Вопреки широко распространенному убеждению современников и потомков, главная проблема Б. - это не проблема крушения белого дела и судеб эмиграции. В упомянутом выше разговоре с А. Н. Афиногеновым 9 сентября 1933 г. Булгаков заявил: "Это вовсе пьеса не об эмигрантах...". Действительно, даже в 1926 г., которым Булгаков датировал начало работы над Б., проблемы
идеологии и практики канувшего в лету белого движения, и даже проблемы только что почившего сменовеховства (в связи с закрытием в мае 1926 г. сменовеховского журнала "Россия" и высылки за границу его редактора И. Г. Лежнева (Альтшуллера) (1891-1955) у Булгакова был произведен обыск) не могли быть актуальными.
Замысел Б., вероятно, зародился у Булгакова еще в самом конце 1924 г. В дневниковой записи в ночь с 23 на 24 декабря он вспомнил ночной бой за Шали-аулом в ноябре 1919 г. Булгаков запечатлел картину своей контузии под дубом и "полковника, раненого в живот.
Бессмертье - тихий светлый брег...
Наш путь - к нему стремленье.
Покойся, кто свой кончил бег,
Вы, странники терпенья...
Чтобы не забыть и чтобы потомство не забыло, записываю, когда и как он умер. Он умер в ноябре 19-го года во время похода за Шали-аул, и последнюю фразу сказал мне так:
- Напрасно вы утешаете меня, я не мальчик.
Меня уже контузили через полчаса после него.
Так вот, я видел тройную картину. Сперва - этот ночной ноябрьский бой, сквозь него - вагон, когда уже об этом бое рассказывал, и этот, бессмертно-проклятый зал в "Гудке". "Блажен, кого постигнул бой". Меня он постигнул мало, и я должен получить свою порцию".
Характерно, что далее в записи осуждаются организованные коммунистами забастовки во Франции и деятельность там советского посольства, которую писатель рассматривал как направленную на разжигание в стране революции и гражданской войны. Симпатии Булгакова явно были на стороне белых - противников большевиков. Цитированные строки (без последней) из стихотворения Василия Жуковского (1783-1852) "Певец во стане русских воинов" (1812) стали эпиграфом к Б. Булгаков стремился оценить все стороны гражданской войны объективно и, как он писал в письме правительству 28 марта 1930 г., "СТАТЬ БЕССТРАСТНО НАД КРАСНЫМИ И БЕЛЫМИ". Эпиграф символизировал окончание эпохи революции и гражданской войны, Булгаков смотрел на нее уже из другого времени.
Образ безымянного полковника отразился не только в бесстрашном полковнике Най-Турсе из романа "Белая гвардия" и наследовавшем ему полковнике Турбине из пьесы "Дни Турбиных", но и в словах, которые в Б. произносит Хлудов: "Я в ведрах плавать не стану, не таракан, не бегаю! Я помню снег, столбы, армии, бои! И все фонарики, фонарики. Хлудов едет домой" (в позднейших вариантах: "Хлудов пройдет под фонариками" - намек на широко применявшееся повешение на фонарях).
Булгаков тоже вспоминал о прошлых боях как о чем-то гораздо более возвышенном, чем суровая поденщина в "Гудке". Он вполне мог сказать как генерал Чарнота, у которого, в отличие от Хлудова, не было на совести казней в тылу: "Я давно, брат, тоскую! Мучает меня черторой, помню я лавру! Помню бои!"
В замысле Б. важную роль сыграла статья писателя Александра Дроздова (1895-1963) "Интеллигенция на Дону", опубликованная в 1922 г. во втором томе берлинского "Архива русской революции". Самого А. М. Дроздова, "сменившего вехи", Булгаков в дневниковой записи 26 октября 1923 г. аттестовал "мерзавцем" за готовность в эмиграции сначала предложить свои услуги черносотенным монархистам вроде Н. Е. Маркова 2-го, а затем столь же охотно вступить в просоветскую редакцию "Накануне".
В "Интеллигенции на Дону" Булгакова привлек рассказ о крахе армии генерала А. И. Деникина (1872-1947) и последующей судьбе той части интеллигенции, которая была связана с белым движением на Юге России: "Но грянул час - и ни пушинки не осталось от новой молодой России, так чудесно и свято поднявшей трехцветный патриотический флаг. Все, что могло бежать, кинулось к Черному морю, в давке, среди стонов умирающих от тифа, среди крика раненых, оставшихся в городе для того, чтобы получить удар штыка озверелого красноармейца. Ах, есть минуты, которых не простит самое любящее сердце, которых не благословит самая кроткая рука! Поля лежали сырые и холодные, сумрачные, почуя близкую кровь, и шла лавина бегущих, упорная, озлобленная, стенающая, навстречу новой оскаленной безвестности, навстречу новым судьбам, скрывшим в темноте грядущего свое таинственное лицо. И мелким шагом шла на новые места интеллигенция, неся на плечах гробишко своей идеологии, переломленной пополам вместе со шпагой генерала Деникина. Распались дружеские путы, связавшие ее в моменты общего стремления к Белокаменной - и вот пошли бродить по блестящей, опьяненной победою Европе толпы Вечных Жидов, озлобленных друг на друга, разноязыких, многодушных, растерянных, многое похоронивших назади, ничего не унесших с собой, кроме тоски по России, бесславной и горючей".
В финале Б. схожими словами обращается к уезжающим в Россию Голубкову и Серафиме генерал Чарнота: "Так едете? Ну, так нам не по дороге. Развела ты нас судьба, кто в петлю, кто в Питер, а я, как Вечный Жид, отныне... Голландец я! Прощайте!" Для "потомка запорожцев" бег из Крыма в Константинополь, из Константинополя в Париж и обратно продолжается; для Голубкова, Серафимы и Хлудова он окончен.
Предшественником Хлудова в булгаковском творчестве был безымянный белый генерал из рассказа "Красная корона" (1922). К нему по ночам приходит призрак повешенного в Бердянске рабочего (возможно, этого казненного Булгакову довелось видеть самому). Трудно сказать, насколько в образе генерала из "Красной короны" мог отразиться прототип Хлудова Я. А. Слащев. Он к тому времени не успел еще выпустить мемуары "Крым в 1920 г.", но уже вернулся в Советскую Россию, чему в 1921 г. газеты уделили немало внимания, и ранее в Константинополе издал книгу "Требую суда общества и гласности" о своей деятельности в Крыму. С этой книгой автор Б. вполне мог быть знаком. Грозные слащевские приказы из этого труда могли повлиять на образ генерала-вешателя из "Красной короны".
Предшественник Понтия Пилата Цена крови Тайна смерти прокуратора Иудеи Даже Булгаков испытывал муки совести Голубков - это двойной Булгаков: писатель и философ-идеалист Читайте продолжение>>>
