это… Кто это плачет? Кого оплакивает?
*
Были у него крылья или не было у него крыльев? И когда о нем рассказывали, я все время спрашивала: а крылья? Были крылья? Как же он летал? Одни говорили так, другие иначе. Но правды до сих пор никто не знает. Однажды небольшой компанией мы бродили в горах и встретили двух древних-древних старцев… Еле они плелись. Говорим: — Слава Иису! А они: — Навикы слава! Так испокон веков здороваются в Карпатах. И эти двое, в постолах, с сучковатыми палками-клюками, из под седых косматых бровей как блеснут молодыми синими глазами! Опасно так, остро. Оказалось два брата. Старики эти лихими хлопцами были в юности и в основном разбоем промышляли, вот они и рассказали, обстоятельно трубку раскуривая, что вот, например, идет жизнь обыкновенная там наверху в горах, идет себе и идет. А потом ты спустился в долину ночью, ограбил там, например, крамницу, или шинок поджег или что, напился, если повезет, к своим наверх поднялся, все как всегда, утро, день, ночь, и вдруг случается – идешь куда-нибудь, спускаешься, плотно ставишь ноги в сапогах, чтоб не поскользнуться, гвер (это обрез такой) рукой за ремень на плече придерживаешь, другой рукой — шапку, чтоб веткой не сбило, идешь всесильный, молодой, уверенный, жизни этой владетель, гор этих собственник – всякую тропинку наизусть, наощупь знаешь, всякий листок – с закрытыми глазами жилки пересчитаешь, каждый бук столетний — тебе отец или брат, и вдруг как будто на стену натыкаешься – сначала звон какой-то в ушах, как будто где-то в большом гулком зале много людей и все говорят, негромко, но одновременно, как будто где-то невидимое осиное гнездо потревожили, и голова кружится, такая муть из души подымается, не унять, и тень перед тобой, и все ярче, ярче проявляется, потом вдруг громадная мерцающая тугая спираль, вся из колец, и кольца в один миг разворачиваются так стремительно, резко, неожиданно, и вдруг наступает мертвая тишина, тонкий свист как от хлыста и оно взмывает. Змей. Гигантский. Вот так он передвигается – фьююю! – спираль развернулась, и он уже в другом месте, свернулась и опять – фьююю! – и опять туго посверкивая, разворачивается и растворяется… был, только что – свистело, сверкало, тугие кольца вот тут и вдруг – нету. Пусто. Только мертвая тишина вокруг – ни ветра, ни звука, не шуршит ничего под ногами – как весь мир будто оглох совсем. Стоишь примороженный, ослабевший. Стоишь и стоишь, и с места не сдвинуться. Ни рукой, ни ногой не шевельнуть. Никак вообще.
И после этого все меняется, вся жизнь меняется, как будто ты раньше и не жил, а только грабил и пил, и все, ничего больше не хочешь. Потом спустя какое-то время вдруг слышишь, что пропал кто-то из твоих. Вот так вот тоже шел, посвистывал, потом вдруг у всех перед глазами яркая спираль – и все, исчез человек, ни следа. И понимаешь, это тебе знак, предупреждение. И от страха – бежишь в тот же миг: спускаешься в долину, сдаешься властям, не знаю, как у кого там получалось, или прячешься, или уезжаешь. А потом всегда помнишь до самого последнего дыхания – эту вот спираль, еле слышный тугой свист. И муть в душе так и не осядет никогда.
Говорили старики, что он вроде был проводник, змей этот. И ведь спросишь у них, как это "проводник", куда проводник, а они и так немногословные, отвечают: тай, чэрэз браму. И потом смотрят тебе прямо в глаза и молчат. И что это означает, думай сам. Ну, как объяснили уже потом ученые, которые приезжали этого змея ловить, в горах, там ведь дыры всякие – временные, пространственные, пустоты как омуты, проходы, каналы – и шары огненные оттуда вылетают, и смех птиц каких-то нездешних доносится, и – вот это вот самое жуткое — плач, причитанье вдруг слышатся. Плач, всхлипы, стоны, рыдания и смех горький иногда даже истерический.
И если подняться чуть выше, через звори пройти и выйти на вершину горы – оттуда в бинокль, а в ясную погоду и невооруженным глазом, видно место одно страшное в Румынии, серое всегда – как будто солнечный луч вообще забыл туда дорогу. Это разрушенное поместье. Нет, не приглаженный отреставрированный или перестроенный замок для туристов, а настоящие угрюмые руины усадьбы, где жил и по сей день живет дух лукавый ожесточенный мстительный и неутоленно жадный до человеческих слез, известный в истории Трансильвании как Цепеш Колосажатель, Цепеш Пронзитель.
Был давно когда-то в Венгрии основан рыцарский Орден Дракона, созданный для защиты Креста Святого от мусульман. И отец Цепеша и сам он носили на шее орден с изображением дракона и даже чеканили силуэт дракона на своих монетах. Но не исполнил Цепеш рыцарскую клятву, и нарекли его люди не рыцарем дракона, а сыном его, сыном Дракона, то есть, Дракулой.
