То раннее июньское утро без сомнения отличалось от прочих. Солнечным теплым
шепотом ступало оно по еще пустынным московским улицам, накрывало затиснутые
друг другом переулки, где листва широкоплечих тополей уже начинала щебетать. В
начале седьмого прохладным трепетом опустилось оно на Трубниковский переулок.
Даже тут среди бледных стен тучно гнездились несколько белоснежных
окон-новоселов. За одним из них, по обыкновению ровно в четверть седьмого
проснулся Иннокентий Алексеевич Баллом, театральный режиссер и действующий
председатель совета театральных деятелей. Впоследствии он часто вспоминал то
утро и свое хрупкое предчувствие чего-то потустороннего и неотвратимого, но,
будучи человеком прагматичного склада, тогда не придал этому значения.
Иннокентий Алексеевич переехал на эту квартиру около месяца назад вместе с женою
Анастасией Романовной, молодой актрисой одного из столичных театров, ведомый
гнетом ноющей печали. Осторожная, но въедливая критика весной разгромила его
последнюю постановку Бес и бесовство , которую он считал самой смелой своей
работой. В ней Иннокентий Алексеевич говорил о новом взгляде на темные силы ,
стремлении их понять, терпимо осмыслить. Он рассчитывал предстать режиссером
новой волны , но постановка успеха не имела. Кроме того, интерес публики к его
творчеству заметно угасал, перемещаясь в плоскость его общественной работы в
должности председателя совета и в свои пятьдесят, он все чаще подумывал о
прекращении работы в театре. Теперь Иннокентию Алексеевичу захотелось спокойной
вечерней тишины, с редкими звонками и визитерами, отдаленным гулом Арбата,
тугим, но размеренным планом на месяц вперед включая встречу с детьми и внуком.
Проснувшись, председатель на мгновение озадачился вопросом, - стоит ли ему
непременно вставать и методично перекладывать содержимое ежедневника в голову
или на сегодня никаких спешных дел не предвидеться и, стало быть, суетиться не
стоит. Внезапно на Иннокентия Алексеевича упали обрывки еще теплого сна, где,
выступая перед советом, он сорвал шквал аплодисментов. Сухо усмехнувшись, он
отметил про себя, что видимо лишь во сне ему воздается по заслугам. В бытность
председатель получал от совета большей частью тугое согласие и витиеватую лесть.
Между тем сам Иннокентий Алексеевич считал себя человеком волевого склада,
стремившимся все делать на отлично, ценившим качество и профессионализм, чем
несказанно докучал совету являясь ярким представителем старой режиссерской
школы. Порой его изрядно заносило в критике поступков и начинаний, о существе
которых он имел весьма отдаленное представление, но благодаря гибкому уму и
общительному характеру он редко застревал в тисках непонимания и недоверия.
Комната заливалась солнечным светом. Иннокентий Алексеевич сел на кровати и
взглянув на спящую жену, отправился в ванную. Тут подойдя к зеркалу, он
пристально вгляделся в свое отражение и, протерев ладонью, лицо натянуто
улыбнулся. Председатель выглядел немного моложе своих лет. К его круглолицему и
слегка смуглому лицу авторитетно ложилась свинцовая седина, а выражение глаз
отражало натуру властного и уверенного в себе человека. Особым в своем лице
Иннокентий Алексеевич находил хитрую паутинку морщин взрезающих уголки глаз
при каждой даже мимолетной улыбке, считая это показателем чувственности и
веселого нрава, что верно таки было. Приняв душ, председатель направился
на кухню, где традиционно варил кофе и, мельком взглянув на настенные часы,
подошел к окну. Было без четверти семь. Оглядев тенистый двор, он решил что
день, очевидно, грядет жаркий донельзя. Не смотря на то, что жара в последнее
время становилось для Иннокентия Алексеевича все более утомительной, он
неизмеримо больше любил душные солнечные дни, нежели пасмурные. Оборвав его
размышления, внезапно раздался телефонный звонок. Председатель не без удивления
повернулся к аппарату. В столь ранее время ему звонили крайне редко и отчего-то
именно в этот раз у него не было ни малейшего желания с кем-либо говорить.
Телефон продолжал звонить. В конце концов, может я сплю - решил успокоить
себя Иннокентий Алексеевич, но, предположив, что едва ли не всяк в с ним
знающийся в курсе его дневного распорядка, поднял трубку.
- Алло сказал он и, не услышав ответа, повторил, добавив голосу бодрой
окраски: - Алло!
- Здравствуйте Иннокентий Алексеевич! раздался в трубке низкий мужской голос,
тщательно выговорив отчество.
- Утро доброе, - для солидности отвлеченно ответил председатель и решил, было
добавить коли, не шутите но, не зная собеседника, не рискнул.
- Не думаю, что разбудил, вы же у нас с петухами поднимаетесь. Ваше прекрасное
настроение и это дивное утро убеждают меня в верности моего поступка, но все
же прошу прощения за столь ранний звонок.
В голосе звонящего явно слышалось желание выстроить дружественный разговор.
- Как спалось?
Этот вопрос показался председателю уничижающим. И с чего это он решил, что у
меня прекрасное настроение, да и кто он собственно такой? - подумал
председатель. Позвонивший продолжил неторопливо, тщательно выговаривая слова,
отчего его голос стал смахивать на грохот:
- Я не представился. Мы с Вами не знакомы, к сожалению. Позвольте мне пока не
представляться, а лишь при личной встрече, на которую, признаюсь, я весьма
рассчитываю.
У председателя сразу зародилось зерно симпатии к незнакомцу не смотря на то что
в его голосе слышалось что то сильное, даже подавляющее. Председатель прижал
телефонную трубку плечом и начал аккуратно надевать на руку часы.
- Хорошо по иному спрошу, откуда простите у Вас мой номер телефона? с улыбкой
спросил он, надеясь услышать может быть чье-то знакомое имя.
- Магия цифр, - ответил незнакомец и, выдержав паузу, продолжил: - У меня к Вам
дело или деловое предложение, пожалуй.
- Вы сказали, - председатель немного потерялся и затем более свободно:- Видели
мою постановку?
Незнакомец оживился:
- Да. Я из числа тех, кто должен быть Вам благодарен, считаю прекрасной работой.
Знаю, не многим оказалась понятна, не многие были готовы. Я, собственно говоря,
по поводу постановки к Вам. Тема мне близка. Интересна, - скажу. Ваш взгляд на
потусторонние силы, - незнакомец, замялся, затем с некоторым напором продолжил:
- Нам следует попробовать понять, откуда они возникают, что ими движет? Что Вы
скажете, если я предложу всестороннюю помощь в новой постановке на эту тему?
Председатель, мало удивившись этому вопросу, будто бы он изначально был
предметом разговора, резонно спросил:
- Дважды на те же грабли?
- Знаю, Вы испытывали недостаток средств при первой работе, я же располагаю ими
свободно к тому же имею несколько идей, которые, возможно покажутся Вам
интересными.
Председателя терзали смутные чувства. В голове беспорядочным звоном кружили
осколки горестных воспоминаний и обещание самому себе больше не возвращаться к
постановке в тоже время жгучая недосказанность в связи с этим и что-то явно
интригующее в звонке незнакомца. В трубке вновь раздался низкий голос:
- Иннокентий Алексеевич, я, знаете ли, недавно в городе и мне бы не хотелось
привлекать излишнего внимания к своей персоне. Так что все руководство, весь
творческий процесс, все лавры, - Ваши. Я же сделаю все, что бы Вам удалось явить
постановку событием. Удивлять и разоблачать. Вознести или низвергнуть - как
угодно.
- Позвольте спросить и давно ли Вы задумали?
- Что ж лукавить не буду, после Вашей постановки и скорее от скуки что ли.
Ответил звонящий и с большим жаром в голосе от чего тот едва ли не барабанил
председателю по ушам, твердо завершил:
- Но надеюсь, Вы станете искать в моих словах лихачества или ненадежности, я
выверенный.
Человек, - ожидая продолжения фразы, председатель едва не выговорил
председатель и, нахмурившись, спросил:
- А сколько Вам простите лет?
- О, меня еще помнит старая.
Продолжение фразы председатель уже не расслышал. У Иннокентия Алексеевича
закружилась голова, и он, будто втянутый чье-то сильной рукой скользнул в
сегодняшний сон, где до него долетал знакомый уже голос звонящего. Пред
председателем предстал зал мест на триста заполненный до отказа разношерстной
публикой. Зал негодующе гудел. На дощатой сцене стоял довольно внушительного
размера стол укрытый бледно бардовой тканью. За столом сидело руководство
совета , - мужчины разного возраста поголовно в матросских тельняшках увенчанных
орденами. Восседавшие явно находились в прекрасном расположении духа, -
улыбались, разговаривая друг с другом, шутили. В центре стола с совершенно
постным видом сидел и сам Иннокентий Алексеевич. Тельняшка председателя была
усеяна орденами и медалям заметно больше остальных. Из зала то и дело
вырывалось:
- Где Федяев? Сантехника не видели?
Слева от стола стояла небольшая трибуна, за которой надрывался какой то молодой
человек лет двадцати пяти. Он был довольно худощав в бежевом свитере, пышном
черном шарфе под самый подбородок и выглядел явно не здорово, - говорил
хрипловато, прокашливаясь и часто шмыгая носом. Он обеими руками держал
микрофон и, едва не вгрызаясь в него зубами, голосил:
- Меня еще помнит старая Москва! Мое поколение слава отечественной сцены! Он
повернулся к столу: Так, кажется, вы любите повторять? А на нашу стипендию
молодого актера даже яду не купишь, что бы отравиться!
Внезапно молодой человек стал с досадой озираться по сторонам и, зажав нос
между большим и указательным пальцем правой руки, громко зашмыгал. Затем,
хлестко стряхнув рукой в направлении пола, достал из кармана носовой платок и
начал тщательнейшим образом вытирать руку. Зал взорвался аплодисментами. Молодой
человек отвлеченно обратился куда-то в сторону:
- Чего? Не видел я сантехника, не знаю!
Затем повернулся к залу и продолжил:
- Сколько можно видеть сытые рожи руководства совета? Все они хапуги и
скупердяи коих свет не видывал! Жируют! А мы чем хуже? Закончив фразу,
молодой человек с угрожающим взглядом начал развязывать шарф. Сняв его и
демонстративно скомкав, он запустил им в сидящих за столом, метко угодив в лицо
председателю. Упав, шарф оставил на лице Иннокентия Алексеевича след натянутого
безразличия и неприятия происшедшего, что явно далось ему с трудом. Молодой
человек, видимо опомнившись с сожалением, прикрыл ладонью голую шею и с
ожесточением взглянув сперва на председателя, затем на шарф в его руках еще
более угрожающе заголосил:
- Молодым дорогу, а эти пни трухлявые на растопку! А вас, - обратился он к
председателю, - давно уже черти зовут. Вы и их заставляет ждать и нас!
В тот же миг стол на сцене опустел. Позади него одиноко стоял Иннокентий
Алексеевич, что есть сил пытавшийся удержать в вертикальном положении ярко
красный гроб с черными кистями по краям.
- Пришлепнуть председателя! Вырвался из зала женский голос. Иннокентий
Алексеевич вздрогнул и, не удержавшись на ногах, повалился, скрывшись за
столом. Следом полетел и гроб. Раздался страшный грохот, сцена задрожала и
выбросила вопль председателя:
- Да тут покойник!
Зал замер. Некоторое время спустя из за стола кряхтя и охая, появился
председатель, державшийся за голову. За ним следом поднялся подозрительного вида
субъект лет сорока пяти находившийся в изрядном подпитии. Нехотя встряхнув рукой
ветхий пиджак он недоверчиво окинул взглядом зал, откуда тот час вырвался
облегченный возглас:
- Федяев скотина ты этакая! Краны текут, а ты в гробу?!
После этих слов субъект огорченно плюнул и исчез за столом.
- Конец! Раздалось рядом. Все взглянули на молодого человека. Он, схватился за
сердце, и еле слышно простонав:
- Все-таки изжили со свету режиссеры окаянные! Грязно выругался и рухнул
замертво. Тут же на сцену выскочили два крепких матроса и, ухватив его за руки и
за ноги, безпотребно швырнули в зал. Иннокентий Алексеевич окончательно
оторопел. Он отчетливо начал понимать, что все происходящее ему сниться, так как
подобное на яву существовать не может. Тишину разорвал голос мужчины в первом
ряду. Лихо управляясь с ножом и яблоком он флегматично пожевывая протянул:
- Да козлы вы им приведите.
Вскоре весь зал скандировал: Козла! Козла!. На сцену вытолкали козла с
непомерно большими кольцевидными рогами и длинной бледно пепельной шерстью. Из
зала выбрасывали в его адрес подбадривающие возгласы:
- Давай! Покажи им! Будут помнить нашего брата!
От козла явно требовалось, как-то напакостить руководству совета, но как именно
это сделать он не понимал, так как находился в состоянии полнейшего смятения и
ужаса. Внезапно где-то над сценой что-то страшно заскрипев пролетело над залом
и, вернувшись под потолок перешло в приятный женский голос:
- Шерсть у козла от природы жесткая+
Под этот монолог из-за кулис вышла молодая белокурая девица в розовом атласном
платьице и небольшим флаконом мутноватой жидкости в руках. Женский голос
продолжил:
- Но с помощью средства для волос Травяная роса она приобретает.
- Пошла вон! крикнул взбешенный председатель, и девица застыла посреди сцены с
нелепой улыбкой. Иннокентий Алексеевич встал и, сунув руки в карманы брюк,
устало протянул:
- У нас тут шабаш, какой то, а не совет. Затем с некоторой обидой, - Козла
привели. Надо мной посмеяться? Что за намеки?
Восседавшие за столом стыдливо потупились. Председатель продолжил:
- Не буду я бесов ставить, не буду! Хоть слона приводите! И вам бездарности
вы этакие не позволю! Что ж получается, я ставлю, а меня на эшафот? Не доросли
вы до таланта, - и, указав рукой на девицу, шепотом выговорил: рожей вот не
вышли!
По залу прокатились редкий смех. Председатель обернулся. Ошалевший от свиста и
выкриков козел с совершенно обалдевшим видом метался по сцене, пытаясь
увернуться от шныряющей за ним девицы. Наконец изловчившись, она кое-как
ухватила его за ошейник и поволокла за кулисы. Козел на это с еще большим
рвением начал биться и мотать головою, затем, встав на дыбы, заголосил:
- Сам пойду, сам!
Иннокентий Алексеевич обернулся к залу. Зал был пуст.
- Ушли? С горечью выдохнул он. Идите. Я же все делаю для совета, я же люблю
вас!
Председатель неуклюже ухватил ладонями лицо и заплакал. Зал вновь зашумел, и
что-то сильно шлепнуло Иннокентия Алексеевича по плечу. Председатель обернулся.
Позади, занимая почти всю сцену, над ним возвышался огромный серый слон
положивший хобот ему на плечо. Немного погодя Иннокентий Алексеевич
уворачиваясь от мелькающего перед глазами хобота, который то и дело выразительно
шлепал ему по плечу, всхлипывая, обратился к залу:
- Нравится вам тема, сами и ставьте! Я не умею по-другому.
- Научим! - Взорвалось где-то у кулис, расплодив по залу эхо и бурные овации
следом. Председатель присмотрелся и не поверил своим глазам. От правых кулис на
задних лапах к центру сцены направился большой черный котище, так мало того
подлец еще и улыбался. Он подошел вплотную к Иннокентию Алексеевичу и,
повернувшись к залу, поднял левую лапу вверх. На кота пали лучи прожекторов.
- Научим? Повторил кот
- Научим! - Хором отозвалась публика. Зал не унимался и восторженно свистел. Кот
в выражением полнейшего блаженство на морде поклонился и, обернувшись,
подмигнул Иннокентию Алексеевичу, отчего председатель начал икать. Кот
продолжил:
- Спокойно господа! Беремся научить председателя ставить по-новому?
- Беремся!- Подхватил зал.
Кот указал правой лапой на Иннокентия Алексеевича.
- Сделаем из режиссера человека?
- Попробуем. Вырвался из зала одинокий голос.
Иннокентий Алексеевич от всего происходящего начал было терять сознание, как
вдруг что-то сильно ударило ему по затылку, да так что он едва не лишился
чувств. Кот фыркнул и уставился но слона:
- Ты что совсем офанарел? Зашибить его хочешь?!
Слон виновато попятился назад и, развернувшись, направился за кулисы. Кот
спохватился и, стыдливо приспустив уши, закричал слону во след:
- Ну ладно тебе, прости. Видишь, какая у них тут петрушка. Аристарх. Аристарх!
Слон скрылся за кулисами. Кот, пусто покосившись на председателя, спросил:
- Живой?
Иннокентий Алексеевич мало что, соображая, утвердительно качнул головой. Тут
с окраины зала вырвалось еле слышное:
- Да гоните кота в шею! Вечно всюду лезет, без него не разберутся!
Кот молниеносно выхватил, откуда-то появившийся полевой бинокль и пристально
уставившись в зал сладко протянул:
- Ба! Укрывало Павел Федорович! Голубчик, явились!
Из той же части зала долетело тихое: Мама , послышался грохот и скрип двери.
Кот не долго думая, спрыгнул со сцены и погнался за неизвестным. Иннокентий
Алексеевич совсем поник головой и нехотя направился к трибуне. Он окинул
стеклянным взглядом зал и, постучав пальцем по микрофону, с трудом выговорил:
- Спасибо за цирк, за зоопарк. Ладно, что ж поставлю. И пригрозил пальцем: -
Но коли вам не понравиться, мне так и дела нет, так и знайте! Спектакль вообще
ни кому не должен нравиться кроме режиссера. Если он всем по нраву, куда это
годиться? Поставлю, поставлю. По-новому.
Зал грянул аплодисментами.
- Иннокентий Алексеевич Вы меня слушаете? - Раздался в трубке знакомый голос.
- Да, да. Очнувшись, ответил председатель.
- Значит через пол часа у Островского , повторяю, я вас долго не задержу.
- Да, да. С трудом соображая сказал Иннокентий Алексеевич.
- До скорой встречи. Поправил неизвестный и мгновенно повесил трубку.
Не смотря на то что, председатель никак не мог взять в толк как он умудрился
договориться о встрече, и отчего у него слегка кружиться голова, почти через
полчаса он спустился в переулок. На нем были широкие светло-желтые брюки
поверх белых туфель и голубая рубашка, оседавшая на руках упрятанных в карманы.
На лице играла улыбка. Ему подумалось как славно, что вот уже почти год он не
позволяет себе засыпаться дольше четверти седьмого, тогда как, прежде засыпая
глубокой ночью, просыпался он около девяти утра. Тут он был доволен собой. Тут
явно проявилось его стремление бороться и побеждать даже самого себя, - перейти
на утренний режим ему было крайне сложно, особенно в первое время. Не спеша,
направляясь в сторону Арбата, он косился на пустынные окна и чувствовал легкое
тепло превосходства над спящими, что казались ему таким слабыми и уязвимыми.
Он вошел в Островский и замер. Ресторан был пуст. Не было ни посетителей, ни
бармена, ни шныряющих меж столиками официантов. Иннокентий Алексеевич взглянул
на часы. В самом деле, - подумал он. Еще нет и восьми, - ресторан не может
работать. Председатель неоднократно бывал здесь и знал это. Развернувшись, он
направился, было к двери как позади послышался знакомый бас:
- Иннокентий Алексеевич!
Председатель обернулся. Поодаль у крайнего столика стоял высокий брюнет в
черном костюме и белой рубашке и, подняв руку вверх, приветливо улыбался.
Председатель двинулся в его сторону.
- Простите, я Вас не заметил. - Сказал Иннокентий Алексеевич. Незнакомец
протянул руку и, улыбаясь, пробасил:
