Предупреждаю читателя, что к сочинению этих записок я не имею
никакого отношения и достались они мне при весьма странных и печальных
обстоятельствах

(это замечание могло в случае необходимости, при случайном опознании или обвинении в очернительстве, прикрыть истинное авторство М.А.Булгакова и переключить внимание неграмотных цензоров на поиск заказчика, коим вполне могло оказаться самое влиятельное в СССР лицо).

Как раз в день самоубийства

(эта запись отправляла обвинителей в поиски автора на тот свет)

Сергея Леонтьевича Максудова, которое произошло в Киеве весною прошлого года, я получил посланную самоубийцей заблаговременно толстейшую бандероль и письмо.
В бандероли оказались эти записки, а письмо было удивительного
содержания: Сергей Леонтьевич заявлял, что, уходя из жизни, он дарит мне
свои записки с тем, чтобы я, единственный его друг, выправил их, подписал
своим именем и выпустил в свет

(если Максудов хотел выпустить под чужим именем свои записки, то тогда предисловие к чему; получается, что просьбу друга автор не выполнил; значит, покойником М.А.Булгаков назвал себя, вероятно, это некая попытка дополнительно привлечь внимание самого влиятельного лица в стране, который явно следил за жизнью писателя).

Странная, но предсмертная воля!
В течение года я наводил справки о родных или близких Сергея
Леонтьевича.

(очередные сведения, обрывающие поиск родственников в случае обнаружения крамольного содержания)

Тщетно! Он не солгал в предсмертном письме - никого у него не
осталось на этом свете.
И я принимаю подарок

(факт исполнения воли покойного говорит о том, что М.А.Булгаков разделял дружеские чувства к С.Л.Максудову).

Теперь второе: сообщаю читателю, что самоубийца никакого отношения ни
к драматургии, ни к театрам никогда в жизни не имел, оставаясь тем, чем он и
был, маленьким сотрудником газеты "Вестник пароходства", единственный раз
выступившим в качестве беллетриста, и то неудачно - роман Сергея Леонтьевича
не был напечатан

(отсюда можно сделать вывод о том, что журнал «Родина», где был издан роман Максудова, был советской властью практически полностью изъят и уничтожен, а память о нём предана забвению).

Таким образом, записки Максудова представляют собою плод его
фантазии, и фантазии, увы, больной. Сергей Леонтьевич страдал болезнью,
носящей весьма неприятное название - меланхолия.
Я, хорошо знающий театральную жизнь Москвы, принимаю на себя
ручательство в том, что ни таких театров, ни таких людей, какие выведены в
произведении покойного, нигде нет и не было.
И наконец, третье и последнее: моя работа над записками выразилась в
том, что я озаглавил их, затем уничтожил эпиграф, показавшийся мне
претенциозным, ненужным и неприятным.
Этот эпиграф был: "Коемуждо по делом его..."

(«Откровения святого Иоанна Богослова» или Апокалипсис глава 22, стих 12: «Сё, гряду скоро, и возмездие Моё со мною, чтобы воздать каждому по делам его»; именно здесь ссылку на Апокалипсис вычеркнул позже Рудольфи)

И, кроме того, расставил знаки препинания там, где их не хватало.
Стиль Сергея Леонтьевича я не трогал, хотя он явно неряшлив. Впрочем,
что же требовать с человека, который через два дня после того, как поставил
точку в конце записок, кинулся с Цепного моста вниз головой.

Итак...