Воланд также имеет Л. одним из своих многочисленных прототипов. Это проявляется в эпизоде, когда знаменитый милицейский пес Тузбубен безуспешно ищет сатану и его свиту после скандала в Театре Варьете.
В булгаковском архиве сохранилась вырезка из газеты "Правда" от 6-7 ноября 1921 г. с воспоминаниями Александра Васильевича Шотмана (1880-1937), бывшего связного ЦК, "Ленин в подполье", где описывалось, как вождь большевиков летом и осенью 1917 г. скрывался от Временного правительства, объявившего его "германским шпионом". "Не только контрразведка и уголовные сыщики были поставлены на ноги, но даже собаки, в том числе знаменитая собака-ищейка "Треф", были мобилизованы для поимки Ленина. "Тем, кто искал Л., "помогали сотни добровольных сыщиков среди буржуазных обывателей".
Это разительно напоминает атмосферу поисков Воланда и его свиты после сеанса черной магии в Театре Варьете, а также в эпилоге романа, когда обезумевшие обыватели задерживают десятки и сотни подозрительных людей и котов (тут еще и намек на массовые чистки и репрессии 20-х - 30-х годов).
Шотман цитирует слова одного из виднейших соратников Ленина Я. М. Свердлова (1885-1919) на VI съезде партии летом 1917 г. о том, что "хотя Ленин и лишен возможности лично присутствовать на съезде, но невидимо присутствует и руководит им". Точно таким же образом Воланд сообщает Михаилу Александровичу Берлиозу и Ивану Бездомному, что незримо присутствовал при суде Понтия Пилата над Иешуа Га-Ноцри. По убеждению Бездомного, сатана мистическим образом руководил действиями председателя МАССОЛИТа, направив его под колеса трамвая.
Шотман рассказал, как, скрываясь от врагов, изменили свою внешность Л. и находившийся вместе с ним ближайший соратник Григорий Евсеевич Зиновьев (Радомышельский-Апфельбаум) (1883-1936): "Тов. Ленин в парике, без усов и бороды был почти неузнаваем, а у тов. Зиновьева к этому времени отросли усы и борода, волосы были острижены, и он был совершенно неузнаваем". У Булгакова бриты все герои, восходящие к Л. - профессор Персиков, Воланд и драматический актер Савва Потапович Куролесов.
Сходство же с Зиновьевым в романе внезапно обретает кот Бегемот - любимый шут Воланда и наиболее близкий сатане из свиты бесов. Полный, любивший поесть Григорий Евсеевич в усах и бороде приобретал кошачьи черты, а в личном плане был самым близким к Л. из всех большевистских вождей.
Шотман, охранявший Л., когда тот скрывался в Разливе и Финляндии, вспоминал одну из бесед с ним: "Я очень жалею, что не изучил стенографии и не записал тогда все то, что он говорил. Но... я убеждаюсь, что многое из того, что произошло после Октябрьской революции, Владимир Ильич уже тогда предвидел". В "Мастере и Маргарите" таким даром предвидения наделен Воланд.
Шотман в 1937 г. был репрессирован, и к моменту завершения романа его мемуары оказались под запретом. Поэтому вероятность обнаружения "ленинского следа" в образе Воланда в связи с ищейкой Тузбубен была значительно меньше, чем в случае с профессором Персиковым. Тузбубен - пародия на кличку Треф, весьма распространенную среди полицейских собак (трефа - казенная масть). Пародия отражает булгаковское отношение к революции и революционерам, если вспомнить определение Александром Блоком (1889-1921) главных героев "Двенадцати" (1918): "На спину б надо бубновый туз" - такой знак нашивали на одежду осужденным уголовным преступникам.
Драматический артист, убеждающий управдома Никанора Ивановича Босого и других арестованных валютчиков (во сне Никанора Иваныча) добровольно сдать валюту и ценности, назван в последней редакции "Мастера и Маргариты" Саввой Потаповичем Куролесовым. Он тоже имел Л. своим главным прототипом. В редакции 1937-1938 гг. этот малосимпатичный персонаж именовался куда прозрачнее - Илья Владимирович Акулинов. Здесь он описывался следующим образом: "Обещанный Бурдасов не замедлил появиться на сцене и оказался пожилым, бритым, во фраке и белом галстуке...
Без всяких предисловий он скроил мрачное лицо, сдвинул брови и заговорил ненатуральным голосом, глядя на золотой колокольчик:
- Как молодой повеса ждет свиданья с какой-нибудь развратницей лукавой...
Далее Бурдасов рассказал о себе много нехорошего. Никанор Иванович, очень помрачнев, слышал, как Бурдасов признавался в том, что какая-то несчастная вдова, воя, стояла перед ним на коленях под дождем, но не тронула черствого сердца артиста. Никанор Иванович совсем не знал до этого случая поэта Пушкина, хотя и произносил, и нередко, фразу: "А за квартиру Пушкин платить будет?", и теперь, познакомившись с его произведением, сразу как-то загрустил, задумался и представил себе женщину с детьми на коленях и невольно подумал: "Сволочь этот Бурдасов!" А тот, все повышая голос, шел дальше и окончательно запутал Никанора Ивановича, потому что вдруг стал обращаться к кому-то, кого на сцене не было, и за этого отсутствующего сам же себе отвечал, причем называл себя то "государем", то "бароном", то "отцом", то "сыном", то на "вы", а то на "ты".
Понял Никанор Иванович только одно, что помер артист злою смертью, прокричав: "Ключи! Ключи мои!", повалившись после этого на пол, хрипя и срывая с себя галстук.
Умерев, он встал, отряхнул пыль с фрачных коленей, поклонился, улыбнувшись фальшивой улыбкой, и при жидких аплодисментах удалился, а конферансье заговорил так:
- Ну-с, дорогие валютчики, вы прослушали в замечательном исполнении Ильи Владимировича Акулинова "Скупого рыцаря".
Женщина с детьми, на коленях молящая сидящего на своих сокровищах барона о куске хлеба, - здесь не только и даже не столько цитата из пушкинской "маленькой трагедии". Это намек на реальный эпизод из жизни Л., почерпнутый из статьи "Ленин у власти", опубликованной в 1933 г. в парижском еженедельнике "Иллюстрированная Россия". Автор статьи укрылся под псевдонимом "Летописец". Возможно, это был Борис Георгиевич Бажанов (1900-1982), бежавший на Запад и поселившийся в Париже бывший секретарь Оргбюро и Политбюро.
В "Ленине у власти" вождь большевиков характеризовался крайне нелицеприятно: "Он с самого начала отлично понимал, что крестьянство не пойдет ради нового порядка не только на бескорыстные жертвы, но и на добровольную отдачу плодов своего каторжного труда. И наедине со своими ближайшими сотрудниками Ленин, не стесняясь, говорил как раз обратное тому, что ему приходилось говорить и писать официально. Когда ему указывали на то, что даже дети рабочих, то есть того самого класса, ради которого и именем которого был произведен переворот, недоедают и даже голодают, Ленин с возмущением парировал претензию:
- Правительство хлеба им дать не может. Сидя здесь, в Петербурге, хлеба не добудешь. За хлеб нужно бороться с винтовкой в руках... Не сумеют бороться - погибнут с голода!.."
Илья Владимирович Акулинов - это злая пародия на Владимира Ильича Ульянова. Здесь очевидные пары: Владимир Ильич - Илья Владимирович, Ульяна - Акулина. Последняя пара также образует устойчивое сочетание в фольклоре, а Акулина, кроме того, в народном сознании связывается с нечистой силой.
Сами имена, составляющие фамилии, имеют тут для Булгакова символический смысл. Ульяна - это искаженная латинская Юлиана, т.е. относящаяся к роду Юлиев, из которых вышел и Юлий Цезарь, первый монарх Рима. Акулина же - искаженная латинская Акилина,
т. е. орлиная, а орел был гербом монархии в России, как и во многих других странах мира (в большинстве случаев восходя к римским орлам как символу императорской власти). Булгаков тем самым еще раз подчеркнул монархический характер созданного Лениным и другими большевиками режима.
Поскольку имя Илья Владимирович Акулинов было бы чересчур явным вызовом цензуре, Булгаков пробовал другие имена для этого персонажа, которые должны были вызвать у читателей улыбку, не пугая в то же время цензоров. Он именовался, в частности, Ильей Потаповичем Бурдасовым, что вызывало ассоциации с охотничьими собаками. В конце концов Булгаков назвал своего героя Саввой Потаповичем Куролесовым. Имя и отчество персонажа ассоциируется с цензором Саввой Лукичем из пьесы "Багровый остров" (народное прозвище Л. - Лукич). А фамилия напоминает о последствиях для России деятельности вождя большевиков и его товарищей, которые действительно "покуролесили".
В эпилоге романа актер, как и Л., умирает злой смертью - от удара. Обращения же, которые адресует сам себе Акулинов-Куролесов: "государь", "отец", "сын" - это намек как на монархическую сущность власти Л. (популярный в первые годы после революции среди антикоммунистической оппозиции термин "комиссародержавие"), так и на обожествление личности вождя советской пропагандой (он - и бог-сын, и бог-отец, и бог - святой дух).