Роман Булгакова «Мастер и Маргарита» видение не национальной, а человеческой трагедии: сводить его только к конкретным историческим реалиям советского периода, все равно, что сводить историю Ромео и Джульетты к порокам современного им феодального общества. Трагедия Мастера и Маргариты в том, что мир, в котором они живут, настолько жесток, что у них не остается иного выхода, чтобы сохранить себя и свою любовь, как последовать по пути, указанному им Воландом и Иешуа. И хотя сами герои здесь ничего не решают, а только покоряются чужой воле, суть дела от этого не меняется: в земном мире для них нет места. Право же награждение героев переселением за границу в какое-нибудь место избавленное от последствий очередной российской национальной трагедии, например на виллу в Швейцарии, или в замок в Англии, или в уютную хижину на необитаемом острове, выглядело бы совершенно нелепо и фальшиво. Я уже не говорю о том, что с точки зрения Вечности, которую представляют Иешуа и Воланд, это было бы еще и бессмысленно, ибо «все произошло из праха и все возвратится в прах» (Еккл.3:20). Именно поэтому в романе влюбленным взамен земных горестей, болезней, старости и неизбежной смерти дарован вечный покой, и, хочется верить, что и вечная любовь. Ведь каждому дается по его вере…
Конечно, если серьезно и критически разобрать награду Мастера, то ее с известной легкостью можно вывернуть наизнанку. Но эту же операцию можно проделать и с христианским раем, и с распространенным сказочным финалом – «Жили они долго и счастливо и умерли в один день», – и с чем угодно. Для подобного обращения любых грез в свою противоположность нужна лишь ловкость языка. Но мечту, как и любовь, и веру, нужно постигать не логикой, а сердцем: финал романа не реальный предел представления Булгакова о счастье, а только высота устремления к его Вечно Недостижимому Идеалу…
Замечу, что стилистически неверно говорить, что в романе «свет» антитеза «покою», так как у Булгакова как раз все наоборот: в романе именно покой реальная альтернатива мифологизированному христианскому раю. Черновые редакции романа свидетельствуют, что от редакции к редакции Булгаков последовательно возвышал как образ Воланда, так и судьбу Мастера. И если в одном из последних вариантов Мастер вместе с Пилатом направлялся в свет к Иешуа, в окончательной редакции к Иешуа отправлен только Пилат, Мастер же награжден собственным выбором писателя – покоем. Почему же писатель в итоге предпочел свету покой? – Думаю потому, что хоть и скудно, но все же доходящие до нас скупые вести о христианском граде небесном неумолимо свидетельствуют о некоторой суетности райского бытия с его добровольно-принудительными массовыми мероприятиями. Ибо хлопотно это… Не зря стремление к покою подчеркнуто и у Пушкина – «покоя сердце просит <…> На свете счастья нет, но есть покой и воля»[1]. Как отмечает Л. Яновская – «Мастер получает именно то, чего так жаждет, – недостижимую в жизни гармонию. Ту, которой желали и Пушкин <…> и Лермонтов <…> "Покой" мастера – на грани света и тьмы, на стыке дня и ночи, там, где горит рассвет и зажженная свеча помечает любимые Булгаковым сумерки, в нем соединены свет и тень…»[2]
________________________________________________________
[1] Пушкин А. С. Пора, мой друг, пора! ПСС: В 10 т. Т. 2. – М.: Наука, 1964.
[2] Яновская Л. Последняя книга или Треугольник Воланда с отступлениями, сокращениями и дополнениями. – http://abursh.sytes.net/rukopisi/yanovsk10c.htm