ержан урманбаев
8.3.2010, 6:35
РАЗГОВОР ПО ДУШАМ
- Значит, гражданин Поротый
(очевидно, что такой звучной фамилией автор наделяет своего героя ради возникновения подсознательного отрицательного отношения к портрету прогнутого послушного раба, на ком советская власть периодически отводит свою злость),
две тысячи рублей вы уплатили гражданину Иванову за дом в Серпухове?
(речь идёт о каких-то запрещённых операциях с недвижимостью, которые без всякого страха признаёт гражданин Поротый, предпочитая уголовное обвинение политическому, к которым относились валютные махинации)
- Да, так. Так точно, - уплатил я. Только при этом клятвенно говорю, не
получал я от Воланда никаких денег! - ответил Поротый
(повторением одних и тех же фраз вставляет в следственный протокол, который естественно заполняется при допросе, Поротый свой отказ давать показания против Воланда, ведь по статье уголовного кодекса взяткодатель несёт ту же ответственность, что и взяточник).
Впрочем, вряд ли в отвечавшем можно было признать председателя. Сидел
скуластый исхудавший совсем другой человек, и жиденькие волосы до того
перепутались и слиплись у него на голове, что казались кудрявыми
(описание внешности должно иллюстрировать читателю, что председатель был подвергнут в заключении истязаниям, ради получения от него «нужных» показаний).
Взгляд был тверд
(последняя фраза – это авторская неприметная демонстрация несломленного духа мужественного человека).
- Так. Откуда же взялись у вас пять тысяч рублей? Из каких же уплатили?
Из собственных?
- Собственные мои, колдовские
(«колдовскими» он называет деньги, добытые нечестивым путём, например, воровством, взяткой),
- ответил Поротый, твердо глядя
(автор повторяет и тем самым подчёркивает твёрдость духа и обдуманность действий).
- Так. А куда же вы дели полученные от Воланда въездные?
- Не получал, - одним дыханием сказал Поротый.
- Это ваша подпись? - спросил человек у Поротого, указывая на подпись на контракте, где было написано: "5 тысяч рублей согласно контракту от гр. Воланда принял"
(возможно, идея сфальсифицированной подписи под контрактом показалась автору натянутой, да и смысла в отрицании очевидного мало, поэтому позже в романе она никак не использовалась).
- Моя. Только я не писал.
- Гм. Значит, она подложная?
- Подложная бесовская
(«бесовская» значит сфабрикованная чекистами).
- Так. А граждане Корольков и Петров видели, как вы получили. Они лгут?
- Лгут. Наваждение
(поклёп друг на друга при советской власти очень распространённое явление, особенно при допросах с пристрастием).
- Так. И члены правления лгут? И общее собрание?
- Так точно, лгут. Им нечистый глаза отвел. А общего собрания не было
(последнее утверждение говорит о том, что для такого рода фальшивки, чекистам надо собирать свидетельские показания со всех жителей, так как если бы собрание было, то были бы соответствующие документы).
- Ага. Значит, не было денег за квартиру?
- Не было.
- Были ваши собственные. Откуда они у вас? Такая большая сумма?
- Зародились под подушкой
(из-за нежелания втягивать в преступление других людей, Поротый изображает неграмотного суеверного человека).
- Предупреждаю вас, гражданин Поротый, что, разговаривая таким нелепым
образом, вы сильно ухудшаете ваше положение.
- Ничего. Я пострадать хочу
(страдать по уголовной статье легче, чем по политической, да и «валять дурака» безопасней, чем умничать).
- Вы и пострадаете. Вы меня время заставляете зря терять. Вы взятки
брали?
- Брал.
- Из взяток составились пять тысяч?
- Какое там. По мелочам брал. Все прожито.
- Так. Правду говорите?
- Христом Богом клянусь. - Что это вы, партийный, а все время Бога упоминаете? Веруете?
- Какой я партийный. Так...
- Зачем же вступили в партию?
- Из корыстолюбия
(большинство советских обывателей вступали в партию по этой причине, поэтому для следователя это совершенно обыденный факт, но который влечёт последствия для тех, кто принимал его в ряды ВКП(б), а это событие записанное в протокол может привести к конфликту с влиятельными людьми своими соратниками).
- Вот теперь вы откровенно говорите.
- А в Бога Господа верую, - вдруг сказал Поротый, - верую с сего десятого июня и во диавола
(снова типичное для российского человека утверждение, за наличие веры в бога и в нечисть и сегодня можно судить всех людей).
- Дело ваше. Ну-с, итак, согласны признать, что из пяти тысяч,
полученных вами за квартиру, две вы присвоили?
- Согласен, что присвоил две. Только за квартиру ничего не получал. А
подпись вам тоже мерещится
(скорее всего в уголовной статье о взяточничестве существовала градация, по которой сумма до 2 000 рублей считалась мелкой, а свыше - крупной, что рассматривалось, как отягчающее обстоятельство).
Следователь рассмеялся и головой покачал.
- Мне? Нет, не мерещится.
- Вы, товарищ следователь, поймите, - вдруг сказал проникновенно
Поротый, - что я за то только и страдаю, что бес подкинул мне деньги, а я
соблазнился, думал на старость угол себе в Серпухове обеспечить. Мне бы
сообразить, что деньги под подушкой...
(о подброшенных деньгах говорит Поротый, указывая на рядовых сотрудников милиции, как стрелочников, подобная практика применялась тогда повсеместно и не считалась чем-то из ряда вон выходящим)
Только я власть предупреждаю, что у меня во вверенном мне доме нечистая сила появилась
(эта двусмысленность будет позже исключена автором, потому что председатель знает точно, что за нечистая сила и когда появилась в его доме, зачем ему на неё жаловаться, в романе он даёт понять Коровьёву, что его дальнейшие показания потянут обвинения уже самому Фаготу в хищении денег у Воланда и организации преступного действа против власти).
Ремонт в Советской России в день сделать нельзя, хоть это примите во внимание
(эта ироническая фраза тоже будет опущена авторам, как слишком прямая и очевидная).
- Оригинальный вы человек, Поротый. Только опять-таки предупреждаю,
что, если вы при помощи этих глупых фокусов думаете выскочить, жестоко
ошибаетесь
(отлично понимает следователь игру председателя, называя их фокусами, хотя уж кому, как не ему знать, кто в этой истории истинный фокусник).
Как раз наоборот выйдет
(намёк на то, с кем разыгрывает свою партию Поротый).
- Полон я скверны был, - мечтательно заговорил Поротый, строго и гордо,
- людей и Бога обманывал, но с ложью не дорогами ходишь, а потом и
споткнешься. В тюрьму сяду с фактическим наслаждением
(терять председателю нечего, и сидеть по уголовной статье за спекуляцию для него предел мечтаний).
- Сядете. Нельзя на общественные деньги дома в Серпухове покупать.
Кстати, адрес продавца скажите.
- В 3-й Мещанской, купца Ватрушкина бывший дом
(1-ая Мещанская – это проспект Мира, 2-ая – улица Гиляровского, 3-ья – Щепкина, быть может, по этому адресу было расположено какое-то общежитие или государственное общественное учреждение?).
- Так. Прочтите, подпишите. Только на суде потом не извольте говорить,
что подпись бесовская и что вы не подписывали.
- Зачем же, - кротко отозвался Поротый, овладевая ручкой, - тут уж дело
чистое, - он перекрестился, - с крестом подпишем
(то есть Поротый себя чётко отделяет от большевистской нечисти, накладывая на себя крёстное знамение).
- Штукарь вы, Поротый
(для следователя абсолютно понятен лукавый образ Поротого).
Да вы прочтите, что подписываете. Так ли я записал ваши показания?
(по тексту диалога читателю должно быть очевидно видно, что председатель следил за каждой буквой, вносимой следователем в протокол)
- Зачем же. Не обидите погибшего
(как бы с искренним доверием, незаметно вставляет он жалобное слово с просьбой о милости, намекая на способность рядового чекиста воскрешать из мёртвых).
ержан урманбаев
8.3.2010, 6:37
ЯКОБЫ ДЕНЬГИ
Интересно, как никому и в голову не пришло, что странности и вообще всякие необыкновенные происшествия, начавшиеся в Москве уже 12 июня
(эта совершенно абстрактная дата, происхождение которой пока скрыто от меня за семью печатями; так можно и в правду поверить в «мистического» писателя, когда всерьёз решишь думать, что М.А.Булгаков много лет назад назвал День Независимости современной Российской Федерации; в самом романе «Мастер и Маргарита» эта день выпадет на четверг 29 апреля 1926-го года, когда состоится сеанс в Театре Варьете; ещё было полнолуние в среду 11 июня 1930-го года),
на другой же день после дебюта м-е Воланда, имели все один, так сказать, общий корень и источник и что источник этот можно было бы и проследить
(нет сомнения в том, что автор прямо указывает читателю на абсолютную очевидность того, кто является главным виновником разгула нечисти в современной ему Москве).
Хотя, впрочем, мудреного особенно и нет. Москва город громадный, раскиданный нелепо, населения в нем как-никак два с половиной миллиона, да и население-то такое привычное ко всяким происшествиям, что оно уж и внимание на них перестало обращать
(разве человеческое любопытство становится меньше от того, что люди обретаются в мегаполисе?).
В самом деле, что, скажем, удивительного в том, что 12 июня
(разве не заставляет задуматься подобное случайное совпадение?)
в пивной "Новый быт" на углу Триумфальной и Тверской арестовали гражданина?
(М.А.Булгаков пишет о том, что в советской Москве 1920-ых годов стали самым обыденным явлением аресты людей средь бела в центре города)
Арестовали за дело
(описание причины ареста и размер правонарушения по замыслу автора должен говорить сам за себя).
Выпив три кружки пива, гражданин направился к кассе и вручил кассирше червонец. Хорошо, что бедная девушка опытным глазом увидела, что червонец скверный - именно на нем одного номера не было
(в 1920-ых годах происходила чехарда с введением денежных знаков, которая запутывала даже самих банковских работников, не говоря об обыкновенной «бедной девушке», причём были в ходу даже бумажные купюры совсем без номеров).
Кассирша, неглупая девушка, вместо того чтобы со скандалом вернуть бумажку, сделала вид, что в кассе что-то заело, а сама мигнула малому в фартуке. Тот появился у плеча обладателя червонца. Осведомились, откуда такой червонец малахольный, недоделанный? На службе получил... Любопытные лица. На службе, гражданин, таких червонцев сроду не давали. Гражданин в замешательстве к двери. Попридержали, через минуту красное кепи и - готово. Замели гражданина
(пивная, три выпитые кружки, нехватка одного номера – это набор бабьих сплетен, молвы, распространяемой в очередях толпой зевак).
Второй случай вышел пооригинальнее. В кондитерской в Столешниковом переулке купил прилично одетый мужчина двадцать штук пирожных. К кассе. Кассирша в негодовании.
- В чем дело?
- Вы что, гражданин, даете?
- Как "что"? Черв...
Глядь, какой же это червонец! Кассирша злобно возвращает этикетку белого цвета. Написано: "Абрау-Дюрсо, полусухое"
(вероятно, в 1920-ых годах часть бумажных денежных знаков печаталась на отходах в типографии из-за дефицита бумаги, поэтому на оборотной стороне были самые разнообразные записи и этикетки).
- Что такое?! Ради Бога, извиняюсь...
Дает другой, тут уж скандал! Конфетная бумажка "Карамель фабрики Розы
Люксембург - "Наш ответ Чемберлену"
(М.А.Булгаков использует потешные лозунги и выражения советских руководителей для карикатурного образа окружающей действительности).
- Прошу не хулиганить!!
Все приказчицы негодуют. Публика смотрит... Господин малиновый, еле выскочил из магазина, но его вернули, заставили заплатить за измятые в
коробке пирожные. Он расплатился серебряной мелочью. А выбежавши, швырнул в
канавку проклятые две бумажки, причем изумленный прохожий поднял их,
развернул, увидел, что это червонцы, присвоил их
(то есть автор демонстрирует читателю, что никакого волшебства нет, деньги настоящие, но позволяющие продавцам издеваться над интеллигентными воспитанными людьми, смущая их подозрениями).
На Мясницкой у почтамта в полдень громко разрыдалась девушка, торгующая
с моссельпромовского лотка шоколадом. Оказалось, что какой-то негодяй вручил
и так нищей, нуждающейся продавщице червонец, а когда она через некоторое
время вынула его из жестяной коробочки, служившей ей кассой, увидела в руках
у себя белый листок из отрывного календаря. Потом случаи стали все чаще, и
все связаны они были с деньгами. В банке на углу Петровки и Кузнецкого
арестовали кассира, потому что, сдавая дневную кассу контролеру, он сдал в
пачке, перевязанной и им подписанной, вместо тысячи только семьсот и на
триста резанных по формату лозунгов "Религия - яд, берегите ребят"
(сами перечисленные факты подмены купюр служат примером того, как голь начинает извлекать выгоду из отсутствия в обороте известного любому человеку государственного образца настоящих бумажных денег).
В частном галантерейном магазине на Арбате обнаружил хозяин в кассовом
ящике вместо четырех червонных бумажек четыре билета в театр на революционную пьесу. Владелец магазина их рвал зубами
(в послереволюционные годы чекисты могли запросто рассчитаться в магазинах за товары участием во всевозможных пропагандистских мероприятиях, обвинив хозяев торговой точки в отсутствии лояльности советской власти и патриотизме; ещё в повести «Собачье сердце» аналогично профессора Преображенского вынуждали приобрести прокламации, якобы в «пользу детей Франции»).
В кассе месткома газеты "Звонок" во Дворце Труда случилось похуже. Там обнаружилась недостача денег в несгораемом шкафу, а вместо недостающих червонцев - пятьдесят штук троцкистских прокламаций самого омерзительного
содержания
(эпитетом «омерзительный» автор специально выделяет для цензоров как бы своё отношение к Л.Д.Троцкому).
Секретарь, обнаруживший их, ничего никому не сказал, но уединился в телефонной будке, и через час трое людей в черных куртках увезли прокламации, а с ними двух беспартийных сотрудников "Звонка" неизвестно куда
(в редакции газеты нет подмены, а есть растрата, и самое опасное в тот период истории СССР – это приверженность троцкизму, за что и арестовали сотрудников «Звонка»).
Случаи превращения денег в черт знает что
(обычным своим приёмом называет собственным именем дела и предметы советской власти М.А.Булгаков)
во второй половине дня стали настолько частыми, что о них тут только расплылся по столице слушок... Из одних трамваев раз двадцать высаживали субъектов, которые развязно протягивали кондукторшам всякий хлам вроде, например, наклейки с коробки сардин "Маяк", как это было на Моховой улице
(снова голь демонстрирует свою хитрость на выдумки).
На Смоленском рынке на закате солнца в подворотне произошла поножовщина
по поводу брюк, купленных за вышедший в тираж лотерейный билет автодора.
Человека зарезали с ловкостью и смелостью почти испанской
(играет словами автор, пользуясь многозначностью русского языка, «вышел в тираж» может значить одновременно, что билет подсунули использованный, то есть устаревший, а также то, что он только что напечатан).
Меж тем только один человек во всей Москве в тот же день проник в то
место, о котором впоследствии только догадались... Человек этот, конечно,
был буфетчик Варьете. Нужно отметить, что человечек короткого роста и с
веками, прикрывающими свиные глазки крышечками, и моржовыми усами был
меланхоликом. На лице у него царило не сходящее выражение скорби, и тяжкие
вздохи непрерывно вырывались из его груди. Если ему приходилось платить
восемь копеек в трамвае, он вздыхал так, что на него оборачивались
(место пребывания Воланда со свитой позже в романе ни для кого секретом являться не будет, здесь писатель держит как бы «политическую явку» под прикрытием и в тайне; образ буфетчика автор преднамеренно пишет таким, чтобы он вызывал отвращение у обывателя, олицетворяя собой в глазах цензуры работников общественного питания и торговли, вечных ответственных стрелочников советской власти в СССР, на которых списывались все проделки и растраты партийных начальников).
В утро 12 июня, проверяя кассу, он нашел вместо одиннадцати червонцев
одиннадцать страниц маленького формата из "Заколдованного места" Гоголя. Мы
не беремся описывать ни лицо буфетчика, ни его жесты, ни слова
(«Заколдованное место» - это последний рассказ из цикла «Вечеров на хуторе близ Диканьки»; в нём Н.В.Гоголь от имени деда рассказывает историю того, как он, слушая чертей, искал клад, а нашёл помои, так аллегорически М.А.Булгаков проводит аналогию с «заколдованным местом», где ничего не растёт, с Москвой и Россией, а образ буфетчика метафорически сравнивает с обманутым дедом из того повествования; позже параллель с персонажем Гоголя поменяется автором на шляпу с лентой Демулена и чесучовый пиджак).
Он к полудню закрыл буфет, облачился в желтое летнее пальто, художническую шляпу и, несмотря на жару
(летнее пальто и июньская жара ненароком перекочуют в роман «Мастер и Маргарита», маскируя весну в конце апреля и начале мая 1926-го года, когда в Москве было около нуля градусов по Цельсию),
в калоши и, вздохами оглашая окрестности, отправился на Садовую. У подъезда Варьете он продрался сквозь толпу, причем вздохнул многозначительно
(«толпа» собралась перед входом в театр, чтобы выкупить конфискованные у публики во время сеанса Воланда вчера вечером вещи).
Через пять минут он уже звонил в третьем этаже. Открыл ему маленький человечишко в черном берете
(чехарда с этажами и второстепенными героями дополнительно скрывают будущие важнейшие детали «закатного» романа, делая их выбор якобы случайным, непринципиальным; «берет» в контексте необходимый элемент в обмундировании чекиста, который будет позже ненароком навязываться буфетчику).
Беспрепятственно буфетчика пропустили в переднюю. Он снял калошки, аккуратно поставил их у стоечки, пальтишко снял и
так вздохнул
(вздохи добавляли в действия буфетчика наигранной старческой вызывающей жалость театральности, которую М.А.Булгаков потом решил смягчить, оставив лишь естественную грусть пожилого человека),
что человечишко обернулся, но куда-то исчез.
- Мессир, к вам явился человек.
- Впустите, - послышался низкий голос.
Буфетчик вошел и раскланялся, удивление его было так сильно, что на мгновение он забыл про одиннадцать червонцев
(ничтожный для богатого человека повод в одиннадцать червонцев не направит труса и жадину к самому дьяволу, скорее наоборот; это значит, что буфетчик человек нищий и честный, для него эта сумма неподъёмная, и он не знает иного метода восполнить недостачу в кассе).
Вторая венецианская комната странно обставлена. Какие-то ковры всюду,
много ковров. Но стояла какая-то подставка, а на ней совершенно ясно и
определенно золотая на ножке чаша для святых даров
(позже в романе автор уберёт прямые указания на происхождение некоторых предметов, подменив их на прилагательное «церковный» о свете и парче).
"На аукционе купил. Ай, что делается!" - успел подумать буфетчик и тут
же увидал кота с бирюзовыми глазами, сидящего на другой подставке
(возможно, здесь ещё не вызрела у автора идея о святотатственной краже головы М.А.Берлиоза из грибоедовского зала котом Бегемотом во время церемонии прощания, которая и объясняет появление церковных предметов в квартире).
Второй кот оказался в странном месте на карнизе гардины
(коты, в качестве выдвиженцев Бегемота или Н.И.Ежова, пока свободно бродят даже в «нехорошей» квартире, позже они все переместятся в Эпилог, а в комнате появится ещё один истребитель грызунов сова).
Он оттуда посмотрел внимательно на буфетчика. Сквозь гардины на двух окнах лился в комнату странный свет, как будто в церкви в пламенный день через оранжевое стекло. "Воняет чем-то у них в комнате", - подумал потрясенный царь бутербродов, но чем воняет, определить не сумел. Не то жжеными перьями, не то какою-то химической мерзостью
(вонь исходит от той мерзости, которую варит по рецепту какой-то знахарки тут же в комнате Гелла для смазывания колена Воланда; запах серы, сопутствующий бомжам и чертям в аду, выдуманная М.А.Булгаковым дополнительная двусмысленность; одновременно и чрезвычайно замаскированная сатира, и соответствующее построению сюжета в романе лестное для цензоров сравнение с нечистой силой).
Впрочем, от мысли о вони буфетчика тотчас отвлекло созерцание хозяина
Квартиры
(дальше в тексте косноязычно слово «хозяин» будет многократно повторено автором, чтобы выделить бытовое название И.В.Сталина среди его служебной челяди, в этой главе писатель обозначит Воланда так 10(!) раз).
Хозяин этот раскинулся на каком-то возвышении
(подразумевается амвон),
одетом в золотую парчу, на коей были вышиты кресты, но только кверху ногами
(очевидно, что автор так отделяет образ Воланда от божьего знака и старается уйти от обвинений в будущем в святотатстве).
"Батюшки, неужели же и это с аукциона продали?"
На хозяине было что-то, что буфетчик принял за халат и что на самом деле оказалось католической сутаной, а на ногах черт знает что. Не то черные подштанники, не то трико
(аукцион, посредством которого реализовывались православные реликвии, один из неиспользованных позже сюжетных ходов автора; католическая сутана – это один из множества метафорических образов, характеризующих чёрную кожаную форму чекистов и комиссаров в 1920-ых годах).
Все это, впрочем, буфетчик рассмотрел плохо. Зато лицо хозяина разглядел. Верхняя губа выбрита до синевы, а борода торчит клином
(в известном облике царя Ивана Грозного предстаёт тут Воланд в описании М.А.Булгакова).
Глаза буфетчику показались необыкновенно злыми, а рост хозяина, раскинувшегося на этом... ну, Бог знает на чем
(вот это дополнительное утверждение не оставляет сомнений в том, что имеется в виду церковный византийский амвон, потому что о нечестивых предметах М.А.Булгаков пишет «чёрт знает что»),
неимоверным.
"Внушительный мужчина, а рожа кривая", - отметил буфетчик.
- Да-с? - басом сказал хозяин, прищуриваясь на вошедшего.
- Я, - поморгав, ответил буфетчик, - изволите ли видеть, содержатель-владелец буфета из Варьете
(возможно, в конце 1920-ых годов была ещё возможность иметь в частной собственности свой буфет, скоро этой возможности не будет ни у кого, но автор сознательно направляет мысль цензоров к портрету жадного и трусливого частника-спекулянта, которого как бы за дело унижает Воланд).
- Не подумаю даже! - ответил хозяин.
Буфетчик заморгал, удивившись.
- Я, - продолжал хозяин, - проходил мимо вашего буфета, почтеннейший, и
нос вынужден был заткнуть
.............................................................
...Бегемот!
На зов из черной пасти камина
(камин, как переходный тоннель с потусторонним миром, будет использован автором в романе в главе 23 «Великий бал у сатаны»)
вылез черный кот на толстых, словно дутых лапах и вопросительно остановился.
"Дрессированный, - подумал буфетчик, - лапы до чего гадкие!"
- Ты у канцлера был? - спросил Воланд.
Буфетчик вытаращил глаза
(он изумлён не хождением кота на задних лапах, а тем, что такой замызганный прохиндей запросто ходит к высшему руководству в государстве; по всей видимости, поначалу метафорой «канцлер» хотел М.А.Булгаков называть целиком всё большевистское правительство в СССР).
Кот молчал. - Когда же он успеет? - послышался хриплый сифилитический
(сознательная уничижительная характеристика к образу новой большевистской элиты позже исключённая М.А.Булгаковым, как слишком явную демонстрацию авторского отношения к свите Воланда)
голос из-за двери, - ведь это не ближний свет! Сейчас пошлю.
- Ну а в Наркомпросе?
(эти вопросы раскрывают то, с какими учреждениями надо проводить аналогии, когда в романе «Мастер и Маргарита» кот Бегемот и Коровьев посещают так называемую Зрелищную комиссию и её филиал в Ваганьковском переулке)
- В Наркомпрос я Бонифация
(здесь автор пока ещё не определился с именем будущего кота Бегемота)
еще позавчера посылал, - пояснил все тот же голос.
- Ну?
- Потеха!
(это будет позже подробно расписано в главе 17 «Беспокойный день»)
- Ага, ну ладно. Брысь! (Кот исчез в камине.) Итак, продолжайте, вы славно рассказываете. Так... Якобы деньги?..
(буфетчик ничего о деньгах ещё не произносил, это значит, что Воланду заранее известно, зачем к нему явился работник торговли, то есть он ждал его появления)
Дальше-с...
Но буфетчик не сразу обрел дар дальнейших рассказов. Черненькое что-то
стукнуло ему в душу, и он настороженными слезящимися глазками проводил
Бегемота в камин.
- А они, стало быть, ко мне в буфет и давай их менять!
(взгляд буфетчика красноречиво указывает на того, кого он именует вежливым обращением «они»)
- О! Жадные твари! Но, позвольте, вы-то видели, что вам дают?
(естественно, что Бонифаций заявлялся в буфет не один)
- То-то, что деньги совершенно как настоящие.
- Так что же вас беспокоит? Если они совершенно как настоящие...
- То-то, что сегодня, глядь, ан вместо червонцев резаная бумага
(в очередной раз обыгрывает М.А.Булгаков то, как при дефиците бумаги, большевики печатали деньги на отходах типографии, то есть на оборотной стороне всевозможных этикеток, которые утром пожилой богобоязненный человек с перепугу принял, как какой-то мистический фокус вчерашних мошенников).
- Ах, сволочь-народ в Москве! Но, однако ж, чего вы хотите от меня?
- Вы должны уплатить...
- Уплатить?!
- О таких фокусах администрацию надлежит уведомлять. Помилуйте, на 110 рублей подковали буфет
(продолжая заблуждаться, буфетчик обращается к представителю советской власти, что про официальные мероприятия, проводимые от имени государства, надо извещать торговые точки, чтобы избежать недоразумения и мошенничества).
- Я не хочу вам платить. Это скучно - платить.
- Тогда вынужден я буду в суд заявить, - твердо сказал буфетчик
(как законопослушный гражданин, буфетчик видит единственный выход в данной ситуации, чтобы избежать уголовного преследования, но не ради угрозы Воланду, а ради собственной защиты).
- Как в суд! Рассказывают, у вас суд классовый?
- Классовый, уж будьте спокойны.
- Не погубите сироту, - сказал плаксиво Воланд и вдруг стал на колени.
"Полоумный или издевается", - подумал буфетчик
(конечно, издевается, это очевидно, в Советской России он и есть суд).
- Лучше я вам уплачу, чем в суд идти. Засудят меня, ох засудят, как пить дадут, - сказал Воланд. - Пожалуйте бумагу, я вам обменяю
(кому, как не Воланду, знать, что буфетчик просто обознался от старости и испуга).
Буфетчик полез в карман, вынул сверток, развернул его и ошалел.
- Ну-с, - нетерпеливо сказал хозяин.
- Червонцы!! - шепотом вскричал буфетчик
(он обнаружил свою ошибку).
Воланд сделался грозен.
- Послушайте, буфетчик! Вы мне голову пришли морочить или пьяны?
(дождавшись обнаружения ошибки, Воланд начинает куражиться над старичком)
- Что же это такое делается? - залепетал буфетчик.
- Делается то, что у вас от жадности в глазах мутится, - пояснил Воланд, вдруг смягчаясь. - Любите деньги, плут, сознайтесь? У вас, наверное, порядочно припрятано, э? Тысчонки сто тридцать четыре, я полагаю, э?
Буфетчик дрогнул, потому что, ляпнув наобум, по-видимому, цифру, Воланд
угадал до последней копейки - именно в сумме 134 тысяч выражались сбережения
буфетчика
(в романе этой фразы не будет, потому что они изменяют облик пожилого честного человека, конечно, нет ничего зазорного в том, что старик скопил на старость немного денег, понятно, что эти сбережения могут быть только с царских времён, значит, их не к чему держать в бесконечно обесценивающихся рублях, то есть Воланд намекает буфетчику, как надо теперь покрывать недостачу).
- Это никого не касается, - забормотал буфетчик, совершенно пораженный.
- Мне только одно непонятно, - продолжал артист Воланд, - куда вы их
денете? Вы помрете скоро, через год, в гроб вы их не запихнете, да они в
гробу вам и не нужны...
(а вот это прямая угроза расправы звучит из уст всесильного владыки)
- Попрошу вас не касаться моей смерти, - тихо ответил буфетчик и побледнел, и стал озираться. Ему сделалось страшно, отчего - он сам не знал
(понятно, когда вам говорит о смерти такой персонаж, как Воланд, вы в случае ослушания практически обречены, как тут не испугаться).
- Я пойду, - добавил он, вращая глазами
(игра слов, обозначающая не робость и трусость, а оскорблённую ярость благородного человека, предпочитающего смерть воровству).
- Куда же вы так спешите? - любезно осведомился хозяин. - Останьтесь с нами, посидите, выпьемте. Бонифаций превосходно приготовляет напиток
(быть может, с лёгкой руки М.А.Булгакова вошли в русский язык производные неграмотные слова подобные «приготовляют» вместо «готовит», «стряпает», «изготовляют» вместо «производят», «мастерят»?).
Отведайте, э?
- Благодарствуйте, я не пью, - просипел буфетчик и стал пятиться
(разве может нормальный чистоплотный человек пить то, что стряпает прислуга, обретающаяся в камине).
- Куда ж вы? - спросил вдруг сзади кто-то, и вынырнула рожа. Один глаз
вытек, нос провалился. Одета была рожа в короткий камзольчик, а ноги у нее
разноцветные, в полосах, и башмаки острые. На голове росли рыжие волосы
кустами, а брови были черного цвета, и клыки росли куда попало. Тихий звон
сопровождал появление рожи, и немудрено: рукава рожи, равно как и подол
камзола, были обшиты бубенчиками. Кроме того, горб. То есть не то что
выпивать с этой рожей...
(отвратительное зрелище описывает М.А.Булгаков, вкладывая всю свою ненависть к советской власти в одно лицо, естественно, что позже он откажется от столь откровенного обличения, распределив узнаваемые признаки между всей свитой Воланда)
- Хватим? - залихватски подмигнув, предложила рожа и пододвинулась к
буфетчику. Рожа сняла с подставки святую чашу и поднесла ее буфетчику
(предлагая пьянствовать из освящённых в церкви ритуальных предметов, автор усиливает неприязнь к облику своего персонажа).
- Не пью, - шепотом ответил буфетчик, вдавился в переднюю, увидел на
стене громадную шпагу с рукоятью чашей и затем совершенно голую девицу,
сидящую верхом на кресле, отделанном черепахой
(музейные экспонаты используются М.А.Булгаковым в интерьере комнаты Воланда, российские бесценные реликвии, сидя на которых развлекается всякая шелупонь).
Увидев буфетчика, девица сделала такой жест, что у того помутилось в глазах
(в меру воспитанности можно себе нафантазировать похабный жест, от которого мутится в глазах пожилого православного человека).
Не помня сам себя, буфетчик был выпущен на лестницу, и за ним тяжело хлопнула дверь.
Тут буфетчик сел прямо на ступеньку и тяжело дышал, глаза у него лезли из-под бровей, хоть пальцами их вдавливай
(глаза лезут из глазниц в случаях, когда человека охватывает неконтролируемый гнев, вызванный ужасным оскорбительным или опасным зрелищем).
Он почему-то ощупал себя
(таким образом, автор показывает читателям, как буфетчик удостоверяется в том, что он не спит и в своём уме, что всё предыдущее ему не привиделось).
И когда коснулся головы, убедился, во-первых, что она совершенно мокрая
(то есть его от общения с Воландом и его свитой бросило в пот, позже в романе М.А.Булгаков поменяет этот эмоциональный итог впечатлительного буфетчика на мокрые брюки обмочившегося от страха старика),
а во-вторых, что он шляпу забыл в квартире Воланда. Затем он проверил сверток, червонцы были налицо
(то есть теперь он их выложил лицевой стороной кверху).
Солнце било на лестницу через окно Гулкие шаги послышались сверху. Поравнялась женщина, брезгливо поглядела на буфетчика
(гадливость вызывают в ней то, что ей придётся ублажать старика)
и сказала:
- Вот так дом малахольный. Ну, с утра все пьяные, ну, прямо потеха
(значит не первый человек выходит из «нехорошей» квартиры после вчерашнего вечернего сеанса и ночной гулянки; ради того, чтобы подзаработать халявных денег проституцией вышла в подъезд эта женщина).
Э, дядя, у тебя червонцев-то, я вижу, курочки не клюют? - И вдруг уселась рядом, кокетливо ткнула буфетчика в ребро. Тот пискнул и машинально прикрыл
червонцы ладошкой.
- Имею такой план, - интимно зашептала женщина, и буфетчик, безумно глядя ей в лицо, убедился, что она миловидна и не стара
(в романе «Мастер и Маргарита» роль этой женщины будет несколько иной и исполнять её будет та самая Аннушка, которая «пролила масло» на трамвайных путях),
- в квартире сейчас ни одной души, все рассосались, кто куда. Ты мне червончик, а уж я тебя ублаготворю. Водочка есть, селедочка. Я утром погадала, как раз мне вышла амурная постель с трефовым королем, а трефовый король - ты.
- Что вы? - воскликнул трефовый король болезненно и спрятал червонцы.
- Ты думаешь, может, что я проститутка? - спросила женщина. – Ничего подобного. Абсолютно честная женщина, муж счетоводом служит, можешь в домкоме справиться
(характеристика новых нравственных отношений между людьми в советском обществе, когда обыкновенная проститутка, оформив с кем-нибудь брак, может называть себя «честной» женщиной, как залог безопасного для полового партнёра секса).
- Уйдите, Христа ради, - зашептал буфетчик, поднимаясь на дрожащие ноги
(всё ещё трясёт его от пережитого у Воланда страха).
Женщина поднялась, отряхнула юбку, подобрала корзиночку и двинулась вниз.
- Э, дурбалой, о, дурак, - сказала она, - вот уж, видно, рожна с маслом надо. Да другая бы, чтоб к тебе прикоснуться только, три красненьких бы слупила, а я, на тебе, червонец! А я с генерал-губернатором отношение имела, ежели знать угодно, можешь в домкоме справиться
(этой ссылкой она превращает домком в сутенёра, который за определённую мзду следит за своими жиличками; это ещё одна ироничная картина к облику новейших советских организаций).
Голова ее стала исчезать.
- Пошел ты... - донеслось снизу и стихло.
Поборов усилием жадности страх, буфетчик нажал кнопочку, услыхал, как за дверью загрохотали колокола
(для демонстрации беспредельной разнузданности большевиков автор даже церковные колокола вносит в квартиру к Воланду в качестве дверного звонка).
Сделав громадные глаза
(умирая со страху),
но решив больше не изнурять себя удивлением
(следом за внешним очевидным описанием эмоции автор добавляет отвлекающее и не столь очевидное «удивление», чтобы им прикрыть истину),
втянув голову в плечи, буфетчик ждал. Дверь приоткрылась, он дрогнул, на черном фоне
(в квартире посреди дня царит мрак)
сверкнуло голое тело все той же девицы.
- Что вам? - сурово спросила она.
- Я шляпочку забыл у вас...
Рыжая голая рассмеялась, пропала в полутьме, и затем из двери вылетел черный ком и прямо в физиономию буфетчику. Дверь хлопнула, за нею послышался взрыв музыки и хохот, от которого буфетчик озяб. Всмотревшись, он охнул жалобно. В руках у него была не его шляпа
(позже в романе на шляпе буфетчика появится зелёная лента Демулена, символ Французской революции),
а черный берет, бархатный, истасканный, молью траченный
(форма одежды морских разбойников, пиратов в средневековье включала в себя берет и шпагу).
Буфетчик плаксиво пискнул и позвонил вторично. Опять открылась дверь, и опять голая обольстительно предстала перед буфетчиком
(конечно, не «обольстительно», а издевательски и оскорбительно).
- Вы опять?! - крикнула она. - Ах, да ведь вы и шпагу забыли?
(естественно, что под «беретом» и «шпагой» автор подразумевает форменную фуражку и пистолет, которыми снабжались завербованные секретные сотрудники НКВД)
"Мать честная, царица не..." - подумал буфетчик и вдруг, взвыв, кинулся бежать вниз, напялив на себя берет. Дело в том, что лицо девицы на черном фоне явственно преобразилось, превратилось в мерзкую рожу старухи.
Как сумасшедший поскакал по ступеням буфетчик и внизу уже вздумал перекреститься
(здесь крест животворящий как бы освобождает от чар нечисти, но М.А.Булгаков позже откажется от этого жеста, потому что, крестясь и воя в молитве, не спаслась святая Православная Русь от коммунистической напасти в течение 74-ёх лет).
Лишь только он это сделал, как берет, взвыв диким голосом, спрыгнул у него с головы и галопом взвился вверх по лестнице
(эти мистические происшествия в самом романе «Мастер и Маргарита» будут чётко выправлены автором, чтобы исключить необъяснимые явления, а оставить только те из них, которыми можно метафорически проиллюстрировать совершенно обыденные действия советской власти).
"Вот оно что!" - подумал буфетчик, бледнея
(автор указывает на внутреннее содержание представителей советской власти).
Уже без головного убора он выбежал на расплавленный асфальт, зажмурился от лучей, уже не вмешиваясь ни во что, услыхал в левом корпусе стекольный бой и женские визги
(дебош в квартире продолжается),
вылетел на улицу, не торгуясь в первый раз в жизни, сел в извозчичью пролетку
(конечно, буфетчик не в первый раз садится в пролётку, а не торгуется в первый раз),
прохрипел:
- К Николе...
(то есть, скорее всего, к церкви Николая Чудотворца на Берсеневке, но обязательно где-то очень недалеко от центра города; церковь Николая Чудотворца в Хамовниках при советской власти не прерывала свою службу)
Извозчик рявкнул: "Рублик!" Полоснул клячу и через пять минут
(временем автор указывает расстояния между объектами романа)
доставил буфетчика в переулок, где в тенистой зелени выглянули белые чистенькие бока храма
(быть может, это описание облегчит узнавание храма для знатоков истории Москвы?).
Буфетчик ввалился в двери, перекрестился жадно, носом потянул воздух и убедился, что в храме пахнет не ладаном, а почему-то нафталином. Ринувшись к трем свечечкам, разглядел физиономию отца Ивана.
- Отец Иван, - задыхаясь, буркнул буфетчик, - в срочном порядке... об избавлении от нечистой силы...
Отец Иван, как будто ждал этого приглашения, тылом руки поправил волосы, всунул в рот папиросу, взобрался на амвон, глянул заискивающе на буфетчика
(не с наглостью купца смотрит он, а с извиняющимся заискиванием, как бы, оправдываясь перед ним за святотатство в церкви),
осатаневшего от папиросы, стукнул подсвечником по аналою...
"Благословен Бог наш..." - подсказал мысленно буфетчик начало молебных пений.
- Шуба императора Александра Третьего
(музейными, историческими экспонатами торгует на аукционе отец Иван, распродавая по дешёвке реликвии Российской Империи),
- нараспев начал отец Иван, ненадеванная, основная цена 100 рублей!
- С пятаком - раз, с пятаком - два, с пятаком - три!.. - отозвался сладкий хор кастратов с клироса из тьмы
(снабжая карикатурами повседневную церковную жизнь, автор иронией прикрывает истинное отношение к духовному растлению россиян).
- Ты что ж это, оглашенный поп, во храме делаешь? - суконным языком спросил буфетчик.
- Как что? - удивился отец Иван.
- Я тебя прошу молебен, а ты...
- Молебен. Кхе... На тебе... - ответил отец Иван. - Хватился! Да ты откуда влетел? Аль ослеп? Храм закрыт, аукционная камера здесь!
(отсюда следует, что церковь в Хамовниках не подходит под описание)
И тут увидел буфетчик, что ни одного лика святого не было в храме.
Вместо них, куда ни кинь взор, висели картины самого светского содержания
(то есть в церкви по стенам развешаны на продажу также экспонаты из художественных коллекций российской знати, известных галерей…).
- И ты, злодей...
- Злодей, злодей, - с неудовольствием передразнил отец Иван, - тебе очень хорошо при подкожных долларах
(огульное обывательское представление обо всех работниках торговли в СССР),
а мне с голоду прикажешь подыхать? Вообще, не мучь, член профсоюза
(у члена профсоюза в СССР возникали гражданские права, у работника культа, как говорили тогда, никаких социальных прав не было),
и иди с Богом из камеры...
Буфетчик оказался снаружи, голову задрал. На куполе креста не было. Вместо
креста сидел человек, курил
(во многих церквях в целях распродажи при советской власти снимались позолоченные кресты, они переплавлялись и реализовывались на внешнем рынке ради государственных нужд).
Каким образом до своей резиденции добрался буфетчик, он не помнил.
Единственно, что известно, что, явившись в буфет, почтенный содержатель его
запер, а на двери повесил замок и надпись: "Буфет закрыт сегодня".
ержан урманбаев
8.3.2010, 6:37
МУДРЕЦЫ
Нужно сказать, что, в то время как буфетчик переживал свое приключение, у здания "Варьете" стояла, все время меняясь в составе, толпа. Началось с маленькой очереди, стоявшей у двери "Ход в кассу" с восьми часов утра, когда
только-только устанавливались очереди за яйцами, керосином и молоком
(придумав сеанс чёрной магии, прикрывающий плановую операцию чекистов по конфискации предметов роскоши у населения в пользу государства, М.А.Булгаков дальше ищет вариант, который мог бы определённо указывать на цель собравшихся у Театра Варьете спозаранку в очереди людей).
Примечательно появление в очереди мясистых рож барышников
(вот это слово «барышники» останется позже в тексте романа, как самое неопровержимое свидетельство того, кто и ради чего собрался в очередь на другой день возле Театра Варьете),
обычно дежурящих под милыми колоннами Большого театра или у среднего подъезда Художественного в Камергерском. Ныне они перекочевали, и появление их было весьма знаменательно
(театральные спекулянты, которых пытается как-то вписать в роман М.А.Булгаков, в реальности, только камуфлируют лица барышников, пришедших выкупать по дешёвке экспроприированное вчера барахло).
И точно: в "Варьете" было 2100 мест. К одиннадцати часам была продана
половина. Тут Суковский и Нютон
(Римский и Варенуха)
опомнились и кинулись куда-то оба. Через подставных лиц они купили билеты и к полудню войдя в контакт с барышниками, заработали: Суковский 125 рублей, а Нютон 90. К полудню стало страшно у кассы
(тут можно заметить явные нестыковки, которые будут отсутствовать позже в романе, за три часа продана половина билетов и в этом нет ничего чрезвычайного, заработки Суковского и Нютона при аншлаге может быть значительно выше, тем более, зачем руководителям Театра Варьете «входить в контакт с барышниками», отчего становится страшно «у касс»).
В двенадцать часов с четвертью на кассе поставлена заветная доска "Все
билеты проданы на сегодня", и барышники, и просто граждане стали покупать на
завтра и на послезавтра. Суковский и Нютон приняли горячее участие в
операциях, причем не только никто ничего не знал об этом, /но и/ они друг о
друге не знали
(здесь автор пробует как-то уточнить продолжающуюся после реализации билетов продажу, а также выделить нелегальное участие руководителей Театра Варьете в выкупе ценных предметов своих знакомых, пострадавших во вчерашнем сеансе).
В два часа барышники перестали шептать: "Есть на сегодня два в партере", и лица их сделались загадочными. Действительно, публика у "Варьете" стала волноваться, к барышникам подходили, спрашивали:
"Нет ли?", и они стали отвечать сквозь зубы: "Есть кресло в шестом ряду
- 50 рублей". Сперва от них испуганно отпрыгивали, а с трех дня стали брать.
В контору посыпались телефонные звонки, стали раздаваться солидные голоса, которым никак нельзя было отказать.
Все двадцать пять казенных мест Нютон расписал в полчаса, а затем пришлось разместить и приставные стулья для голосов, которые попроще. Все более к вечеру выяснялось, что в "Варьете" будет что-то особенное. Особенного, впрочем, не мало было уже и днем - за кулисами
(быть может, М.А.Булгаков здесь ещё предполагал какое-то дополнительное мероприятие в Театре Варьете, которое потом отпало из-за бессмысленности?).
Во-первых, весь состав служащих отравил жизнь Осипу Григорьевичу,
расспрашивая, что он пережил, осматривали шею Осипа, но шея оказалась как
шея, - безо всякой отметины... Осип Григорьевич сперва злился, потом
смеялся, потом врал что-то о каком-то тумане и обмороке, потом врал, что
голова у него осталась на плечах, а просто Воланд его загипнотизировал и
публику, потом удрал домой
(в романе Жорж Бенгальский после освобождения через четыре месяца из лечебницы в Эпилоге будет жить 15 лет на какие-то свои эфемерные сбережения, которые скопить и сохранить в те годы после пребывания в НКВД представляется невероятным).
Рибби
(этот персонаж позже будет автором упразднён, как избыточный и ненужный)
уверял всех, что это действительно гипноз и что такие вещи он уже двадцать раз видел в Берлине. На вопрос, а как же собака объявила:
"Сеанс окончен"? - и тут не сдался, а объяснил собачий поступок чревовещанием. Правда, Нютон сильно прижал Рибби к стене, заявив клятвенно,
что ни в какие сделки с Воландом он не входил, а, между тем, две колоды
отнюдь не потусторонние, а самые реальнейшие тут налицо. Рибби, наконец,
объяснил их появление тем, что Воланд подсунул их заранее.
- Мудрено!
- Значит, фокус?!
Пожарный был прост и не врал. Сказал, что, когда голова его отлетела, он видел со стороны свое безголовое тело и смертельно испугался. Воланд, по его мнению, колдун.
Все признали, что колдун - не колдун, но действительно артист первоклассный
(тут очень трудно отделить сознательные мистификации автора от каких-то реальных существовавших, но неиспользованных идей).
Затем вышла "Вечерняя Газета" и в ней громовое сообщение о том, что Аполлона Павловича выбросили из должности в два счета Следовало это сообщение непосредственно за извещением, исходящим от компетентного органа, укорявшего Аполлона Павловича в неких неэтических поступках. Каких именно - сказано не было, но по Москве зашептались, захихикали обыватели: "Зонтики... шу-шу, шу-шу..."
(история Аркадия Апполоновича Семплеярова позже поселит его жить возле Каменного моста, в многоэтажном Доме на Набережной, в котором были расселены высшие руководители СССР и самые уважаемые люди страны в тот период, обозначив незаметно лицо высокопоставленного персонажа)
Вслед за "Вечерней Газетой" на головы Библейского и Нютона обрушилась "молния".
"Молния" содержала в себе следующее:
"Маслов уверовал
(очевидно, что в романе автор переименует его в Степана Лиходеева).
Освобожден. Но под Ростовом снежный занос. Может задержать сутки. Немедленно отправляйтесь Исналитуч
(какой-то сатирический вариант аббревиатуры, явно подразумевающий определённые слова, которые могли бы вычислить московские архивариусы),
наведите справки Воланде, ему вида не подавая. Возможно преступник. Педулаев"
(позже в романе эта телеграмма приобретёт вид: «Доказательство мой почерк моя подпись Молнируйте подтверждение установите секретное наблюдение Воландом Лиходеев», - этого было в те годы вполне достаточно, чтобы быть обвинённым в организации контрреволюционной группы, чего и добивался М.А.Булгаков).
- Снежный занос в Ростове в июне месяце
(«снежной занос» слишком нарочито, да и в конце апреля он всё же крайне редко, но возможен, Ялта гораздо мистичнее и невероятнее),
- тихо и серьезно сказал Нютон, - он белую горячку получил во Владикавказе
(сама логика писателя заставляет всех читателей путаться в хитросплетениях развития сюжета, подозревая автора в желании мистифицировать свой роман невероятными событиями; конечно, Маслов, он же Лиходеев, запойный алкоголик, и Владикавказ просто спасительная выдумка с точки зрения пьяницы).
Что ты скажешь, Библейский?
(следующий вариант фамилии Римского)
Но Библейский ничего не сказал. Лицо его приняло серьезный старческий
вид. Он тихо поманил Нютона и из грохота и шума кулис и конторы увел в
маленькую реквизитную. Там среди масок с распухшими носами две головы
склонились.
- Вот что, - шепотом заговорил Библейский, - ты, Нютон, знаешь, в чем дело...
- Нет, - шепнул Нютон. - Мы с тобой дураки.
- Гм...
- Во-первых: он действительно во Владикавказе?
- Да, - твердо отозвался Нютон.
- И я говорю - да, он во Владикавказе
(позже Римский практически сразу исключит возможность перемещения Лиходеева в город Ялту).
Пауза.
- Ну, а ты понимаешь, - зашептал Робинский
(новый вариант фамилии будущего Римского),
- что это значит?
Благовест
(вариант фамилии будущего Варенухи, Нютон и Благовест – это попытки внести в фамилию некое положительное звучание, обозначающее первооткрывателя и спасителя рядовых зрителей Театра Варьете)
смотрел испуганно.
- Это. Значит. Что. Его отправил Воланд
(безусловно, что это утверждение - специально подброшенная читателям мистификация с целью возникновения в литературном интеллектуальном сообществе путаницы, заблуждений).
- Не мож...
- Молчи
(молчать о том, что быть того не может, чтобы люди перемещались со скоростью света).
Благовест замолчал.
- Мы вообще поступаем глупо, - продолжал Робинский, - вместо того, чтобы сразу выяснить это и сделать из этого оргвыводы...
(то есть, надо отказаться от сомнений и принять действия Воланда на веру, без объективной критики)
Он замолчал.
- Но ведь заноса нет...
Робинский посмотрел серьезно, тяжко
(он смотрит глазами опытного человека, который понимает, что перечить Воланду и его сотрудникам опасно для жизни)
и сказал:
- Занос есть. Все правда.
Благовест вздрогнул
(он понял, почему противоречит логике его собеседник).
- Покажи-ка мне еще раз колоды, - приказал Робинский.
Благовест торопливо расстегнулся, нашарил в кармане что-то, выпучил глаза и вытащил два блина. Желтое масло потекло у него меж пальцев
(это неудачный, но смешной и путающий вариант развития сюжета).
Благовест дрожал, а Робинский только побледнел, но остался спокоен.
- Пропал пиджак, - машинально сказал Благовест. Он открыл дверцу печки и положил в нее блины, дверцу закрыл. За дверкой слышно было, как сильно и
тревожно замяукал котенок
(возможно, из этого котёнка родился потом образ несчастных репрессированных котов по всему Советскому Союзу?).
Благовест тоскливо оглянулся. Маски с носами, усеянными крупными, как горох, бородавками, глядели со стены. Кот мяукнул раздирающе.
- Выпустить? - дрожа, спросил Благовест...
Он открыл заслонку, и маленький симпатичный щенок вылез весь в саже и скуля
(мистика и недоговорённость в черновиках выполняет функцию отвлечения внимания читателей от реального развития действия в романе).
Оба приятеля молча проводили взорами зверя и стали в упор разглядывать друг друга.
- Это... гипноз... - собравшись с духом, вымолвил Благовест
(как бы сами персонажи не могут разобраться среди перевоплощений и фокусов Воланда, вызванных нечистой силой).
- Нет, - ответил Робинский.
Он вздрогнул.
- Так что же это такое? - визгливо спросил Благовест.
Робинский не ответил на это ничего и вышел.
- Постой, постой! Куда же ты? - вслед ему закричал Благовест и услышал:
- Я еду в Исналитуч. Воровски оглянувшись
(он явно опасается наблюдения со стороны сотрудников НКВД, понимая, что они в данный момент пристально наблюдают за перемещениями руководителей Театра Варьете).
Благовест выскочил из реквизиторской и побежал к телефону. Он вызвал номер квартиры Берлиоза и с бьющимся сердцем стал ждать голоса. Сперва ему почудился в трубке свист, пустой и далекий, разбойничий свист в поле. Затем ветер, и из трубки повеяло холодом. Затем дальний, необыкновенно густой и сильный бас запел, далеко и мрачно: "...черные скалы, вот мой покой.. черные скалы..." Как будто шакал захохотал. И опять: "черные скалы... вот мой покой..."
(мрачная каторжная песня иллюстрирует по замыслу автора, что телефон уже поставлен на «прослушку»)
Благовест повесил трубку. Через минуту его уже не было в здании
Варьете.