Глава 2. Понтий Пилат. Деталь.
«- Иешуа Га-Ноцри, веришь ли ты в каких-нибудь богов?
- Бог один, - ответил Иешуа, - в него я верю».
Необходимое дополнение.
Вера в единого бога довольно популярное утверждение среди прихожан различных конфессий. Обычно так говорят верующие, чтобы избежать бессмысленных споров о том, чей бог истинный.
В действительности, каждая из известных современных мировых религий заявляет, что именно провозглашённый ими Бог и есть тот самый единственный на весь мир Всевышний Господь, а люди, верующие в другого Бога, как они считают заблуждаются.
Человек, утверждающий, что он верит в некоего абстрактного единого Бога, попросту лукавит, прикрывая этой фразой свою истинную веру либо пряча под ней свой оголтелый атеизм.
Никакого другого смысла утверждение «бог один в него я верю» не содержит. Это пустая отговорка, не обозначающая ничего.
Здесь Иешуа этими словами заявляет прокуратору, что они верят в разных богов, значит их понятия о нравственности, добре и зле, не совпадают.
Продолжим.
«- Так помолись ему! Покрепче помолись! Впрочем… - тут голос Пилата сел
(тот Бог, в которого верит Иешуа, не имеет понятия о милосердии),
- это не поможет. Жены нет? – почему-то тоскливо спросил Пилат, не понимая, что с ним происходит
(без бога, без семьи, без царя в голове, одними иллюзиями и жаждой власти живет Иешуа).
- Нет, я один.
- Ненавистный город… - вдруг почему-то пробормотал прокуратор и передернул плечами, как будто озяб, а руки потер, как бы обмывая их
(язык тела Пилата говорит о том, что вызывает в нём брезгливость Иешуа),
- если бы тебя зарезали перед твоим свиданием с Иудою из Кириафа, право, это было бы лучше
(надо было давить в зародыше коммунистические бредни сожалеет прокуратор).
- А ты бы меня отпустил, игемон, - неожиданно попросил арестант
(это лицемерная игра),
и голос его стал тревожен, - я вижу, что меня хотят убить
(проверяет произведенное впечатление Иешуа, должен он быть уверен, что попадет под покровительство Афрания, не должен его защищать и оправдывать прокуратор).
Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз и сказал:
- Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты?
(к сожалению, много раз в истории отпускал и миловал царь Николай Второй людей, говоривших куда более страшные вещи)
О боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место?
(пришло время, и царь занял это место)
Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесёшь хотя бы слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня!
(самой смерти недостаточно Иешуа, столь опасны его речи для здоровья общества)
Повторяю тебе: берегись!
- Игемон…
- Молчать! – вскричал Пилат и бешеным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на балкон
(изо всех сил гонит от себя несчастный отец в отчаянии иллюзорную надежду на исцеление сына, снова и снова терзающую его душу).
– Ко мне! – крикнул Пилат.
И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом.
Через минуту перед прокуратором стоял Марк Крысобой. Ему приказал сдать преступника начальнику тайной службы и при этом передать ему распоряжение прокуратора о том, чтобы Иешуа Га-Ноцри был отделен от других осуждённых, а также о том, чтобы команде тайной службы было под страхом тяжкой кары запрещено о чём бы то ни было разговаривать с Иешуа или отвечать на какие-либо его вопросы».
Необходимое дополнение.
Очень важный момент в тексте романа, не замечаемый большинством булгаковедов.
Прокуратор даёт чёткий приказ-«распоряжение», который нарушить или понять двусмысленно невозможно.
1. Иешуа Га-Ноцри сдаётся под непосредственный контроль начальника тайной службы, то есть Афрания.
2. Иешуа Га-Ноцри должен содержаться изолированно.
3. Иешуа Га-Ноцри в последнем перед казнью заключении не должен вступать ни с кем в разговор.
Эти положения приказа полностью отрицают вероятность случайного дополнительного издевательства над Иешуа, которое могло изменить его лицо и голос до неузнаваемости.
Этот приказ М.А.Булгаков вставил в роман исключительно с целью однозначного понимания развития сюжета.
На следующий день на столбе казнят вместо Иешуа Га-Ноцри другого человека.
Продолжим.
«По знаку Марка вокруг Иешуа сомкнулся конвой и вывел его с балкона».