"Новости литературы" поздравляют читателей со 100-летним юбилеем советского писателя, одного из основоположников "деревенской прозы" Федора Абрамова.
Будущий писатель родился в деревне Веркола Архангельской губернии, в крестьянской семье, став младшим пятым ребенком. Здесь же отучился в начальной 4-хлетней школе, а в 5-й класс стал ходить в соседнюю Кушкопальскую школу, что находилась в нескольких километрах от дома. Для того, что бы закончить десятилетку, в 1933 году был вынужден перехать в райцентр в 45 км. Зато через 5 лет, закончив с отличием среднюю школу без экзаменов поступил на филфак Ленинградского университета.
Вспоминая свою юность, он писал: "В 1938 году, когда мне было восемнадцать лет и когда первый раз я встретился с городом — это был Архангельск, столица нашего Севера, — я получил первые впечатления о большой цивилизации. Помню, мне ужасно не понравилось городское многолюдье. Поразил мое воображение паровоз, который я тоже впервые увидел в жизни. И страшно не понравилась опера "Евгений Онегин". Не понравилась потому, что я, как всякий разумный, нормальный человек (так я считал), привык к тому, что люди, общаясь друг с другом, говорят обычными словами, а тут обращаются с песнями друг к другу. Это мне казалось крайне неестественным".
На 3-м курсе ушел в народное ополчение, был тяжело ранен и блокадную зиму 1941-42 годов пережил в ленинградском госпитале. В апреле 1942 года его эвакуировали по "дороге жизни" — по льду Ладожского озера — на одной из последних машин.
После войны Абрамов писал: "Ребят, которые со мной ушли на фронт, нет в живых. Но они и мертвые помогают мне жить. Сколько бывает огорчений, сколько невзгод в жизни, когда чуть ли не в петлю готов залезть, но вспомнишь, что ты остался в живых, что все ребята, твои товарищи, погибли, может быть, самые талантливые, может быть, гениальные ребята… Мы подсчитали — двадцать миллионов, и то неточно. Двадцать миллионов или больше — мы не знаем, сколько погибло. А кто подсчитал, сколько погибло талантов, гениев? Как осиротела из-за этого, оскудела наша советская, русская земля. Это не подсчитано. И поэтому для меня всегда самое первое утешение, что я живу и я должен жить и работать не только за себя, а и за тех, кого сегодня нету".