"Я не помню, чем кончился май. Стерся в памяти и июнь, но помню июль. Настала необыкновенная жара. Я сидел голый, завернувшись в простыню, и сочинял пьесу. Чем дальше, тем труднее она становилась. Коробочка моя давно уже не звучала, роман потух и лежал мертвый, как будто и нелюбимый"

(автор ясно даёт понять, что требования цензоров превращают пьесу в нечто голое, бесформенное, не живое и бездарное).

"Цветные фигурки не шевелились на столе, никто не приходил на помощь. Перед глазами теперь вставала коробка Учебной сцены. Герои разрослись и вошли в нее складно и очень бодро, но, по-видимому, им так понравилось на ней рядом с золотым конем, что уходить они никуда не собирались, и события развивались, а конца им не виделось. Потом жара упала, стеклянный кувшин, из которого я пил кипяченую воду, опустел, на дне плавала муха. Пошел дождь, настал август. Тут я получил письмо от Миши Панина. Он спрашивал о пьесе.
Я набрался храбрости и ночью прекратил течение событий. В пьесе было тринадцать картин".

Примечание.

Просто поток многозначных символов.
Персонажи обрели вполне конкретный вид, особенно на фоне золотого коня, который очевидно олицетворяет соблазн, подкуп.
Волшебная «коробочка» преобразилась в «коробку Учебной сцены».
Автор во время окончательной работы над текстом пьёт отвратительную стерилизованную кипячёную воду, в которой плавает трупик мухи.
Пьеса состоит из чёртовой дюжины картин.

М.А.Булгаков заканчивает главу «Золотой конь» множеством указаний на превращение пьесы С.Л.Максудова в образец искусства социалистического реализма.